Черный нал

Была и еще одна зацепка. Город Либава. Там я знал всех, в рамках дозволенного. Но вот Ежова Валентина Ивановича с улицы Я Судмаля не знал, хоть тресни.

— Пора выбирать позывные. Ты, естественно, будешь Кэт. А я буду Пес. Не хочешь съездить в командировку?

— А кто меня посылает?

— Фронт индивидуального спасения. Вот спасемся и начнем все сначала. Поедем со мной в русский поселок. Рыбу тебя научу ловить.

— Прежде тебе придется научить меня азам конспиративной работы. Это по списку твоему?

— По нему. Ты человек в законе. С паспортом. Перемещаетесь вы тут по своей Балтии свободно. Съезди в Либаву. Давно не была. Кстати, помнишь, раньше в военкомате работала девица? Имя у нее еще странное для тех мест — Ипполита.

— Полька-то? Знавали такую.

— Может, она помнит, что да как?

— А что я ей скажу? Дайте полные сведения на товарища Ежова?

— Мы это обдумаем. Что-нибудь связное выдадим. Например, к тебе сватается в Таллине Ежов Иван Валентинович. Не тот ли сынок? Что вообще за люди? Ты, мол, ломать да корежить опять не хочешь. Ну что-нибудь в том направлении. Резких движений не делай. Приключений не ищи. Привези мне горсть песка с родины да янтарный камешек. А я пока тут поживу, подумаю. Газеты почитаю. Может, на курсы риэлтеров запишусь. Внедряться так внедряться.

Утром Кэт уехала, обещая вернуться дня через три-четыре, оставив телефон, по которому ей можно звонить в Либаву. Но мне внедриться никуда было не суждено.

Питерские газеты можно было покупать на вокзале, что я и проделывал каждое утро, путешествуя на трамвае “двоечке” минут двадцать. Потом в баре на втором этаже я прочитывал их от корки до корки, снизу вверх и по диагонали. На этот раз чтение оказалось недолгим. Печальный мортиролог увеличился еще на одно имя, — сообщала молодежная газета. — Вчера в подъезде собственного дома двумя выстрелами был убит журналист газеты „Недвижимая собственность" Виктор Княжнин. Убийцы скрылись на автомашине иностранной марки. Убийство произошло примерно в час ночи, приблизительно в это же время помещение редакции подверглось нападению неизвестных, которые произвели настоящий разгром, после чего подожгли помещение. Судьба охранника неизвестна. Для того чтобы получить пулю, журналисту вовсе не обязательно ехать в горячую точку. Горячей точкой стала вся страна. Ее ждет коллапс”.

Главная газета города: “Виктор был простым журналистом, который не грешил острыми материалами. Да и материалов такого рода, о недвижимости, в нашей прессе в последнее время не появлялось. Предмет этот очень специфический. Покупка и продажа квартир, строительство домов, спекуляции земельными участками — это лишь вершина того айсберга, до основания которого добраться нынешним рядовым и младшим командирам пишущего о недвижимости корпуса не просто затруднительно, а невозможно. Тем более не хочется добираться, так как в последнем случае пишущий может уподобиться некоторому животному под кроной развесистого дерева”.

Специальная газета: “Вот мы и понесли потери. Мы знали Виктора как честного, талантливого человека, хорошо знавшего свое дело…”

— Дай-ка мне, товарищ, джина.

— Товарищи за Нарвой. Вам с тоником или чистого?

— Чистого. Вот тот фужер, до половины.

— Вы пьете действительно не как господин.

— Дайте мне еще бутылку с собой. Буду пить в общественном транспорте. Как он называется? “Гордон”?

В этот полдень я не пошел на прием к служащим “Юрвитана”. Я долго странствовал по достославному городу, где уже был убран снег с улиц, а апрельское солнце даровало покой и надежду многим полноценным и не совсем полноценным гражданам, предавшимся, как и я, праздношатанию. Пропади пропадом список этот дурацкий и поиски не понять чего. Останусь здесь, куплю себе документы, устроюсь на работу, заживу с Катей спокойно и рачительно, а там пусть они все перебесятся, перебьют друг друга, перестреляют. Только вот уже никто не впустит в мой опустевший дом кота Байконура. Сейчас он где-то на чердаке, а может быть, в подвале, грязный и неопрятный, приходит по вечерам к запертой двери, скребется и воет, аки зверь. А дверь наверняка опечатана преемником Струева. Надеюсь, Птица глубоко и надежно укрылся от карающей руки тех, кто бережет… Что они там берегут? Нужно отозвать Катю из Либавы и выйти из этого дела.

Я позвонил в Либаву из ближайшего таксофона. Никто не брал трубку.

Комната у нее опрятная, вот и салфетки с вышивкою, и накидка на диван, и платья в шкафу. Она уже сложила зимнюю одежду и вывесила платья. Вот это я хорошо помню. Синее в талию, ниже колена. Пятнадцать лет прошло, а все как новое. Как чудно мы теперь заживем вдалеке от шумных столиц.

Я позвонил в Либаву еще раз ближе к полуночи.

— Привет. Над всей Латвией безоблачное небо. Пляж так же бел. И снега почти нет. Привезу тебе самый большой кусок янтаря.

— И побыстрее. Если утренние поезда не отменили, возвращайся немедленно.

— Что случилось?

— Все становится слишком опасным. Дома расскажу. Ты еще не задавала никому никаких вопросов?

— Почему же. Я добросовестный агент. Была у Ипполиты.

— И что?

— Конечно, она ничего не помнит. Только то, что он был приписан к флоту. А у нас в запасе был по обычной категории. Вот и все.

— Все. Я понимаю: ностальгические воспоминания и желание погулять по родному городу, но возвращайся. Ближайшим автобусом до Риги, а там поезд в два часа.

— С тобой что-то происходит?

— Возможно.

— Никакого поезда в два часа больше нет. Есть только ночной. Если хочешь, я посижу у подруги. До завтрашнего вечера. Даже не пойду никуда.

— Я тебе позвоню в полдень.

— Не переживай. Наше дело правое. Победа будет однозначно. — И она повесила трубку.

Я испугался за нее безумно. Чтобы уснуть, мне пришлось подтвердить предположение бармена с вокзала. Очнулся я в десять утра и тут же побежал к таксофону. Телефон не отвечал.

— Как обычно? Может быть, в граненом стакане?

— Мне кофе, товарищ. Много работы сегодня.

— Работа в офисе? Или на свежем воздухе?

— Вот прочту в газете прогноз погоды, тогда и решу. “Видимо, это простое ограбление редакции, где, по мнению преступников, могли храниться большие суммы рекламных денег. Интересно, что и у убитого Виктора были украдены все личные вещи, часы, бумажник, документы. В интересах следствия — пока не называть возможные причины, но всего вероятней речь идет о криминальной разборке. Сейчас проводится оперативная работа по определению круга знакомств убитого журналиста”.

И тогда я решил еще раз посетить “Юрвитан”. Сейчас по всем подразделениям фирмы должна пройти легкая нервозность. Ведь ждет же меня еще господин Силаев?

И вновь объяли мя воды до глубины души. Потащило под лед, лизнуло лицо холодным языком нежити, положило на плечи мягкие, только в миг смешного прощания становящиеся стальными, состоящими из глумливых хрящей, лапы. По перрону таллинского вокзала, по первому пути, покинув второй вагон, шел Рома. А кабы я знал, так убил бы его вовсе. Приложил бы фомкой наверняка.

Он сонным был еще, едва покинувшим чрево вагона и, как видно, вчера уснувшим за полночь, и я проскользнул мимо и сбоку, не узнанный, но отпечатавшийся где-то там в подкорке, боковым зрением введенный в компьютер под кепочкой. Я остановился возле третьего вагона, за группой из проводников и компашки с сумками, кои они вытаскивали из тамбура и громоздили на асфальт. И тогда я увидел Катю, и воды отпустили меня, и разжались когти, и шевельнулись сочленения лап. Я шагнул ей навстречу, и обнял, и поднял, и отпустил. И тогда перрон стал ступенькой в серебряную галиматью звездных миров. Мы шли с тобой по Млечному Пути, по щиколотку в звездах утопая, а на одеждах пыль была какая…

Я вышел из реальности в иные миры, и совершенно напрасно. Из последнего вагона поезда спустился по ступенькам на суверенную эстонскую землю, скрытую еще не износившимся советским асфальтом, Вальтер. Вереница бывших пассажиров с сумками и без оных покинула перрон, и лишь последние укладывали на тележки носильщиков ковры, потому любитель сосисок и пива в чужой квартире узнал меня, приостановился, достал пачку сигарет и прикурил, а потом взял мотор и установил место моего пребывания.