Такая разная любовь

Возникшая было тревога сейчас же улеглась: где-то неподалеку живет доброжелательный и ответственный сосед. Мысленно поблагодарив неведомого Мэтта Тревоса за заботу о курах, Примми перевела дыхание, вставила ключ в замок и открыла дверь.

Просторный холл в Рутвене по своим размерам оказался больше, чем гостиная Примми в Ротерхите. Каменный пол украшал лоскутный ковер яркой расцветки. У одной стены стояли старинные высокие напольные часы, у другой — дубовый сундук с медными уголками и ручками по бокам. Посередине холла возвышалась лестница с широкими низкими ступенями. Слева от лестницы холл довольно быстро обрывался, а правая часть выдавалась вперед и переходила в коридор, в дальнем конце которого виднелась закрытая дверь. Другие двери — одна по правой стене и две по левой — открывались прямо из холла.

Оставив открытой входную дверь, Примми пересекла холл и отворила первую из двух дверей слева. Там располагался кабинет. По стенам от пола до потолка громоздились полки с книгами. Маленький изящный камин был выложен великолепными изразцами, единственное окно выходило в сад. Перед окном, занимая почти все свободное пространство комнаты, стояло старинное бюро.

Соседняя комната оказалась гостиной. Там стояли обтянутая вощеным ситцем софа, викторианское кресло и застекленный шкаф с фарфоровой посудой. На деревянном полу лежал восхитительный персидский ковер. Его яркие краски — сочетание красного и синего — немного поблекли от времени. Камин в гостиной — гораздо больше, чем в кабинете, — был полон дров. Под поленьями виднелись щепки и скомканные газеты. Овечья шкура на полу перед камином выделялась белым живописным пятном. Дверь по другую сторону холла открывалась в столовую, а коридор справа от лестницы вел на кухню.

На втором этаже, в спальне, которая, судя по всему, принадлежала Амелии, мебельный гарнитур орехового дерева казался таким древним, что вполне мог принадлежать матери миссис Сертиз, но его мрачноватая тяжеловесность скрадывалась благодаря золотистому солнечному свету, льющемуся сквозь высокие окна, обращенные на юг.

Приятной неожиданностью стали три другие спальни. Примми не увидела здесь никаких грязно-кремовых стен и нелепых обоев в цветочек. Одна из комнат была выкрашена в симпатичный нежно-голубой цвет, другая — в теплый розовый, как морская раковина, а третья радовала глаз спокойным бледно-лиловым тоном. В каждой из спален стояла мебель из полосатой сосны — гардеробы, туалетные столики и кровати. Занавески, покрывала и подушки прекрасно гармонировали с цветом стен.

Кровати показались Примми настоящей загадкой. В каждой из комнат было по три спальных места — двухъярусная кровать и отдельная, односпальная.

Примми с изумлением заметила, что в спальнях не было ни единой личной вещи — ни фотографий в рамках, ни предметов одежды. Неужели Амелия сдавала комнаты жильцам? В это верилось с трудом. Особенно из-за двухэтажных кроватей. Конечно, туристы готовы мириться со многими мелкими неудобствами, но не с необходимостью карабкаться на верхнюю койку, которая больше подходит для ребенка.

Предположив, что Амелия купила мебель оптом по дешевке на какой-нибудь распродаже, Примми, сгорая от любопытства, отправилась исследовать ванную комнату. Щербатая белая фарфоровая ванна стояла в гордом великолепии на помпезных изогнутых ножках в форме львиных лап. На унитазе красовалось сиденье из красного дерева, допотопный сливной бачок помещался высоко на стене, а внушительная раковина на ножке выглядела так, будто ее доставили с Ноева ковчега.

Но для Примми это было не важно. Вполне довольная всем, что ей удалось увидеть, она спустилась вниз с твердым намерением выгрузить из машины как можно больше вещей, пока не наступила темнота.

Два часа спустя, когда стемнело окончательно, Примми успела устроиться на ночь со всеми удобствами. К счастью, ни один из матрасов не отсырел. Примми принесла из машины спальный мешок, подушку и пуховое одеяло и разложила их на кровати Амелии. Хотя в одной из гостевых спален тоже открывался вид на море, окна там были куда меньше. В спальне Амелии окна оказались широкими, с большими подоконниками. Примми с удовольствием подумала о том, что, проснувшись, увидит мыс и воды Ла-Манша.

Благополучно справившись с самой важной частью работы, Примми вытащила из багажника машины сумку-холодильник, перенесла ее в кухню, достала бутылку молока и пачку печенья и устроила себе пятнадцатиминутный перерыв. Потом развела огонь в камине, воспользовавшись дровами, которые любезно приготовил для нее Мэтт Тревос, и зажгла привезенную из Лондона масляную лампу.

До наступления ночи Примми успела перетащить из машины в дом часть своих пожитков. Это занятие доставило ей подлинное удовольствие: огонь в камине уютно потрескивал, а лампа отбрасывала яркий ровный свет. Наконец, когда камин в гостиной погас, совершенно измученная, но с чувством выполненного долга, она, одетая в пижаму и халат, уселась, завернувшись в одеяло, у окна в бывшей спальне Амелии с бокалом виски в руке.

Масляная лампа тоже перекочевала на второй этаж и теперь нежным мерцанием освещала спальню. Темнота за окном казалась непроницаемой. Никогда прежде Примми не приходилось спать в комнате, куда не проникал свет уличных фонарей. Она заранее готовила себя к этому, опасаясь неуверенности и едва ли не паники. Но ничего подобного не почувствовала. Виски согрело ее, а сияние лампы принесло приятное ощущение уюта и покоя. Здесь был ее новый дом, здесь брала начало совершенно новая жизнь. Примми охватило удивительное, завораживающее, ни на что не похожее чувство.

Свернувшись клубком на диванчике перед окном, глубоко счастливая и безумно довольная, она наблюдала, как на небе, пронзая темноту, зажигаются звезды. Потом перебралась на кровать, закрыла глаза и заснула.

Глава 3

Примми разбудил стук дождевых капель о стекло. В Лондоне, когда она просыпалась, с улицы всегда доносился какой-то шум. Отдаленный рев моторов с вечно забитых машинами Джамайка-роуд и Лоуэр-роуд, обрывки разговоров спешащих мимо людей, торопливые реплики прохожих, направляющихся к железнодорожной станции, болтовня и пререкания идущих в школу детей.

Но сейчас тишину нарушал лишь шум дождя. Примми открыла глаза и постепенно смогла различить еще один звук. Он казался таким непривычным, что не сразу дошел до ее сознания. Но уже в следующий миг Примми поняла, что это такое, и едва не задохнулась от восторга. Впервые в жизни она лежала в постели в своем собственном доме, слушая рокот моря.

Десять минут спустя Примми уже хозяйничала внизу, на кухне, с радостью готовясь встретить новый день. Кухня оказалась довольно просторной, и хотя небо было затянуто тучами, а по стеклам хлестали струи дождя, здесь не ощущалось недостатка света.

Накануне вечером Примми была слишком занята поиском свободного места для многочисленных коробок, которые перенесла из машины, и успела лишь бросить беглый взгляд на кухню. Теперь же она внимательно все рассмотрела и осталась очень довольна.

Кухня, несомненно, была сердцем этого дома. Помимо маленького столика из сосновых досок, придвинутого к окну, здесь стоял огромный дубовый обеденный стол, а рядом с массивной деревенской печью Примми заметила кресло-качалку. У дальней стены возвышался заполненный посудой буфет, а на каменных плитах пола лежали лоскутные половички — такие же, как ковер в холле.

Примми налила себе стакан молока и неспешно осушила его, глядя в окно на фруктовый сад и огородные грядки. Не смея надеяться, что сад теперь тоже принадлежит ей, она принялась мысленно составлять список необходимых дел, начиная с поездки в Каллело и переговоров насчет телефона и электричества.

Внезапно она вспомнила о курах и растерялась. Нужно ли ей самой их кормить, или с минуты на минуту здесь появится Мэтт Тревос? А как сосед узнал о ее предстоящем приезде? И откуда ему известно ее имя?

И тут, словно по сигналу, раздался резкий короткий стук в дверь. Примми поспешно пересекла холл и, радостно улыбаясь, распахнула дверь.