Грёзы о Закате

— Ведомо мне, как побить хорьков и саксов. Говорил с Лютобором. Он два лета будет крепость строить из камня, а тебе придётся плавать. Заказ у меня большой. Нашей болотной руды маловато будет. Мой приспешник тебе точно скажет, откуда и что брать. Сходишь сперва за медной рудой. В оплате не обижу. У вас же три лодьи?

— Скоро и четвёртую спустим на воду.

— Тем лучше. Грузы будете доставлять мне. У нас близ Великой реки места глухие, и никто не прознает про мои затеи. А селище моё на речке Вревке. До Великой легше дойти по Волхову.

— Мне же каждый раз мимо логова хорьков придётся ходить. Рюрик Новое городище поставил.

— Мне что ли тебя хитростям учить? — волхв глянул на Страшилу и его ватажников. — Открою вам, что ведомо мне. Горюшка хлебнул немало из-за ладожских хорьков, но не Рюрик с его хорьками, а иное племя меня беспокоит. Лихое время наступает. Немцы с юга придут, захватят наши земли от Лабы до самого моря. Сокрушат волков и ререгов. Многие наши князья на их сторону встанут. Немцы разрушат наши города и селища, и побегут от них ваши родные. К морю побегут, а там поморяне. Поморяне народ вам известный. Хватать беглецов будут да вывозить полон и данам продавать.

Страшила, стоявший аккурат против дверного проёма, был виден Алесю, и тот отметил, что старшой над витязями слушал волхва с недоверчивой ухмылкой.

— Наши били немцев многажды. Ты, пресветлый, лучше скажи, как платить будешь?

— Загляни к Люту. Оплата за первый груз уже готова.

Лют похрапывал, приспешник волхва лежал с закрытыми глазами, пытаясь унять боль в голове. На свободной лавке рядом с ложем Люта лежали россыпью золотые номисмы.

— Деньги твои. С Лютом — отдельный расчёт.

— Да за эти деньжища я тебе три ладьи меди доставлю.

— Вот и договорились. За медью на север, к свеям пойдешь. Алесь тебе укажет, нарисует на карте и сам с тобой пойдёт на север. Скажи-ка Страшила, есть ли у тебя человеческое имя?

Страшиле явно стало не по себе.

— Не любо мне моё имя: матушка сказывала, что отец в подпитии назвал меня Олегом.

Волхв встрепенулся и с прищуром посмотрел на Олега Дуковича.

— А есть ли у тебя в роду волхвы?

— Отец мой всем известен, да и матушка моя из семьи волхвов. Многим премудростям учила меня бестолкового.

— Посмотри на Алеся.

— Что на него смотреть? Пьянь заморская.

— В том твоя вина. Не тем взором смотришь.

— Знает, конечно, много. Карту мне нарисовал чудовную.

— Покажи мне карту, — попросил Ведислав и, развернув пергамент, долго всматривался в очертания материков. — Странная карта.

— У моего отца несколько карт. Все по-разному нарисованы. Верить картам нельзя. Меня матушка учила да говорила: верь только себе.

— Не доучила тебя матушка. Злой ты. К мастеру не проявил уважения, а мог бы с толком поговорить с ним. Сей человек — кузнец, каких нет ни здесь, ни в Волыни. От него зависит, будет ли тебе слава.

— Да ладно, пресветлый. На себя да на витязей только надеюсь.

— Какой ты упёртый? А мне померещилось, что Вещим Олегом тебя назовут когда-нибудь. Видно, не судьба. Сменил бы ты своё прозвище. Не Страшилой, а Грозным вели себя звать. Ладно, забирай деньги. Вижу, злой ты на всех. Крепкое вино обычно водой разбавляют; так и тебе не помешало бы к своей злости добавить просветления. Как Алесь проспится, поговори с ним. Он тебе объяснит, куда идти за медью. Все три лодьи возьмёшь. Люту уже ведомо про мои затеи.

Роптал в душе Алесь на своё бездумное поведение, но рака, а точнее, сивушная отрава, подействовала, и он надолго забылся в глубоком сне.

В устье Днепра никто их не ждал, и Страшила заявил:

— Рановато мы прибыли. Хорьки, верно, других ныне грызут.

Лишь на двух однодеревках, которые волхв пренебрежительно назвал 'моноксилами', рыбаки вытягивали сети.

У первого порога, судя по кострищам, дневали и ночевали сторожа. Они живо оседлали лошадок и умчались. День спустя встретили уличей. Но то были друзья Лютобора, прибывшие получить горячо вожделенную ими раку. Получив несколько бутылей горячительного самогона, уличи оставили Лютобору в помощь людей для волока большой ладьи. После волока пришлось смолить «корабос» типа «хеландия».

— Добрая лодья, — молвил волхву Борислав, кормчий и сменщик Кнута. Осмотрев «корабос», выдал экспертное заключение: — Будет вам служить много лет.

Бывшего раба поразило безлюдье по берегам Днепра.

— Где же люди? — спросил он у Страшилы.

— Хазарам ведомо то. Одни лишь уличи бьют их. Иногда.

Алесь, проспавший почти сутки после убойной по воздействию раки, словно заново родился и внимал всему, что рассказывали на борту. А поведали ему многое и о жизни на родине, что на закате, и о трудностях на новых землях, о богах и богинях, о праздниках и обычаях, о славном городе Менскине и Великом князе Вилькине, который построил град Тетеров, завоевал земли диких данов, свеев и норманнов и ходил морем воевать сарацин…

Мимо Киева прошли весело, с попутным ветерком. Оскольдов люд им не грозил, как обычно, с берега. Киев-городок выглядел опустевшим. Оскольд, по догадке Страшилы, ушёл на дальние промыслы за живым товаром и данью:

— Рахдониты живой товар требуют. Спелись русины Оскольда с рахдонитами!

Не знал Алесь значения этого слова, а потому спросил:

— Кто такие рахдониты?

— Гости. Из жидов.

ГРАД ЛЮТИЧ

Порешав вопросы на 'планёрке' со старейшиной селища и троицей могучих мужиков, с довольным видом воспринявших новое для них звание 'бригадиров', Алесь указал им на свой выбор из принесённых образцов белого камня, глины и песка. Старцы селища, незвано-непрошено пришедшие на планёрку, одобрительно покачали убелёнными головами. Поглаживая бороду, один из старцев растолковал молодому человеку, что некогда они добывали и обжигали белый камень и что сие дело им известное: строили некогда башни и каменные дома в городе, краше которого нет во всём мире. Называли они его на свой лад: не ВСлынь, а ВСлин. Когда Алесь начал было разъяснять, почему он выбрал самый белый из камней, и толковать о процессах при обжиге, старцы возмущённо затрясли бородами и, поставив ему диагноз 'зелен молодец', ткнули указующими перстами на старейшину и 'блягодиров':

— Их учи! Таксама зелёны, но способны не токмо трясти удом.

Приятна на слух речь велетабов: нет в ней обилия шипящих и дзеканья радимичей!

'Блягодиры' с бригадами отправились на работы: добывать и обжигать известняк, да возить песок, а Алесь засмотрелся на реку с холма, на котором селище уже опоясалось деревянными стенами: чуден Сож при всякой погоде, неприступен станет град Лютич для Оскольдовой руси и хазар, а его каменные стены сохранят первое поколение переселенцев, и не прервутся традиции, знания и навыки.

Ещё в пути Лют поделился с волхвом и его безбородым помощником идеей построить крепостные башни и стены из камня вокруг нового селища. Почин всего дороже: семья Люта по прибытии на новое, облюбованное им место, заложила фундамент для первой башни из камня.

Вече одобрило затеи Лютобора: успели оценить враждебность как хазар, так и Оскольдовых русинов; волхв Ведислав, радушно встреченный старцами селища, вещал о том, что строительные дела — наипервейшая задача. Некоторые, впрочем, пытались шуметь или придуриваться. Как дуры, так и придурки — неистребимы. На вече некий мужичок — под хохоток баб — недоумевал: 'Где же взять яиц куриных для каменной кладки? Свои-то мне неохота отдавать!'

Алесь предложил использовать цемент и монолитный бетон. Накануне объявленного вече люди посмеивались, глядя на молодого парня, ползающего вокруг крома. А парень не прост оказался. Удивил всех. Узрел народ общий рисунок с надписью 'ГРАД ЛЮТИЧ', а также планы и деталировку, нарисованные на листах пергамента, и стали все смотреть на парня уже по-иному. С превеликим удовольствием выслушали объяснения и утвердили инженерные решения мастера, который в своём загадочном прошлом успел что-то построить. О том, что опыт 'мастера' мизерный и ограничен работой в стройотряде, он — в заданном себе на всю оставшуюся жизнь режиме умолчания — не упомянул.