Страница 112 из 117
За две недели боев 28-я дивизия потеряла половину личного состава, а 112-й полк, в котором служил Финн — свыше двух третей. Сам Финн был ранен в плечо, сломал руку и ему чудом удалось попасть в госпиталь. Не только 9-й и 28-й дивизиям пришлось туго в этом злополучном месте: через пару недель в лес вошли 1-я, 4-я и 8-я пехотные дивизии. Результат бессмысленной лобовой атаки был тот же. Всего за три месяца боев в Гюртгенском лесу американцы потеряли 120 тысяч человек, что не прибавило славы генералу Ходжесу. Впрочем, и не убавило.
Финн был в бешенстве. Он считал, что его полк не просто послали на убой: никто не позаботился вовремя вывезти раненых, и пять человек из взвода умерли за сутки у него на руках. Чаша терпения переполнилась, когда в госпитале знакомый капитан из штаба дивизии рассказал ему, что к югу от Гюртгена имелась отличная дорога для танков, которые быстро могли добраться до цели атаки вместо того, чтобы вязнуть в лесной грязи.
— Почему?! — вскричал Финн. — Но почему?! Вы спрашивали начальника штаба, почему?!
— Спрашивал, — мрачно ответил капитан. — И получил ответ: «этот вопрос не обсуждается».
И Финн понял: кровавый маньяк Ходжес угробит еще немало парней в своем тупом самодовольстве. Его надо остановить. Финн сбежал из госпиталя, угнал у зазевавшегося водителя «додж» и направился в штаб Ходжеса. С «томпсоном» наперевес он прорвался в штаб и в приемной генерала наткнулся на майора Блоссома, с которым вместе высаживался в Нормандии. Блоссом уговорил Финна сдать оружие и не дал военным полицейским тут же сделать из рассвирепевшего солдата отбивную. Вышедшему на шум генералу Блоссом доложил, что произошел инцидент с психически больным солдатом из 28-й дивизии.
— А-а… еще один, — буркнул генерал. — Слюнтяи!
И ушел обратно в кабинет. А Финна быстренько отправили в тыловой реабилитационный центр со стандартным диагнозом «боевая усталость». Там Финну не удивились. Веселый разбитной санитар, посмотрев на его нарукавную эмблему, осклабился:
— Еще один с «Кровавым ведром». У вас тут прямо клуб сослуживцев, ребята!
Действительно, Финну показалось, что пациенты из его дивизии составляли тут большинство. Впрочем, пробыл Финн там недолго. Однажды за завтраком над ними пролетел самолет. Такой паники Финн не видел никогда: больные бегали, кричали, лезли под столы, а один даже попытался нырнуть в нужник. Больше всего его поразил парень, опрокинувший на себя кофейник с горячим кофе и даже не вскрикнувший: дикий ужас сделал его нечувствительным к боли. Финн помог санитарам навести порядок, после чего главный врач центра вызвал его к себе и сказал:
— Тебе тут нечего делать. Я выписываю тебя завтра как излечившегося. Майор Блоссом мне все рассказал, поэтому я дам тебе предписание в штаб 3-ей армии, подальше от Ходжеса. И будь в дальнейшем поаккуратнее с оружием: генерал Паттон тоже не Санта-Клаус.
Из штаба 3-ей армии Финна отправили в 3-й корпус, и май месяц сержант Финн встретил, прочесывая вместе с двадцатью парнями из своего взвода лесистые склоны гор севернее Пассау в поисках просачивавшихся по горным тропам немцев. В качестве командного пункта Финн выбрал шале, служившее в мирные годы прибежищем лыжникам и альпинистам.
Сидя за кружкой пива возле камина, сержант поучал солдат, опираясь на примеры своей боевой практики.
— Какое же дерьмо, это немецкое пиво! — говорил сержант,, с досадой отставляя пивную кружку. — Нет, напиток должен быть крепким. То ли дело виски! Коньяк французский тоже неплох, да… Помню, под Гюртгеном мы вначале заняли позицию в одной деревне. Эти тупые немецкие крестьяне продолжали как ни в чем ни бывало заниматься своими делами, пока наша военная полиция не выгнала их оттуда. Такого запаса продуктов, как у этих немцев, я никогда не видел! Погреба просто ломились от маринованных огурцов и фруктов, попадалась солонина и колбаса, а то и ветчина. Да что там продукты! На чердаках у них были целые склады обуви и одежды; а комнаты просто забиты мебелью. У многих были запасы французского вина и коньяка. Вот там я коньяка и попил!
Финн закатил глаза, показывая, как он славно оттянулся в те времена.
— Да… — очнулся он и помрачнел. — А потом был Гюртген… проклятый Гюртгенский лес! Крутые стены ущелий, на каждой поляне и просеке немецкий дот, а кругом мины, мины… Самая страшная штука — это немецкие прыгающие мины. Мы их называли «попрыгунья Бетти». Сама не больше баночки для гуталина, и миноискатель ее не ловит. Подскакивает фута на три и взрывается, выбрасывая кучу мелких шариков. Взрыватель у нее был слева, так что ее еще называли «пятьдесят на пятьдесят». Если наступаешь на нее правой ногой, то заряд взлетал справа — считай, повезло. А если левой ногой, то получаешь аккурат по яйцам и всю оставшуюся жизнь — если выживешь — будешь говорить фальцетом.
Кто-то из бойцов заботливо налил в стаканчик припасенный для сержанта брэнди. Финн сделал щедрый глоток, благосклонно кивнул и продолжил:
— Но это все ерунда! Однажды на позиции я чуть не рехнулся. Позиция еще та: откуда стреляют, не видно; артиллерия косит деревья как косой; с неба обычно сыплется месиво из снега и дождя, а когда его нет — налетают немецкие самолеты. В общем, нормальная обстановка. Я и еще двое ребят из моего взвода устроились неплохо: вырыли окоп под подбитым танком, который замер на двух кусках скалы, как на постаменте, и сидели там с пулеметом. Немцы постреливают, мы в их сторону постреливаем, а над нами идет воздушный бой. Нормально, только брэнди не хватает. И тут мне мой приятель Бак говорит: «Пат, давай брэнди хлебнем. У меня во фляжке есть еще пара глотков, вот и выпьем на двоих. А то сейчас в атаку пойдем, а там уж можно и не вернуться». Он как в воду глядел, старина Бак: сам так и остался там… Ну, выпили мы с ним, и тут я слышу странный шум. Выглядываю так осторожно: а на меня по склону горы несется немецкий самолет! Меня как парализовало: смотрю и молчу. Видно, самолет сбили, он упал на склон и покатился. Самолет уже так близко, что я вижу глаза пилота, а я все стою и пошевелиться не могу. А самолет подкатил к самому месту, где мы были, и остановился в паре футов. И мертвый пилот смотрит в упор. Вот тут я и обгадился!
— Как так, сэр?! — искренне изумился рядовой Хокинс. — Неужели прямо в штаны?!
— Конечно, в штаны, — подтвердил Финн. — Я же не шотландский пехотинец, чтобы щеголять в килте. Натурально, в штаны!
— Представить себе не могу, сэр, — сомневался Хокинс. — Признайтесь, сэр, что вы это для красного словца сказали.
Финн побагровел и заорал на Хокинса:
— Да что ты понимаешь в страхе, арканзасская деревенщина?! Да ты на своей сраной ферме ничего страшнее отцовского ремня не видел!
Финн сделал паузу для вдоха, и в этот момент услышал странный шум.
— Что это? — насторожился Финн. — Лавина? Ну-ка, ребята, быстро отсюда!
Но никто даже не успел пошевелиться. Раздался мощный удар, частый переплет окна под потолком залы выбило словно взрывом, в проем влетела гигантская трехгранная сигара и, уткнувшись носом в тяжелый дубовый стол, замерла.
— Ложись! — скомандовал Финн. — Это немецкая ракета!
Все немедленно распластались на полу. Финн приподнял голову и присвистнул:
— Да это же немецкий самолет. Точно! Немецкий самолет! Как он сюда попал?!
— Похоже, сэр, что вы обладаете способностью притягивать немецкие самолеты! — подал реплику кто-то из бойцов.
— Эй, кто там живой есть? — крикнул Финн. — Руки вверх!
Из-под разбитого фонаря высунулись две руки, а затем показалась и голова пилота.
— Не стреляйте! — сказал пилот на английском языке. — Здесь в самолете раненый американский офицер. Ему срочно нужно в госпиталь. Помогите ему!
— Хокинс, Браун! Быстро к кабине, посмотрите, кто там! — приказал Финн. Браун взобрался на стол, заглянул в кабину и доложил:
— Здесь и вправду офицер. Американец! Судя по мундиру: капитан из 82-й парашютно-десантной.
— Так не стой столбом, вытаскивай его! — подогнал его Финн. — Эй, Хокинс, тебе всегда надо дважды повторять? Помоги Брауну!