Тайник

— Аллах хотел этого, — сказал он тихо.

Огни «Ла Камолы» ярко сияли. Две неясные фигуры стояли у поручней и смотрели в темноту. Но темнота уже не была густой и непроницаемой, она становилась все прозрачнее и светлее. Уже можно было различать удаляющийся силуэт шлюпки.

Генрика!

Она еще спит, она не чувствует, что близится освобождение. На мгновение им овладело ощущение безграничного счастья. Но только на мгновение. Потом он поник головой, провалился в бездну отчаяния. Удастся ли им проникнуть на судно? Или в последний миг на палубе заподозрят неладное и, прежде чем группа заберется наверх, их всех перестреляют?… А потом и Генрику.

Он вытер вспотевший лоб. В кабине была мертвая тишина. Только прибой бился о берег да вдали тихо постукивал мотор шлюпки. Лодка вошла в круг света, падающий с палубы, потом вновь исчезла в тени корпуса судна. Один их тех, что стояли на палубе, повернулся и ушел. Из темноты вынырнула балка небольшого подъемного крана.

— Будут поднимать ящики, — шепнул Боукелика. — Теперь Суриц должен проникнуть на палубу, иначе все сорвется.

И тут загремел автомат. Четкий звук долетел до берега и потерялся в пустыне.

Войтех судорожно прикусил губу. Мужчина у поручней наклонился и упал в воду. По темному борту судна карабкались вверх неясные тени. Винтер в нетерпении выскочил из кабины.

Глухой пистолетный выстрел, пауза — и стрелок разрядил всю обойму. Им не удалось застигнуть команду врасплох, подумал он, парень у крана, видимо, опомнился.

И снова автомат! Он видел, как группа захвата разбегается по палубе. Боукелика стоял сзади и неподвижно смотрел на судно. Снова застучали автоматы, короткие быстрые очереди. Потом раздался гулкий звук взрыва. Они вопросительно посмотрели друг на друга. Граната?

Теперь палуба была пуста и все так же ярко освещена. С моря поднимался легкий белый туман. Светлая полоса отделяла небо от моря. Утро. И вдруг из тьмы на корме вынырнули две фигуры и бросились к поручням.

Генрика, подумал Войтех, Генрика свободна!

— Генрика! — закричал он и побежал к воде. — Генрика…

Люди на палубе остановились, один из них взмахнул поднятыми руками.

— Генрика! — И в эту минуту ослепительная красная вспышка ударила по глазам. «Ла Камола» приподнялась, вытолкнутая из воды огромной силой, разломилась и медленно, тяжело погрузилась в волны.

Темнота! Мир перестал существовать.

— Генрика! — выкрикнул он в отчаянии. Воздушная волна сбила его, он ударился головой о мокрый песок. Бесполезно, все было бесполезно.

Носовая часть мгновенно исчезла в волнах, а корма еще минуту или две глядела в безучастное небо. Поднятая взрывом волна докатилась до берега, подхватила его коленопреклоненное тело и потащила за собой. Напрягая все силы, он пытался выбраться на берег, но разбушевавшиеся волны тащили его прочь. Капитан Боукелика подал ему руку, увлек к вертолету. Он долго слепо смотрел на пустынные воды.

Рассвет, сизая голубка.

— Аллах хотел этого, — прошептал Боукелика, потом повернулся и заорал на пилота: — Давай! Давай их обоих сюда!

Герман и Альдо были выброшены на мокрый песок. Они ворочались, пытаясь встать. Со скованными руками им это не удавалось.

Море успокаивалось.

— Вы свиньи, проклятые свиньи! — застонал Боукелика и дернул затвор автомата. — Вам теперь ничто не поможет!

— Нет! — звериный крик вырвался из горла Германа. Ему удалось подняться на колени. — Нет! Я знаю, где находится та женщина! Ее не было на судне!

Вдалеке показались два сторожевых катера. На огромной скорости летели они к месту взрыва. Морские силы Сурица. Теперь от них не было никакого толку.

Палец замер на спусковом крючке.

Винтер бросился на Германа, схватил его за горло:

— Я сам ее там видел!

— Да, видел, но ее сразу же увезли в другое место. Ее нельзя было держать на судне.

— Доктор! Опомнитесь, доктор! — Ствол автомата опустился, Боукелика оттолкнул его в сторону. Потом схватил Германа за воротник и поднял. — Говори! В твоем распоряжении минута!

Тот насмешливо покачал головой:

— Можешь нас обоих прикончить, но ничего о ней не узнаешь. Теперь я буду предлагать условия! Если дадите нам улететь, укажу это место. Иначе от меня ничего не добьешься!

Боукелика беспомощно глянул на Войтеха, потом снова поднял автомат.

— Ты воображаешь, что можешь тут наболтать все, что угодно, а мы тебя отпустим? Я предпочитаю рискнуть тем, что ты ничего не скажешь.

Чуть слышно щелкнул предохранитель. Лицо Германа стало желто-серым. Альдо свернулся в клубочек, уткнув лицо в ладони.

— Доктор, — захрипел Герман, — ведь вы образованный человек. Вы же понимаете, что шансы у нас равны. Где гарантии, что вы отпустите меня, если я назову это место? Вы должны верить мне на слово, как и я вам. Сами вы без меня никогда не узнаете, а если и узнаете, то будет поздно. Наш человек имеет специальные инструкции. Я назову вам то место, а вы…

Катера кружили по бесцветной воде. Все вокруг было лишено цвета. Последние минуты ночи — и первые мгновенья зарождающегося дня. Войтех подумал, что человек, махавший им руками, мог быть инспектором Сурицем. Может, хотел дать знак, что Генрики нет на судне.

— Да, — выговорил он хриплым, бесцветным голосом, — шансы у нас равны. Я бы согласился на этот обмен, капитан.

— А Суриц, а его люди? А доктор Тиссо? Вы думаете, я могу дать им уйти просто так? Что бы сделал на моем месте Суриц?

— Вероятно, пошел бы на компромисс, — сказал Винтер. — Мертвым мы уже не поможем, а ее еще есть надежда спасти. Суриц никогда не верил в идеальную справедливость и в окончательную победу. И компромисс может означать успех.

— А как я за это отвечу?

— За это буду отвечать я, капитан.

— Вы иностранец и к тому же — неверующий, — сказал тот пренебрежительно.

Они замолчали. Катера все еще кружили по спокойной поверхности моря.

— Ну и где вы ее скрываете? — снова с отвращением спросил капитан.

Герман глубоко вздохнул и, не говоря ни слова, протянул скованные руки.

— Этого ты не дождешься! — закричал капитан. — Я предам тебя суду! Мы здесь не в Италии, у нас тебя повесят! Или отрубят голову. Никогда тебя не отпущу!

— Так, значит, она умрет, — застонал Герман. — Это вы ее убьете, а не я. Помешайте этому, доктор!

Войтех бросил на Боукелику растерянный взгляд. Запугивает он Германа или всерьез? Да, здесь не Италия, перед исламским судом у террористов, вероятно, нет шансов.

Катера с ревом приближались к берегу.

— Как только они пристанут — будет поздно, — сказал Боукелика. — У тебя последняя возможность сказать правду, и мы защитим тебя. Это французы, люди Сурица, они не станут тебя судить, а просто сдерут шкуру. Выбьют из тебя все, что захотят.

— Может быть, выбьют, — прохрипел Герман. — Но вашей даме это не поможет. Она уже сдохнет. Если не будет условленного сигнала с «Ла Камолы», ее прикончат сегодня же. У нас на любой случай разработаны инструкции. Нас вы не переиграете. С удовольствием позволю себя застрелить, лишь бы увидеть, что у вас ничего не вышло! — Он громко захохотал, поднял руки, как будто хотел стереть пот со лба, и наручниками ударил Боукелику в лицо.

Автомат загремел.

Тело Германа затряслось, будто он попал под высокое напряжение. Он дернулся и повалился лицом в песок. Желто- зеленый от страха Альдо что-то кричал. Под телом Германа начало расплываться большое темное пятно. Войтеху стало плохо. Конец! Никогда им не узнать, где ее спрятали.

— Боже мой, капитан, — застонал он.

— Вы предпочли бы, чтобы он пристрелил нас? — спросил тот, стирая кровь со лба. — Чтобы они потом снова нас шантажировали?

— Мы никогда не узнаем, куда ее спрятали!

Моторы катеров затихли. Тишина, только плеск волн. Скрежет песка под килем. Две группы вооруженных людей устремились к вертолету.