Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 58



Берлин, 15 июня 1938 года

Как только Гейдрих появился в здании Управления безопасности, он тут же вызвал к себе Шелленберга, когда молодой офицер явился, Гейдрих сразу же перешел к делу:

— Как у вас продвигаются дела в совместной с абвером операции против английской резидентуры?

— Люди из абвера свели меня с резидентом английской разведки в Голландии. Вот уже год, как они пытаются через него выйти на агентурную сеть в Германии, но результаты пока незначительны. Я предложил им как-нибудь заинтересовать голландского резидента, например, имитировать группу высших офицеров, недовольных режимом и планирующих переворот. Они обещали это обдумать.

— Вальтер, вы забываете один небольшой нюанс: вы служите не в абвере, а в службе безопасности. Поэтому все подобные планы первым должен узнавать я, и только после моего одобрения эти планы могут проводиться в жизнь, независимо от решения руководства абвера. И все же, должен отметить, что идея ваша неплоха. Добавьте туда один небольшой штрих: пусть эта группа готовит покушение на фюрера и просит у англичан помощи. О том, какую помощь запросить, подумайте сами.

— Слушаюсь, группенфюрер.

— Меньше оглядывайтесь на абвер, берите на себя максимальную инициативу. Если потребуется, обращайтесь ко мне, и я постараюсь вообще освободить вас от опеки абвера. Мы с ними делаем одно дело, и руководить здесь должен тот, у кого это лучше получается. Идите и не забывайте держать меня в курсе дела.

Когда новоявленный начальник внешней разведки вышел, Гейдрих вызвал адъютанта и попросил пригласить к себе Мюллера.

Мюллер появился через несколько минут, он, как всегда, неуклюже отсалютовал, потом положил перед Гейдрихом на стол несколько папок.

— Я выполнил ваше поручение, группенфюрер, — доложил он. — Думаю, одно из них как раз то, что нам надо.

Гейдрих взял папки, начал перебирать их и спросил:

— Которое?

— Семья Гришпанов, группенфюрер. Сын проживает во Франции, занимается какими-то спекуляциями, жаден, психически неуравновешен.

— Очень хорошо. При депортации этих семей проявите особую жесткость. После депортации постарайтесь так, чтобы они отправили особо жалостные письма своим родственникам. Подумайте, может быть даже передать эти письма с нашими людьми. После передачи письма сразу начинайте обработку родственника. Если акцию будем проводить во Франции, то объектом акции должен стать фон Рат: последнее время он слишком пренебрежительно отзывается о нашей внешней политике в дипломатических кругах и становится объектом пристального внимания наших врагов.

— Слушаюсь, группенфюрер.

Мюллер уже собрался было уходить, но тут Гейдрих его остановил.

— Но я вас вызвал, собственно говоря, несколько по иному вопросу. Постарайтесь подыскать мне кого-то наподобие уголовника, который согласился бы выполнить очень щекотливое поручение, конечно, за определенное вознаграждение. Суть этого поручения я сейчас вам говорить не буду, но его исполнитель должен хотя бы мало-мальски разбираться во взрывном деле. Подумайте над этим, но не затягивайте.

— Слушаюсь, группенфюрер. Разрешите идти?

— Идите, Мюллер, и не забывайте, что оба эти задания относятся к категории чрезвычайно секретных.

— Так точно, группенфюрер.

Когда начальник гестапо вышел, Гейдрих какое-то время сидел погруженный в раздумья. Эта идея, которая сейчас крутилась у него в голове, пришла к нему случайно во время разговора с Шелленбергом, но чем больше он о ней думал, тем она ему казалась все более привлекательной.

«Надо все хорошо обдумать, — наконец решил Гейдрих, — а потом посоветоваться с Гиммлером».



И чем более невероятной казалась эта идея, тем больше она ему нравилась.

Пригород Берлина, 17 июня 1938 года

Геббельс снова пригласил Гейдриха и Гиммлера все в тот же ресторанчик, очевидно, ему не терпелось узнать, как продвигаются дела, связанные с поднятием энтузиазма населения.

После ужина он немедленно приступил к делу.

— Вы уже продумали, как мы осуществим ту акция, о которой я вам говорил?

Гиммлер снял очки, не спеша протер стекла и сказал.

— Я отдал приказы своим людям подготовить подробные инструкции на случай возникновения стихийного возмущения. На следующей неделе мне принесут предварительные проекты для ознакомления. Насколько я понимаю, главная задача сейчас лежит на Гейдрихе.

— Я подобрал несколько человек, которые могут подойти для такой акции, — сказал Гейдрих, — С ними уже начинают работать. И кандидатуру для жертвы я тоже подобрал: им скорее всего будет фон Рат. Последнее время он только и занят тем, что критикует все, что происходит в стране. Причем делает это в среде иностранных дипломатов. Те, кто не понимает, что он дурак, думают, будто у нас полстраны недовольно тем, что происходит. Но я в связи с этим подумал о другом, правда, мне нужен ваш совет и ваша поддержка. Я подумал о том, что эту акцию хорошо бы было объединить с покушением на фюрера.

Гейдрих, увидев испуганное выражение на лицах своих собеседников, сделал многозначительную паузу, а потом продолжил:

— Мы найдем человека, который заложит бомбу в том месте, где должен будет, например, выступать фюрер. Бомба, конечно, взорвется после того, как фюрер оттуда уже уйдет. Но на большинство населения это произведет потрясающее впечатление. Прибавьте сюда убийство фон Рата, и никто в мире не посмеет сказать, что выступления наших граждан были спровоцированы. Впоследствии мы «повесим» всю организацию покушения на англичан. У меня есть даже кандидатуры на эту роль. Ну, что вы на это скажете?

Почти на целую минуту над столиком нависла тишина. Первым заговорил Геббельс, обращаясь к Гиммлеру:

— А вы знаете, Генрих, ведь это гениальная идея! Я сам пойду к фюреру и поговорю с ним об этом. Это покушение как электричеством зарядит гнев народных масс. И такое быстро не забывается! Главное, надо будет почаще напоминать об этом!

— А вот с фюрером об этом говорить не надо, — как-то почти зловеще сказал Гиммлер. — Он уйдет, произойдет взрыв, мы поймаем преступника. Чем меньше об этом будут знать, тем лучше. Эту операцию, если уж проводить, то проводить с особой секретностью. В заговорщиков должен поверить не только народ, но и все руководство страны, включая фюрера. Вполне достаточно, что о задуманном в полной мере знаем мы втроем…

— Слишком рискованно, — засомневался Геббельс.

— Иначе нет смысла, — обрезал Гиммлер, — Давайте обдумаем эту идею в течение недели, а потом решим, стоит ли за нее браться.

Все это время Гейдрих хранил молчание. Сам он уже несколько дней и так и эдак обыгрывал эту операцию. Гиммлер был прав. Операцию надо произвести на свой страх и риск, больше никого не посвящая в детали. Чем больше людей из руководства страны поверят в это, тем выгоднее им с Гиммлером.

— Давайте остановимся вот на чем, — сказал Гейдрих, — вы неделю обдумываете это предложение, а я продолжаю пока подготовку людей. Через неделю мы снова собираемся и решаем — будем ли мы ее осуществлять.

На том и порешили.

Берлин, 20 июня 1938 года

В этот день с самого утра во всех более-менее крупных городах Германии чувствовалось необычное оживление. В разных направлениях сновали озабоченные люди в форме СС, непонятное оживление наблюдалось и среди полицейских. В этот день началось вручение повесток пришлым евреям. В повестках кратко сообщалось, что такой-то и такой-то должен в течение суток покинуть страну. В повестке указывался номер поезда и вагона, время отправления. С собой разрешалось взять не более пятидесяти марок и продукты на одни сутки. Внизу стояла приписка, что не подчинившиеся данному распоряжению будут привлекаться к административной ответственности.

В этот день все члены СС, независимо от того, к какому подразделению они относились, носили повестки, сдавали расписки в получении повесток, сверяли списки. В тот день таких повесток по стране разнесли более десяти тысяч.