Грёзы о Закате

— Всем тошно, — ответил перевозчик.

ВСТРЕЧА С ДОБРОСЛАВОЙ

«Потерялось-позабылось слово 'вълхва', позабылось-потерялось слово 'рани' в русском языке. Обращаясь к Людославе, женщины из селища называют её вълхвой. Почему они не титулуют её как рани? Кастой не вышла? Конечно же, не может ключница иметь статус рани. На славном острове Руяне рани, наверное, больше, чем госпожа. Надо бы при случае выведать у Ведислава, хотя не дело докучать ему глупыми расспросами» — так думал Алесь, вырядившийся утром в княжеский кафтан и плащ из красной узорной ткани, некогда подаренные ему Лютобором в Лютич-граде.

Он с любопытством разглядывал двух женщин из селища с местным товаром на руках: рубахами изо льна. По его догадке, женщин оповестила Людослава после прибытия волхва с дорогим гостем. Вышел он с затеей погулять по селищу, народ посмотреть, себя показать. А раз встречают по одёжке, так почему бы и не пройтись щёголем?! А н-нет, есть смекалка у местных: проведав о том, что прибыл князь, а накануне высказал желание пройтись да купить рубахи да порты, первыми прибежали да товар предлагают!

Ещё ранним утром, после подъёма, сыгранного голосистыми петухами, Людослава успела рассказать Алесю о нелёгкой для неё доле вълхвы, выпавшей ей после смерти рани Умилы. 'Как ведунья управляюсь, а а в вълхвы не гожусь' — так-то сказала она и пожаловалась на беспутного Велемира, сына волхва, не желавшего вникать в волхование. В самом деле, парень день-деньской, а то и более, пропадал в лесу. Две страсти одолевали его: охота и драки, и драчун он был отчаянный. Не пропускал ни одной баталии между селищенскими: в рядах словен бил кривичей. Сколько ни таскала непутёвого сына рани Умила за чуб, толку от наказаний не было: злой Велемир уходил из дому со своим псом-волкодавом, коего сам нашёл и взрастил, причём уходил на седмицу-другую, а раз как-то два месяца пропадал в лесу. Возвращался с ловитвы не пустой, всегда приносил рыбицу иль птицу лесную. И сегодня спозаранку убежал на озеро, захотел порадовать рыбицей отца, а отец-то ранёхонько на курган погребальный ушёл да на капище.

Похвалил князь баньку. Накануне, по прибытии он был удивлён её устройством, о чём и сказал ключнице: 'Хороша у вас баня: по-белому топится'. Людослава просияла и ответила, что банька мужем покойным была построена, как и хоромы. Упомянула, что задумка выстроить хоромы поодаль от дома, сожжённого гриднями Трувора, исходила от Умилы и матушки Ведиславы, и что всем миром мужу помогали.

Усадьба Алесю нравилась огромностью внутреннего пространства и местом расположения на высоком берегу, где и в жаркий день веет сквозной ветерок. Обустройство усадебного хозяйства, по мнению городского человека, было великолепно тем, что здесь всё раздельно: конюшня, коровник и курятник были выстроены далеко от хором, трава не вытоптана повсеместно. Во всём была продуманность, и всё в хозяйстве говорило об устоявшихся традициях и понимании. Самыми примечательными ему казались обереги — черепа коней — на частоколе и на охлупе дома.

Рубахи приглянулись Алесю.

— Вы, княже, лучше этих рубах в нашем краю не найдёте. Когда-то мы продавали их в Волине знатным людям. Там за каждую рубаху серебром нам платили. Варяги увели нашу лодью.

— В Царьграде за одну рубаху золотую номисму дают, и я вам даю по одной монете каждой.

— Тогда уж весь товар берите. А вы, княже, надолго у нас?

— Надолго, — улыбнулся Алесь. — Сегодня к вам в селище наведаюсь.

— Вчерась к нам изборские пожаловали за товаром.

— Вот как? И много их?

— К нам четверо явились, и все верхом. Они товар-то со всех селищ собирают.

— А к вам за рубахами?

— Если бы?! За белым товаром!

— Что за белый товар у вас?

— Так двух девиц уведут. Хотели больше, да старейшина уговорил. После мора обезлюдело наше селище.

Алесь чуть было не ругнулся. Сдержался. Не подобает князю ронять честь матерными словами. Поблагодарил и поднялся с ворохом рубах и портов к себе в светёлку. Скинул с себя заморское одеяние, натянул свой камуфляж, надел перевязь для походов-переходов. Длинная рукоять нового меча грозно выглядывала из-за его плеча. В дверях столкнулся с Велемиром.

«А ведь молод да зелен! Вчера показался мне взрослее летами» — этакое восклицание и оценка мелькнули в голове

— Ты, княже, куда собрался? — спросил сын волхва, взирая на меч Алеся.

— Подышу воздухом да на людей погляжу в селище.

— Возьми, княже, меня с собой. Всех и всё здесь знаю.

— Возьму, но с одним условием: будешь меня слушаться во всём. Всем меня представляй как стрыя иль дядю своего.

— Лады, стрый!

Провёл-показал сын волхва оба конца убогого селища, в котором заметно выделялись единственные хоромы, принадлежащие старейшине. Многие избы в конце кривичей осели да покосились, а небольшие лачуги в словенском конце, построенные наспех, казалось, свидетельствовали о ленивых хозяевах. В какой-то мере убожество скрывали кусты акации да уже отцветающая сирень.

— Что же так бедно живёте? Лес ведь кругом. Бери да строй!

— С богатых варяги по три шкуры дерут. А раз беден, так по одной. Потому-то не хотят наши строиться. Хоронят-прячут добро в глухих местах. Варяги всегда у старейшины Велигора живут и кормятся.

— Веди к старейшине, — приказал стрый Алесь, вытащил из-за спины меч и добавил: — Дойдём, так там не путайся у меня под ногами. Схоронись где-нибудь.

Варяги-изборяне уже были готовы покинуть селище. Их рожи лоснились от жирного мяса, глаза были навеселе от выпитого медка, а возможно, от предвкушения утех с рабынями. Путь до Изборска совсем не близкий, и, как сказал Велемир, Вревка-селище — не первое и не последнее место сбора белого товара.

«Ныне рабы и рабыни — самый ходовой товар в Еуропии. Но мы это пресечём» — так самонадеянно подумал Алесь, подходя к хоромам старейшины.

Широкие ворота распахнуты настежь; во дворе — только бабы да старейшина, с угодливым видом внимающий старшому из братков-варягов; кони уже взнузданы, двух братков не видно; девицы в стайке пугливо жмутся друг к другу; рыдают матери девушек из Вревки.

Варяг, оторвавшись губами от братины с мёдом, утешал матерей:

— Богатые люди купят девиц. В богатых домах, а не в ваших развалинах девицы будут жить.

Взглянув мельком на мужика в чужеземной одёже, варяг уставился на молодого Велемира и взревел:

— Вот он блядин сын, что Несула убил. С ним Несул ушёл…

Варяг не договорил фразу, вытащил меч из ножен и бросился к Велемиру. Тот, вооружённый лишь ножом, попятился к выходу. Молодой парень в странной одежде, прятавший меч за спиной, не дал варягу свести счёты с Велемиром. Сверкнул клинок — и голова варяга полетела в открытые ворота.

Старшой браток призывно кликнул своих и по-медвежьи двинулся на пришельца. Два раза скрестили они мечи, а третьего звона не последовало: клинок человека в пятнистой одёже проткнул горло старшому.

Двое выбежали из дому. Тому варягу, что замешкался из-за щита, повезло: прожил на минуту дольше, отразив несколько ударов. Чужеземец, осмотрев кольчугу варяга, которую рубанул его меч, и глянув на свой клинок, произнёс никем не понятую фразу:

— Ну'с, предположим, не булат, но на уровне.

Старейшина, окаменевший было от зрелища молниеносной расправы с варягами, хриплым голосом спросил:

— Хто ты?

— Мой стрый, князь Алесь! — гордо представил Велемир чужеземца.

— Што ты содеял, княже? Ты, Велемире, таксама виновен! Изборяне таперича всей дружиной придут, всех нас в полон погонят.

Грубо и насмешливо отвечал чужеземец:

— Не ссы, Велигор! Боги мне помогали. Божья кара постигла ворогов! Сожгите их. А коней селищенским мужикам раздай. А если дружки этих пожалуют, дай мне знать.

Женщины и девушки, всхлипывая, кланялись и благодарили:

— Княже, поклон тебе наш до земли. Ужо то мы нашим мужикам расскажем, ужо то мы им поведаем!

— Вы, бабоньки, забирайте дочек — и по домам! Ну что вы слёзы размазываете?