Грёзы о Закате

Нево-озеро капризнее, чем Волынское море. Неспокойно здесь гуляет волна, коварен ветер, и без гребцов на озеро лучше не выходить. Но нет иного пути к реке Волхов. Там стоит город Ладога, первый стольный град Рюрика. Закрывает Ладога путь к Новогороду и к новому торговому пути, что ведёт к грекам.

«Ох ты буй тур, Олег Дукович! Пошто ты в благородные игры с врагом играешь! На хрена ты им велел передать, что 'Олег Дукович идёт на Вы'? Две недели выжидали на Нарове погоды да поветра, а тем временем твоё слово дошло до Рюрика и Хельги» — примерно так думал Буйнович, полагавший, что идёт не на войну, а ради молниеносного и рейдерского захвата Ладоги и Новгорода. А н-нет, объявил-таки войну Дукович!

Холодок, то ли от тумана, то ли от предчувствия беды прокрался по спине капитана «Мары». Его ладья шла первой, ибо он, подобно небезызвестному герою, выкатил требование Дуковичу ещё на выходе в Нево-озеро: «Командовать парадом буду я!» Слава всевышним, Дукович, зная значение слова 'парад', понял смысл фразы капитана «Мары» и пропустил «Мару» в голову кильватерной колонны.

По его команде подготовили пушки. С холодком в его душу проникло опасение того, что порох может отсыреть: до крепостицы на Волхове при вялом ветре — ох, нескоро дойдёт флот. Но за ближайшим мысом и островом, всё ещё скрытая туманом, Волховская губа! Дай боже… нет, не так, гордый сын славян! Скажи иначе! И капитан «Мары» отдал приказ:

— На всё — святая воля моя! Чехлы снять!

На следующих в кильватерной линии ладьях повторили команду.

— Картечью заряжай!

Одновременно, словно откликнувшись на его голос, из-за мыса и из-за острова появились смутно темнеющие в тумане ладьи. Три ладьи по правому борту и три ладьи по левому борту.

— Кор-робочку устроили ререги! — рокотал Алесь.

Мощь, с какой гребли соколики, поразила капитана. Затенькали стрелы. Кто-то вскрикнул на «Волынце». Лучники, увидев высокий защитный фальшборт, пускали стрелы навесом. Донёсся мат Ярослава с «Лютича»: «Бойся…». С двух сторон ходко шли чёрные ладьи к «Маре». Прав был Милослав из Ругодива: не победить Дуковичу варягов. При обычном-то раскладе. Ясно, что за две недели стоянки на реке Нарове выведали они силы Дюковича!

Пушкари услышали команду:

— Целься верно!

Ладьи уже подошли метров на пятьдесят. Эту-то дистанцию и выжидал капитан «Мары», чтобы отдать последнюю команду, после которой — по уговору — пушкари должны действовать без команд.

— Пли!

Пушки выстрелили — и правый и левый борт окутались дымом. Алесь, узрев, что его выстрел разбил ладью с правой стороны, бросился к левому борту. Там один пушкарь промазал, а картечь из второй пушки угодила в корму, и боевая ладья соколиков замедлила ход: выстрел выбил двух гребцов, и ладья ререгов стала набирать воду.

Алесь помогал пушкарю. Пробанили ствол, зарядили стакан с картечью — и Алесь нацелил пушечку сам. Ладья подошла уже метров на двадцать. Выстрел — крики раненых! Изрешечённая крупной картечью ладья, уже набравшая воды, ушла на дно.

Капитан «Мары» глянул на ладьи в линии. «Лютич» справился с задачей: потопил соколиков и с правой и с левой стороны. А у Бронислава что-то не заладилось: пушкари «Волка» разбили только одну ладью. Соколики последней ладьи, что ещё была на плаву, уже забросили абордажные крючья. Дюкович на «Волынце» вышел из-за кормы «Волка», и выстрел его единственной пушки снёс соколиков с ладьи.

— Рупор мне! — прорычал капитан «Мары». Когда рупор подали, он крикнул:

— Ура флоту!

В ответ последовало троекратное «ур-ра!» Алесь улыбнулся, глянул на парус, понял, что вялый ветер, разогнав туман, сменился полным штилем.

«Волынец», отошедши от «Волка», пошёл к «Маре». В ожидании вестей, Алесь всматривался в озёрную воду, поглотившую славных варягов. Уже не породят они сынов, уже не родятся их внуки и правнуки, уже не будут звучать имена их потомков как виновников княжеских усобиц и кровавой купели на Руси. «На то воля моя!» — прошептал он и подумал, что всё ещё зыбко, и малейшая неудача в их авантюре приведёт к замещению погибших иными алчущими соколиками, причём такое замещение куда проще по сравнению с замещением одного вещества другим в дерьме в целях производства пороха (но сиё — бо-ольшой секрет для нынешней эпохи).

— Одолели ререгов! — воскликнул Олег Дукович.

— Рано ещё радоваться, — остудив пыл Дуковича, капитан «Мары» спросил: — Что там у Бронислава?

— Слетела пушка с направляющих, а пушкарю стрела руку перебила. Пушечку остудили да на место поставили. У меня один ранен. У тебя как?

— Бог миловал. Ждём поветра — и на Ладогу!

— Волки Борислава двоих из воды вытащили. Жить хотят — служить нам поклялись. Хельги, как сказывают, в Ладогу дружину привёл. А Рюрик в Новгороде сидит. Городище там малое да селище малое. Сам Рюрик стар стал, из нужника не вылезает.

— В нужнике его и замочим. Так бы всех работорговцев казнить! Зачем ты, благородный витязь, войну объявил? Неужто немцы каждый раз весточку шлют, когда идут на наши города?

— Так здесь не немцы, а свои.

— Если Хельги свой, то я Папа Римский! Не забудь хазарам весть послать, когда пойдёшь на них. Они те тёплый приём устроят.

Страшный ликом благородный Дукович смачно выругался. Он бы с радостью перемахнул через борт на свою ладью, да уже отпустил её, направив «Волынца» в середину линии. Давным-давно было обговорено, что Дукович на Ладогу пойдёт на «Маре».

Капризное Нево-озеро проявило свой норов: задул ветер, наполнил паруса — и флот Дуковича пошёл на Ладогу.

НА РЕКЕ ВОЛХОВ

Привиделся Алесю его друг, Андрюша, дипломированный историк. Андрюша сел на сложенную бухту верви, закурил и начал, по своему обыкновению, вещать…

Конечно, прав был друг, полагавший, что город Ладогу переселенцы, а точнее говоря, гости назвали именем, памятным им по родным местам. Очевидно, что первые гости пришли сюда с берегов озера Ладога. То озеро их прародины, как говорил Андрей, высохло и исчезло, а немцами его искажённое название произносилось и писалось как LЖddigsee. Также и река Волхов, по мнению друга Алеся, была названа по аналогии с реками их родины, такими, как Варнов, Жарнов, Стрелов, Полхов, Грабов, Дивенов и многие другие. Не бывает правил без исключений. Так, один из притоков Лабы имел название Ильмень. Вот источник, чьим именем прозвали большое озеро, из которого берёт начало Волхов!

А с какой стати нашим предкам называть большое озеро чудным именем «Пейпси»? Раз там чудь живёт, так и озеро назвали Чудским.

Но не прав был друг Алеся, историк и любитель пива, утверждавший, что слово 'варяги' или 'варязи' возникло в XII веке, ибо этого слова просто не было в более ранних летописях или хрониках. Нашёл аргумент! Выходит, что летописцы придумали сиё слово, а до них в устной речи оно не звучало? Ещё как звучало, и очень метко, и созвучно слову 'вара', означавшее «товар»!

Андрей после очередной затяжки вещал: «Варяги вовсе не викинги, но такие же авантюристы и пираты, чьим главным товаром были рабы. Точнее говоря, они наёмники предводителей ватажек. Попробуй в пивной или в пабе приложить оскорбительные клички ко всему народу — и тебе мало не покажется. Нет никакой тайны: варяги суть варины, коих называют также веранами или варгами, а также многие из ободритов и русов, живущих не на острове Руян, а на Большой земле. Не разом, а на протяжении длительного времени варины, ободриты, велетабы и руянские русы, переселялись на ладожские и иные восточные земли. Одним словом, по мнению местных, понаехали!»

Выслушав Андрюшу, Алесь произнёс: «Ты мне это уже сказывал! Только ты не догадываешься, в чём не повезло переселенцам: попали они под власть Рюрика и Хельги! Сгинь, привидение!»

И Андрюша растаял как и его сигаретный дым.

Вот только раззадорил Алеся на размышления. Но есть время! До Ладоги дойдём, тогда уж точно — не до розмыслов будет.

Пока плыли по реке Неве, не только города вспоминали, но и немцев. Немцы-христиане, как сказывали витязи, держали самый большой рынок рабов на своих закатных землях. «Не только наших там продают, но и иных, что по-словенски говорят» — так они начали объяснять капитану «Мары», прибывшему из-за иоря-окияна, разницу между словенами или, если по-немецки, вендами и иными народами, воспринявшими в давнопрошедшие времена словенский язык. Те народы, то бишь, поморяне, ляхи и прочие, что в Моравии и южнее, тоже охочи до продаж рабов. Вылавливают и абодритов, и велетабов, и прочих наших, кто стремится на земли пращуров, — и продают в рабство.