Страница 12 из 16
Поместье «Айви-хаус» в Хемпстеде, на окраине Лондона, было поистине роскошным: огромный дом с оранжереей, где цвели тропические растения и жили экзотические птицы, великолепный сад и еще более великолепный пруд, где плавали ручные лебеди, и целая поляна тюльпанов перед открытой террасой… Луковицы элитных тюльпанов выписали из Голландии, и стоили они целое состояние. Но хозяйка дома могла себе все это позволить: она получала баснословные гонорары за свои выступления, была фантастически работоспособна и потому – фантастически богата.
Госпожа Павлова не только зарабатывала – тратила она тоже много. На прихоти вроде тюльпанов и экзотических птиц или, например, на елку – живую елку, которую ей непременно доставляли каждое Рождество туда, где она в данный момент находилась, иной раз куда-нибудь в тропики. И на необходимые вещи – такие как фантастической красоты сценические костюмы, разработанные Бакстом и Анисфельдом, или на декорации кисти Коровина, или на самые дорогие тапочки-пуанты, которые у нее на ногах просто горели: итальянский мастер Нинолини изготовлял для Павловой в год 2000 пуантов!
Анна была помешана на роскоши: она платала баснословные суммы за меха, туфли, шляпы, и наряды госпожи Павловой сразу же становились легендой и появлялись на страницах модных изданий. Европу охватила настоящая «павловомания»! Анна любила драпировать свою худую, угловатую фигуру в длинные шали с кистями – и эти шали a la Pavlova наводнили модные магазины. Она обожала тюльпаны – и голландцы вывели новый сорт Pavlova. Розы ей тоже нравились – и появилась пепельно-розовая роза Pavlova, своими махровыми лепестками напоминающая пушистую балетную пачку. В парфюмерных магазинах нарасхват шли духи Pavlova и мыло Pavlova. А кондитерские продавали шоколадные конфеты Pavlova с ее портретом и подписью на коробке.Кстати, шоколад балерина могла себе позволить. И позволяла. Она с детства была очень худой, тратила много энергии на репетициях, а уж на спектаклях выматывалась так, что, бывало, теряла два килограмма за одно выступление… Поэтому она ела шоколад. И десерты тоже ела. Еще о ее пищевых пристрастиях известно, что она всюду возила с собой русского повара. Павлова обожала гречневую кашу, осетрину и черный хлеб. Правда, утомляясь и нервничая, она совершенно теряла аппетит и от этого худела еще сильнее. Знакомые замечали, что с возрастом и без того тоненькая Анна становится «все менее телесной».
Анна Павлова в грим-уборной. 1920-е годы
Да, тюльпаны стоили целое состояние… Но полюбоваться их цветением Анна так и не успела – ей пришлось уехать в очередное гастрольное турне. Так что ее лебедями и тюльпанами любовались сиротки из приюта, который устроила Павлова на свои деньги и в своем доме. Вернее у нее было несколько приютов, а в «Айви-хаус» жили те девочки и мальчики, которых Анна нашла достаточно способными для обучения танцу. В отличие от большинства дам-благотворительниц, Анна не просто жертвовала какие-то деньги «на сирот», но реально контролировала, как живется детям в учрежденных ею приютах, хорошо ли их одевают, кормят и учат, и с этой целью устраивала инспекции столь неожиданные для служащих приюта, что те просто не осмеливались пренебрегать своими обязанностями или воровать. А те дети, которым довелось стать воспитанниками Павловой и жить в «Айви-хаус», сохранили самые теплые воспоминания о ее необыкновенной чуткости и доброте.
Анна Павлова очень любила и жалела детей. Наверное, она могла бы стать прекрасной матерью. Но для этого ей пришлось бы пожертвовать балетом… А балет для нее был дороже всего!Даже дороже жизни.
17 января 1931 года Анна Павлова прибыла на гастроли в Нидерланды, где ее давно ждали и даже вывели в честь «русского лебедя» особый сорт белоснежных тюльпанов. Голландский импресарио Эрнст Краусс встречал балерину на вокзале с букетом этих цветов, но Павлова уже тогда чувствовала себя плохо и, отказавшись выступить перед журналистами, немедленно отправилась в отель. Вскоре у нее повысилась температура и обнаружилась сильнейшая боль в груди. Несколько дней назад поезд, на котором ехала труппа Павловой, столкнулся с грузовым составом, и хотя серьезной катастрофы не случилось, с верхней полки упал кофр и ударил Анну по ребрам. Тогда этому не придали значения, и балерина была уверена, что отделалась лишь синяком. Так же легкомысленно она отнеслась и к простуде, полученной во время следующей поездки. А в Гааге созванные на консилиум доктора обнаружили у знаменитой балерины плеврит.
Ее можно было бы спасти, если бы она согласилась на операцию – удалить ребро и отсосать жидкость. Но тогда она не смогла бы больше танцевать… И Анна Павлова решительно отказалась от операции.
Уже умирая, в жару, в бреду, Анна продолжала твердить о предстоящих спектаклях, о том, чтобы машину за ней прислали пораньше, чтоб она могла дополнительно отрепетировать перед спектаклем, потому что «неважно себя чувствует». Дандре в отчаянии вызвал из Парижа доктора Залевского, которому Анна доверяла. Залевский попытался с помощью дренажной трубки откачать жидкость из легких и плевры, не вынимая ребра. По-видимому, это не удалось, и в ночь с 22 на 23 января 1931 года Анна Павлова скончалась. Ее последними словами, обращенными к мужу, были: «Принесите мне костюм лебедя…»
А своей личной горничной Маргерит Летьенн балерина прошептала напоследок, указав рукой на роскошное платье, купленное в Париже специально для торжеств, намечавшихся в Гааге, да так ни разу и не надетое: «Лучше бы я потратила эти деньги на моих детей».После смерти Анны отношения между Любовью Федоровной и Виктором Дандре совершенно разрушились. Еще в 1908 году Анна написала завещание, в котором своей единственной наследницей назначила мать. Дандре пытался оспорить завещание, довел дело до суда, но проиграл, поскольку не смог предоставить никаких документов, свидетельствующих, что Анна Павлова была его законной женой. Так что Любовь Федоровна доживала свои дни в «Айви-хаус», в окружении тюльпанов и лебедей. Правда, сироток там уже не было, их отправили в один из основанных Анной приютов. Но до самой своей смерти Любовь Федоровна следила за тем, чтобы в приютах все шло так же, как и при Анне.
Виктор Дандре пережил жену на 13 лет. Жил тихо и незаметно, писал воспоминания о своей великой жене. Умер в бедности, потому что не мог доказать, что был мужем Павловой, и не имел никаких прав на ее состояние. Интересно, что за всю совместную жизнь супруги фотографировались лишь дважды. Впрочем, Анна предпочитала позировать в балетных костюмах, в обнимку с партнером по танцу – или с любимым лебедем. Анна Павлова никогда не переставала думать о России. Она переводила значительные денежные средства для голодающих Поволжья, отправляла посылки ученикам Петербургской балетной школы, давала благотворительные спектакли в пользу русских беспризорников. Она все время говорила о возвращении на родину… И наверное, вернулась бы, если бы не Виктор Дандре и Любовь Федоровна, выступавшие категорически против. Ослушаться двоих самых главных для нее людей Павлова не могла и не стала ничего предпринимать для возвращения. Но мечтать продолжала, хотя говорила об этом все реже. Как-то в Индии, увидев обряд сожжения тела умершего, Анна пожелала, чтобы ее тоже кремировали, и добавила: «Так позже будет легче возвратить мой прах в дорогую Россию».
Анна в роли Одетты. 1914 год
Виктор Дандре исполнил желание Анны – правда, испросив прежде разрешения у Православной церкви, ибо православные признают только похороны в освященной земле. Священник Розанов, посетивший Павлову незадолго до ее кончины, в порядке исключения дал согласие на «огненное погребение».
Вопреки протестам русской эмиграции, желавшей, чтобы прах Павловой был захоронен на русском кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа, Дандре купил ниши 5791 и 3797 в крематории «Гоулдерс Грин» в Англии: для урны с прахом Анны и для себя – на будущее.Виктор никогда не сомневался в том, что в конце концов желание Анны быть похороненной в России осуществится, а извлечь урну из ниши проще, чем из земли… Единственное, на чем Виктор Дандре всегда настаивал, – так это на том, чтобы даже после смерти не разлучаться с Анной. Он даже оговорил в завещании особый пункт, согласно которому в случае перенесения урны с прахом Анны Павловой Виктора Дандре непременно должны были бы перезахоронить вместе с ней: «Я поручаю моим поверенным купить ниши 5791 и 3797 в крематории «Гоулдерс Грин» в качестве места для урн, содержащих мой прах и прах моей любимой жены Анны, известной как Анна Павлова. Я даю полномочия моим поверенным дать согласие на перенос праха моей жены и, если они сочтут возможным, также и моего праха в Россию, если когда-нибудь русское правительство или правительство любой крупной российской провинции будет добиваться переноса и даст моим поверенным удовлетворительные заверения в том, что прах Анны Павловой получит должные честь и уважение».