Требуется чудо (сборник)

— Так я не закончил. Из любой ситуации, даже самой безвыходной, умный человек всегда найдет один-два выхода. Два есть: окно и дверь. Вали отсюда, пока можно.

— Куда? — спросил Ильин.

— Куда глаза глядят, — философски заметил Ангел. И Ильин недрогнувшей ногой перешагнул через несчастного гебиста и пошел к одному из двух выходов. Почему не к оконному пролому, который был куда ближе? Да потому, что, зорко увидел Ильин, к пролому через Тверскую неслись давешние крутые качки, а в гардеробе висела куртка Ильина, а идти куда глаза глядят без теплой одежды было вредно для здоровья.

— Помнишь, о чем я утром предупреждал? — скромно спросил Ангел. — О том, что ошпаришься. Вот и ошпарился, поздравляю.

Версия

Пришла пора поговорить о той малопонятной роли, которую играет в жизни этой России (вообще) и в жизни этого Ильина (в частности) серьезная организация с несерьезным названием «гебе».

Хотя почему этого Ильина? Россия — да, иная. Политика, экономика, быт — все иное. Мир — не тот, к которому Ильин привык за почти сорок лет нормальной (до мига с «МИГом») жизни. Но Ильин-то, Ильин, извините, тот же самый! А что ему, высококлассному инженеру-испытателю, почему-то удобно прикидываться здесь чуркой-слесарем — так это, опять же извините, его личное дело. Его и, естественно, гебе…

Как ясно показывает история нашего века, любая диктатура может держаться и тем более процветать, если опорой для нее служит либо сильная армия, либо сильная партия. Причем партия, как опять-таки не скрывает честная дама История, для диктатуры надежнее армии. Но ни диктатура партии, ни диктатура армии (Личность внутри диктатуры подразумевается…) не может существовать без системы тотального сыска, пронизывающей как партию и армию, так и нацию в целом, не исключая старцев и младенцев. То есть без вульгарного животного страха, который вселенский сыск, иначе — подозрение всех и вся во всем, рождает у любого нормального гражданина, не выдюжит никакая уважающая себя диктатура. Помянутая в скобках.

Личность, руководящая страной, партией, армией, должна вызывать у народа любовь, круто замешенную на страхе. Причем страх этот не обязательно должен быть страхом перед физической расправой. Куда эффективнее страх перед потерей житейских благ! Так сказать, перед отлучением от Общенародного Корыта. Создание такого Корыта — огромная заслуга диктатуры в странах, где означенные блага зарабатываются не трудом, не талантом, не подвигом даже, но — чинами. Чин гражданину дает партия (или армия, коли диктатура — военная), сообразуясь с лояльностью персоны, а уж лояльность определить не может никто, кроме как раз аппарата сыска. Иными словами, в таких системах диктатура держит в руках и воспроизводство житейских благ — по максимуму, на который способна, и их распределение — по минимуму, который определен ею же для каждого чина. Задачка из курса школьной алгебры: к некоему бассейну, то есть к Корыту, подведены две трубы, в одну все вливается, из другой кое-что выливается. Кому положено, тот котелок и подставит…

И вот вам закономерность. Как только диктатура переходит от системы распределения по чинам к системе распределения по труду, то есть от мнимого социализма к истинному, то постепенно сама слабеет, сдает позиции, даже вырождается, ибо исчезает у людей страх потерять место у Корыта, каждый сам себе лудит собственное корытце — по труду и по способностям, а даже оставшийся страх перед физической расправой (тюрьма, психушка, смертная казнь, наконец…), на коем продолжает стоять диктатура, весьма абстрактен для индивида. Где она, психушка? Какая она, тюрьма? Кто их видел?.. Известно: пока гром не грянет, индивид не перекрестится…

И постепенно служба тотального сыска, как бы она где ни называлась, становится государством в государстве, с нею — несмотря на любую демократию! — приходится считаться всем: и тем, кто правит, и тем, кем правят. Эта служба, то есть государство в государстве, предельно замкнута, закрыта от внешнего мира, живет по своим законам. И не дай бог кому-то нарушить какой-либо! Если эта служба строилась десятилетиями, если диктатура не жалела на нее ни средств, ни людей, если давала ей волю и бережно отгораживала от официальных законов, то пусть диктатура сдохнет — сыск останется жить! Он будет жить самоцельно. Он изо всех сил будет притворяться нужным. И юная доверчивая демократия поверит ему, потому что трудно не верить тому, кто изо всех сил и жутко искренне хочет тебя, молодую и наивную, охранить от всяких врагов. Юная демократия с пеленок усекла, что ее со всех сторон окружают несдавшиеся и затаившиеся враги, юная демократия хочет, чтобы ее защищали — пусть даже старый и прожженный сыскной аппарат, который к тому же для виду круто почистился. Говоря казенно: освободился от элементов, скомпрометировавших святое дело сыска в тяжкие годы диктатуры. Как тут не поверить! Ситуация, знакомая с детства: Красная Шапочка и Серый Волк.

Юная демократия, конечно, дура…

А когда она окрепнет и поумнеет, она уже привыкнет к партнеру, да и он привыкнет к ней, притрется к ее смешным лозунгам, станет, конечно, осторожнее, на рожон почем зря не полезет, но и афишировать свои действия по-прежнему не будет. А что он там делает — разве за всем углядишь! Тем более что все официальные, демократической конституцией утвержденные законы внешне соблюдаются партнером, это он и при диктатуре умел делать — внешне, дело нехитрое. А в пылу разных политических кампаний, до коих дура демократия весьма охоча, такой партнер очень даже необходим: ничто так не ценится в тесных коридорах любой власти, как знание людей. А кому их лучше всего знать, как не службе сыска…

Другое дело, если речь идет о странах, где демократия не билась насмерть с диктатурой, где и диктатуры не было, а коли была, то недолго и не успела означенную службу сформировать и укрепить. Так ведь это — не о Германии и не о России. В одной был Гитлер, НСДАП и гестапо. В другой — Сталин, ВКП(б) и НКВД. Когда СССР капитулировал в сорок втором, умные гестаповские начальники не стали ломать и корежить отлаженный энкаведешный многотысячный аппарат, просто кого-то поначалу посадили, кого-то отпустили в Африку (в Африке — гориллы, злые крокодилы стали их кусать, так те там быстро-быстро свою службу сыска восстановили), а остальных — профессионалов! — использовали по их прямому назначению. Да и тех, кого посадили, попозже выпустили и тоже к делу пристроили. Ну, были они социалистами, стали национал-социалистами — большая ли разница! Вывески меняются — дело остается. А опыт энкаведе плюс опыт гестапо — такая арифметическая сумма дорогого стоит! От нее откажутся только полные идиоты, которых, к счастью, не было у власти ни в свободной Германии, ни в еще более свободной России. Как, кстати, не было их и в руководстве Совсем Свободных Соединенных Штатов Америки, где профессиональные защитники демократии из эфбеэр вполне могли конкурировать с русскими и немецкими коллегами. Что изо всех сил и делали.

Так что прав был гебист Олег Николаевич, не захотевший принять от Ильина цитату из песни про бойцов невидимого фронта. Пусть «на первый взгляд» их служба казалась ненужной в мире свободного, демократического, плюралистического, гласного и перестроечного национал-социализма, но кто же умный довольствуется первым взглядом?..

Факт

В Москве Тит лечил Ильина у экстрасенса. Ильин еще в деревне прилично окреп и, хотя по-прежнему страдал головкой, по-прежнему влетал время от времени в черные провалы памяти, когда не то что происхождения — собственного имени не помнил, но вне означенных провалов чувствовал себя хоть куда. Так уж счастливо случилось, что речь к нему вернулась в последнюю очередь, практически уже в Москве, и не без помощи экстрасенса, поэтому Ильин и хотел бы, да не мог выдать себя дурацкими вопросами типа: «Где у вас тут ближайший военный аэродром?» или: «Как позвонить в Москву, в Генштаб?» А вопросы эти просились с онемевшего языка, но вот вам милый медицинский парадокс: немота — гарантия политической бдительности. Задай их Ильин, где бы он сейчас был?.. Это только вслух и прилюдно так считается, что в свободной России за инакомыслие не преследуют. За инакомыслие, может, и не преследуют, но если сие инакомыслие выдает… кого?.. шпиона, например, или кого?.. сумасшедшего, например, то для первых существуют исправительные лагеря, а для вторых — уже известные читателю психиатрические больницы.