Страница 42 из 71
Марина остановилась у первой же машины и после непродолжительных переговоров сделала знак Севастьянову чтобы он садился назад. Сама фээсбэшница без малейших сомнений расположилась на переднем сиденье, всем своим видом демонстрируя полнейшую независимость. "Да, женушка похоже досталась изрядно зараженная феминизмом! — усмехнулся про себя Севастьянов, покорно занимая указанное место. — Но мы до поры до времени от супружеских сцен воздержимся, пусть пока порезвится всласть!" Он отметил про себя, что Марина сразу назвала таксисту точный адрес гостиницы, значит готовилась заранее, изучала карту, возможно смотрела даже фотографии, для сотрудника спецслужб мелочей при выполнении задания не существует. Скорее всего и гостиница в которой они перед отъездом забронировали себе двухместный номер тоже не простая, наверняка среди персонала есть доверенные лица, которые возможно даже не подозревают, что получают деньги от российского ФСБ, но без малейшего колебания окажут необходимую помощь и содействие прибывшему в город оперативнику. Хотя возможно это лишь домыслы его воспаленного мозга, в последнее время везде ищущего заговоры и шпионов. В любом случае держаться стоит того, что везут его сейчас вовсе не в обычный, случайно выбранный по соотношению цена-качество, отель. Надейся на лучшее, а рассчитывай на худшее, так что будем пока исходить из этих соображений, а уже на месте осторожненько разберемся. Ну а пока можно немножко расслабиться и не думая о предстоящем поглазеть на местные достопримечательности.
Удобно откинувшись в мягком эргономичном сиденье иномарки Севастьянов с любопытством глядел в окно. Таксист свое дело знал и ловко ввинтившись в транспортный поток текший по городским улицам держал равномерную скорость никуда особо не торопясь, но и не позволяя особо ретивым участникам дорожного движения подрезать и обгонять свою машину. Севастьянов бывал в Киеве и раньше, правда очень давно, еще при Союзе, да и сам он в то время был еще вовсе мальчишкой. Детская память сохранила немногое, но даже это немногое, разительно отличалось от той картины, что открывалась ему сейчас из окна неспешно плывущего в транспортном потоке такси. Киев изменился, строгая красота зданий, широких проспектов и усаженных каштанами аллей оказалась размыта неоном реклам, множеством ярких броских плакатов на чужом языке, порой английском, порой украинском. Город напоминал сейчас Севастьянову женщину вульгарно размалеванную гротескным слишком агрессивным и оттого безвкусным макияжем, хотелось оттереть с его лица все эти чужеродные пятна. Смыть, чтобы из-под них проступила так врезавшаяся в память прежняя краса, чтобы хоть на миг вернулось то беззаботное солнечное детство в котором он неспешно шел по тротуарам, что мелькали сейчас за автомобильным стеклом уносясь прочь. Он даже придумал что-то вроде игры — смотрел на вынырнувшее впереди из толчеи жмущихся друг к другу домов здание с особенно броским плакатом на фасаде, переливающемся неоновым огнем, врезающимся в глаза с беспощадной эффективностью, просчитанной десятком художников и дизайнеров от рекламы. Смотрел, а потом, прикрыв на секунду глаза, пытался представить себе, как выглядел бы дом без этого чужеродного спрута, охватившего его щупальцами растяжек. И город на глазах преображался в его воображении, радостно избавляясь от густыми безвкусными мазками нанесенного грима, вновь обретая прежнее величие. Так он и ехал, стирая силой мысли слой за слоем накопившееся здесь уродство, очищая город, делая его прежним, милым и добрым. Он так увлекся этой нехитрой игрой, что чуть не пропустил момент прибытия, очнувшись лишь в тот момент, когда такси ловко прянув вправо вывалилось из общего потока машин в тихую узкую улочку, зажатую с двух сторон высящимися как неприступные стены горного ущелья многоэтажками.
В одной из них и располагался выбранный для них отель. Ничего особенного, даже на стандартные три звезды он вряд ли мог претендовать, но так и задумывалось. Не стоило привлекать к себе лишнее внимание слишком уж выламываясь за рамки скудного бюджета офицерской семьи, пусть даже и прибывшей из относительно благополучной России.
С оформлением никаких проблем не возникло, персонал оказался в меру вежлив, а сервис, как и ожидалось, совсем не навязчив, и уже через полчаса Севастьянов переступил порог двухместного номера, который должен был стать их домом на ближайшую неделю. Именно столько отводилось предварительным планом операции на работу с Громовым и Маркухиным. Неделя плюс-минус три дня. Все как на скучном и рутинном производстве: задания, графики, сроки выполнения, отчетность… Вот только Севастьянов планировал внести в эту рутину некоторое незапланированное разнообразие.
Первую ночь на новом месте заснуть для Севастьянова всегда было мучением. Даже вымотанный долгой дорогой он никак не мог погрузиться в столь желанное забытье, плавая на самой границе яви, уже не принадлежащий реальному повседневному миру, но все еще мыслящий, не могущий окончательно от него отключиться. Номер, как и полагалось по легенде они сняли двухместный, что накладывало определенные неудобства. Несмотря на постоянные подначки фээсбэшницы их отношения так и не перешли в интимную плоскость. Севастьянов ничего не мог с собой поделать и даже мысленно не воспринимал Марину, как женщину, а уж тем более, как возможного сексуального партнера. Ладно хоть в номере изначально стояли две обычные кровати, просто сдвинутые между собой, растащить их в разные стороны было делом одной минуты. Чтобы он делал если бы здесь оказался огромный двуспальный траходром подполковник боялся и подумать. А так все удалось устроить достаточно пристойно. Он даже деликатно отвернулся в тот момент когда «супруга» выпорхнула из ванны в абсолютно ничего не скрывающей невесомой ночнушке, и мог бы поклясться, что потом в ее привычно насмешливых глазах мелькнуло-таки на одно короткое мгновение тщательно скрытое разочарование. Видно девочка всерьез надеялась его соблазнить, закрепив тем самым контроль над партнером старинным, но до сих пор абсолютно безотказным способом. То есть это женщины обычно считают его безотказным, на деле все обстоит несколько иначе. Но Севастьянов не собирался просвещать в этом вопросе партнершу, равно как и давать ей хотя бы малейший шанс в предстоящем поединке. В том, что рано или поздно их интересы должны столкнуться он ни минуты не сомневался и от того изо всех сил старался не забывать, что несмотря на все женские хитрости и попытки понравиться, перед ним враг, враг хитрый и коварный, который сделает все, чтобы помешать ему выполнить главную задачу.
Время текло неспешно уходя сквозь пальцы, секунду сбивались в мелкие рыбьи стайки, образуя минуты, те наслаиваясь друг на друга спрессовывались в часы. Ночь неумолимо текла к рассвету… к рассвету того дня, когда придется действовать, окончательно перейдя черту, за которой уже не будет возврата. И первой станет пожалуй самая трудная цель, неправильная, безобидная. Было бы намного легче начать с какой-нибудь другой. С любой, только не с этой. С некоторых пор Севастьянов запретил себе думать о бывших однополчанах, как о людях, запретил себе вспоминать, что когда-то они были его друзьями. Эти мысли разрушали поселившуюся в душе уверенность в собственной правоте, в праве на месть, будили сомнения и нерешительность, которые в свою очередь грозили обессилить в решающий момент, ослабить морально, не позволить выполнить самому себе поставленную задачу. Потому больше нет Померанца и Грома, нет Вовки Маркухина. Только цели. Первая, вторая и третья, безликие, безымянные мишени, которые необходимо поразить, наиболее эффективно и в кратчайшие сроки.
Выход на первую цель будет завтра, ей станет Маркухин Владимир Дмитриевич, учитель не престижной государственной школы города Киева, офицер запаса по прозвищу Капеллан. Померанец рассказывал, что Вовка в последнее время истово уверовал в бога, принял католичество и регулярно посещает церковь. Надо же, каким пророческим оказалось давнее прозвище! Вроде бы первым его так обозвал Гром, за любовь к чтению «проповедей» о марксистско-ленинском учении… Да, Вовка и раньше не мог жить не служа какой-нибудь сверхидее, не отдаваясь чему-то особенному неземному, будь то марксизм, мировая революция, или спасение антарктических пингвинов… Лишь бы конечная цель была недостижима и обязательно возвышенна и благородна. Так и жил, постоянно чему-то служа: тогда построению коммунизма, теперь вот, говорят, католичеству… Так и до рукоположения в духовный сан не далеко. А что, одно время это было модно, отставные вояки то и дело оказывались на должностях попов и дьяков маленьких деревенских церквушек. Что они там искали полностью отрешившись от жестокого и несправедливого мира? Истину? Прощение? Справедливость? Наверное, каждый свое…