Такая разная любовь

Примми перевела взгляд на Кики. Сейчас бывшая рок-звезда уже не выглядела на пятнадцать лет моложе своего возраста. Возможно, впервые в жизни ее терзало искреннее раскаяние и чувство вины.

— Дело не в тебе, Кики, — тихо произнесла Примми. — Твой поступок принес мне много боли, но во всем, что случилось потом, нет твоей вины. Саймон мог бы не послушать тебя. И у меня тоже был выбор — я могла бы не отдавать Дестини Артемис и Руперту. Все это уже позади, Кики. И я не виню тебя. Правда. Давай будем думать о настоящем, а не о прошлом. И в настоящем мы, все четверо, снова вместе, как бывало раньше.

Кики закусила губу, а затем, не сказав ни слова, резко повернулась и бросилась вон из комнаты.

— Кики! — Примми со стуком поставила бокал на кофейный столик. — Кики, вернись! — Она побежала к двери. — Не уходи, Кики! Тебе незачем уходить!

Кики остановилась у подножия лестницы в коридоре.

— Я никуда не ухожу, Примми, — отозвалась Кики и повернулась, держась рукой за перила. — Я поднималась к тебе в спальню посмотреть на фотографию Дестини. Мне хочется увидеть, похожа ли на меня моя маленькая сестренка.

Глава 27

На следующее утро Кики совершила поступок, на который никогда прежде добровольно не решилась бы: рано встала. Кики тихо вышла из дома и вместе с Рэгзом, не отстававшим от нее ни на шаг, направилась вниз по тропинке. На лугу Злючка Элис щипала траву и чертополох. Ее челюсти беспрестанно двигались, и в прозрачном неподвижном воздухе отчетливо слышался хруст поглощаемой травы. Мейбеллин пока не показывалась. Должно быть, ее выпускают пастись только после дойки. Изумляясь тому, как быстро превратилась Примми из коренной горожанки в сельскую жительницу, которой ничего не стоило подоить корову или козу, Кики открыла двойные ворота Рутвена.

Стояло чудесное утро, настоящее бабье лето. В воздухе чувствовалось приближение жары. Кики остановилась, сняла кроссовки и повесила их на шею, связав вместе шнурки, потом закрыла за собой ворота и зашагала по мокрой от росы траве к морю.

На мысе не было ни души. Казалось, весь Корнуолл принадлежит ей одной. Рэгз носился вокруг огромными скачками, обгонял хозяйку, затем поворачивал обратно, описывал круг и снова мчался вперед. С тропинки виднелись два узких залива, приглушенно-зеленые, тронутые туманной дымкой, а за ними сверкала и переливалась серебряная морская гладь.

Следуя за мелькающим впереди белым пушистым хвостом Рэгза, скользя и спотыкаясь на влажной земле, Кики сбежала вниз по поросшему травой склону холма, к узкой песчаной полоске берега. Здесь царили тишина и спокойствие, и Кики облегченно вздохнула. Ей нужно было о многом подумать.

То, что отец умер, не зная о своем ребенке, казалось Кики чем-то нереальным. Черт, как же Примми удалось это скрыть? Кики нашла на песке несколько плоских камешков и принялась швырять их в море один за другим. Рэгз решил, что это новая игра, и мгновенно бросился в волны. Кики рассеянно наблюдала, как он весело резвится на мелководье, и вспоминала то непередаваемое мгновение в спальне Примми, когда она впервые увидела лицо своей маленькой сестренки. Никогда в жизни ей не приходилось испытывать такого странного, невообразимого, совершенно немыслимого ощущения.

Дестини сфотографировали в день ее рождения. В руке она держала воздушный шарик с надписью «Тебе 4», а ее розовое праздничное платьице поражало количеством кружев и оборок. Дестини весело смеялась, глаза сияли от счастья. Кики ожидала, что девочка окажется рыжеволосой, как она сама, но у Дестини были белокурые отцовские волосы, кудрявые, как у Примми. И все же в треугольном кошачьем личике девочки и в упрямом подбородке безошибочно угадывались черты Кики.

Кики опустилась на песок и обхватила руками колени, горюя о сестре, которую никогда не знала. Вместе с горечью пришло неожиданно острое чувство утраты. По щекам Кики катились слезы.

Рэгз, мокрый, увешанный водорослями, но совершенно счастливый, выскочил на берег и принялся шумно отряхиваться, но Кики, глубоко погруженная в свои мысли, не обращала на него внимания. Избавившись от водорослей, пес уселся рядом с хозяйкой и застыл в такой же неподвижности.

Вернувшись в Рутвен, Кики обнаружила на кухне Мэтта и Хьюго с кружками кофе в руках. Примми поджаривала на рашпере бекон.

Джералдин, как всегда безупречно элегантная, в узком бирюзовом платье, сидела за кухонным столом, болтала с Мэттом и по ходу беседы делала пометки в маленьком блокноте. Ее гладкие шелковистые волосы свободно падали на спину черной тяжелой волной.

Артемис все в том же шелковом платье в цветочек снова и снова набирала номер на своем мобильном телефоне.

Хьюго, невероятно импозантный в розовом свитере и серых слаксах, внимательно рассматривал рисунок, состоявший исключительно из ярких геометрических фигур.

— Если вам нужен умелый и надежный работник, лучше Бретта Кенуина вам не найти, — заверил Мэтт Джералдин. — По профессии он плотник, но умеет делать практически все. Конечно, ему ничего не стоит превратить амбар в жилое помещение, и он запросто соорудит специальный помост, чтобы Примми могла доить Элис.

— А номер его телефона?

Когда Мэтт принялся диктовать Джералдин номер, Артемис пожаловалась с отчаянием в голосе:

— Орландо не отвечает, а Шолто отключил телефон.

— А зачем ты им названиваешь? — поинтересовалась Кики, направляясь к столу.

— Я хочу, чтобы они взяли чемоданы, которые я брала с собой в круиз. К тому же я хотела бы забрать из дома некоторые дорогие мне вещи, прежде чем эта стерва Серена начнет в них копаться.

— А не лучше ли будет сделать это лично? — Хьюго отложил эскиз будущего французского огорода и переключил все свое внимание на Артемис. — Я мог бы вас отвезти. Мне доставила бы огромное удовольствие долгая поездка в… А куда мы едем?

— В Глостершир… но мне неловко просить вас, Хьюго. Это слишком далеко, и кроме того… — Щеки Артемис порозовели. — Здесь могут возникнуть некоторые трудности.

Кики, раскладывая вилкой кусочки поджаренного бекона на ломти хлеба, раздраженно фыркнула.

— Ради Бога, Темми, какие еще трудности? Это твой дом, черт побери! И ты еще поборешься за него, я надеюсь. Ты ведь не собираешься согласиться с заявлением Руперта?

— Нет, конечно, не собираюсь. — Артемис обиженно скривила губы. — Это дело принципа. Но жить в этом доме, после того как Серена испоганила его, я не буду.

— Что ж, тогда в чем же дело?

Артемис покраснела еще гуще.

— Прежде чем покинуть дом, я немного вспылила.

— Ну, если ты швыряла в него всем, что попадалось под руку, никто не станет тебя винить. — Джералдин закрыла блокнот. — Особенно если речь идет о вещах, которыми он дорожил и на которые тебе решительно наплевать.

— Вещи тут ни при чем.

Все с интересом посмотрели на Артемис, и та неловко потупилась.

— Я ударила его. Кулаком. В челюсть.

Хьюго подавился своим кофе. Кики издала восторженный вопль. Джералдин рассмеялась, а Примми недоверчиво спросила:

— Ты хочешь сказать, что свалила его?

Артемис кивнула.

— И он ушибся?

— Он упал.

Кики и Джералдин согнулись от хохота. Примми попыталась сделать серьезное лицо, но не смогла. Мэтт, похоже, пришел в ужас, а Хьюго выглядел ошеломленным.

— Теперь вы понимаете, почему мое появление в доме вместе с Хьюго может вызвать… некоторую неловкость, — сдержанно заключила Артемис.

Все взгляды обратились на Хьюго. Его внутренняя борьба была недолгой. Верный рыцарь мужественно принял тот факт, что его рубенсовская богиня оказалась вовсе не так беспомощна, как он воображал. Он напомнил себе, что ее подло и бесстыдно спровоцировали, и его тут же охватило благородное негодование.

— Мы едем немедленно, — решительно объявил он. — Мы успеем съездить туда и обратно еще до наступления темноты.

— Но что подумает Руперт? — невольно вырвалось у Артемис. Сказывался рефлекс, выработанный за тридцать два года супружеской жизни. — Он вас совсем не знает, и…