Тройное Дно

Елсуков осторожно покинул оружейную комнату, шаг за шагом возвращаясь в реальный, но уже так нехорошо изменившийся мир. Он внимательно обследовал все помещения, потом запер входную дверь своего кабинета, пригибаясь, добрался до телефона местной связи на столе и набрал номер 11 — пост на главных воротах. Трубку никто не взял. Тогда он попробовал вызвать Абрамкина, то есть набрал 13. На восьмом звонке тот взял трубку.

— Что происходит?

— Товарищ капитан, я слышал выстрелы. Залег. Потом ко мне попробовал приблизиться сержант Полуянов, и я открыл огонь согласно уставу.

— Молодец. Что теперь? Где он?

— Отполз. Потом я не знаю… А кто стрелял?

— Это Полуянов, кажется, расстрелял пост и пытался убить меня. Слушай внимательно. На время оставляй свой пост и скрытно продвигайся к воротам. Если что, разрешаю Полуянова бить на поражение. Все понял?

— Яснее ясного.

Минут через десять Абрамкин доложил по телефону, что Стасов и Славкин мертвы, одного автомата нет и нет в прямой видимости взбесившегося сержанта.

После этого Елсуков позвонил в котельную, удостоверился, что там все в порядке, и, справедливо решив, что Полуянов уже далеко от части, решил прояснить обстановку. Зрелище разоренной столовой с трупом Салова на полу, обильная растекшаяся кровь с гильзами под сапогами довершили процесс миросозерцания на данный момент. Было очевидно, что дело у Полуянова сорвалось по какой-то причине, которую теперь уже не узнать, пожалуй, никогда. Если он решил покончить со всеми, то можно было выбрать другое, более удобное время. Значит, что-то произошло при смене караула. И после того как это что-то произошло, он и решился на мятеж. Разумных поводов, впрочем, не приходило в голову.

Время тишины приказало долго жить. Нужно было звонить полковнику. Тот примчался в часть незамедлительно. То есть за два часа сорок минут, взяв такси за какие-то совершенно безумные деньги, так как «собственные колеса» на зиму он ставил в гараж, а из части приехать за ним было попросту некому.

После принятия доклада и осмотра последствий уикенда во вверенной ему части полковник приказал Абрамкину оставаться на посту, капитану — прикрыть тела убитых брезентом там, где они остались, увел Елсукова к себе и белыми от ужаса губами повел такие речи:

— Коля, теперь нам конец. Точнее, мне конец.

— Да успокойся ты, Гриша. Эта стрельба стоит у нас от Курил до Калининграда. Ну приедут, ну напишут акты. Ну переведут тебя в другое место. Ну меня переведут. Жить-то дальше надо.

— Ты меня не понял, Коля. Никаких переводов не будет. Меня расстреляют.

— Ты водки еще выпей и успокойся.

— Я скоро совсем успокоюсь. Ты знаешь, что у нас хранится в бункере?

— Изделие 2341. Комплект учебной аппаратуры.

— У нас, Коля, хранятся скрытые резервы. Это не нашего ума дело. Может быть, эти изделия продать наверху хотят, может быть, для будущей войны употребить. Как бы скрыты они от посторонних глаз.

— Какие, на хрен, изделия? По виду как бы…

— Вот что, по-твоему, эти «как бы»?

— Ну, элементы направляющей. Длинные, тонкие.

— Вот и введут мне длинного и тонкого. А может быть, и тебе. Это оружие нового поколения. Ракеты. Портативные и мощные. Высокоточное оружие. В них компьютер. Те же крылатые ракеты, только компактные. Для пуска с нашей установки.

— Да хоть бы ядерные боеголовки. Тебе-то что? Там же все цело?

— Нет, Коля. Не цело. Одной не хватает.

— Так. Уже интересней. И где же она?

— Где, где. В п…де.

— Продал?

— Продал.

— Чтоб квартиру получше купить?

— Да какая разница, Коля.

— Ты вроде бы Родину предал. Кому продал-то?

— Да кому надо.

— Шутишь?

— Какие шутки. Я же комиссоваться должен был. Вчистую. Потом и концы в воду. Те, кто это добро привез к нам, сейчас далече. Они не скоро за своим товаром вернутся.

— Для уличных боев?

— Какая половая разница? А сейчас что? Комиссия ведь будет. Там знаешь сколько крючкотворов? Они ведь все разроют. Я этого гада Полуянова загрыз бы зубами.

— Так что же ты хочешь?

— А вот то и хочу, что молчать. И ты молчи, Коля.

— Гриша, так как же? У нас ведь два штыка осталось.

— Плюс вольнонаемные. В котельной. Это все свидетели.

— И что?

— Свидетели нам не нужны.

— Ты мне предлагаешь Абрамкина «определить»?

— А что делать?

— Я сейчас, пожалуй, позвоню кое-куда. Я, Гриша, ракет не воровал. И убивать солдат своих не буду. Ты уж меня извини.

— А меня?

— А что же делать?

— Ну неужели же мы сделать ничего не сможем?

— В рамках законности — нет. Денег-то много дали?

— Много, Коля. Очень много.

— И еще дадут?

— Что ты сказал сейчас, только что?

— Еще, говорю, дадут?

— Эти уже не дадут. Но есть другие. Как говорится, маркетинг проведен.

— Ты, маркетолог, лучше скажи: Полуянов знал про твои делишки?

— Когда ты был в Приозерске, в санатории, я машину покупателя загонял в бокс. Когда загружались, был только я и люди из Москвы. И точно, на этот раз без Полуянова не обошлось. Тельфера заедают в боксе. Причем оба. Я с ними не совладал. Покупатели тем более. Пришлось Полуянова призвать, у него руки золотые, и он у нас все чинит, ведь он же, Коля?

— Он, он… И что?

— Он догадался, что груз не простой. Пронюхал как-то.

— Дело нехитрое. Кто давал тебе на хранение ракеты?

— Есть один опытный завод в Москве. У меня там с академии дружок…

— Дружок… Ты хоть понимаешь, что вот так, по дружкам, по семейкам все и порушили? Ты же предатель, Гриша.

— Коля, а жить-то как?

— Да вот так. В палатках в чистом поле! Тебя что, палками в армию гнали? Шел бы в торговлю и жил себе!

— Коля, что ты несешь. То ж при большевиках было. В другом измерении.

— Измерение у нас, Гриша, одно.

— Что же делать, Коля?

— Иди ты. Не знаю. Впрочем, есть у меня один план. Дальность какая у изделий? Тактико-технические данные-то помнишь?

— Дальность небольшая. Пятьдесят верст. Она же маленькая, почти игрушечная.

— Так вот, отвезти ее в Москву втихую, заправить маршрут в компьютер…

— Я боюсь, Коля, и без нас заправили…

— Ты кому сдал изделие, отвечай…

— Знакомому одному мужику. Он в городе живет.

— Он что, из иностранной разведки? На них замыкается?

— По всей видимости.

— Ну и слава Богу. У них примерно такое же есть наверняка. Хуже, если нашим кирбабаям. Покупателей твоих не Саидом с Шамилем звали?

И тут полковник пустил скупую мужскую слезу.

— Поплачь, поплачь. Легче станет.

— Что делать-то?

— А ничего. Все теперь зависит от того, как себя поведут Абрамкин и вольнонаемный оператор котельной.

— Коля, давай убьем их.

— Я тебя убью. Я тебя самого убью! Слушай меня внимательно. Никаких нарядов, никаких увольнений. Мы стоим на отшибе. Мало ли что стреляли. Первым делом вольнонаемного, кстати, когда у него смена, утром? Запирай его на губу. Утром садим их с Абрамкиным в автомобиль и везем, как бы для ответа, для показаний. И где-нибудь держим несколько дней.

— Где?

— Да на даче твоей. Продумать только все. Аккуратно. Чтобы они не думали, что арестованы. Ты покупателя своего можешь найти быстро?

— Могу.

— Пусть подключается. Есть сейчас немало отличных частных тюрем.

— Хорошо. Но потом-то что?

— А потом ставим на довольствие других людей.

— Каких еще других?

— Ты что, не знаешь, сколько безработных сейчас? Потом, есть военно-исторические клубы. Кстати, у меня знакомство в одном. Дадут нам людей. Мы с ними проведем работу. Ты им денег дашь. Ведь дашь денег?

— Дам.

— Вот. Мы получаем отсрочку.

— Это что же, ряженые?

— Для них это будет как игра, на всем положенном довольствии. Можем даже больше набрать. Посты выставить. Только, естественно, без боевых патронов. Со штык-ножами.

— Ну а после, после-то что?

— А то, что Полуянов вернется. Он понял, что ракеты левые. Наверняка у этого хозяйственного парня также есть покупатели. Никакой усиленной охраны объекта здесь не предвидится. Ты хоть знаешь, что в боксик можно проникать, не снимая печатей, не трогая замков? Там же крыша разобрана.