Страница 49 из 117
Заметив маленькую группу посетителей, остановившихся на пороге столовой, присутствующие, казалось, еще больше развеселились. Берто, начальник санитаров, сидевший в конце стола, любезно поднялся навстречу дамам.
— Как хорошо пахнет! — воскликнула задорная г-жа Дезаньо. — А вы не пригласите нас к завтраку, попробовать вашей кухни?
— Нет, нет, только не дам, — ответил Берто, смеясь. — Но если вы, господа, захотите принять участие в нашей завтрашней трапезе, мы будем очень рады.
Он сразу увидел, что между Раймондой и Жераром установились добрые отношения, и был в восторге: ему очень хотелось женить двоюродного брата на этой девушке.
— Это не маркиз де Сальмон-Рокбер сидит там между двумя молодыми людьми, похожими на приказчиков? — спросила Раймонда.
— Они действительно сыновья владельца маленького писчебумажного магазина в Тарбе… — ответил Берто. — А это маркиз, ваш сосед с улицы Лилль, хозяин роскошного особняка, один из самых богатых и знатных людей Франции. Смотрите, как он уписывает наше баранье рагу!
И в самом деле, маркиз, несмотря на свои миллионы, с удовольствием столовался вместе со всеми за три франка в день, запросто сидел за одним столом с мелкими буржуа и даже рабочими, которые не отважились бы поздороваться с ним на улице. Разве эти встречи со случайными сотрапезниками не являлись символом социального единения на почве человеколюбия? Маркиз был особенно голоден в то утро, после того как выкупал около шестидесяти больных, которые страдали отвратительными болезнями, искони терзающими род людской. А вокруг него, за этим столом, все говорило об осуществлении идеи евангельского братства; но, очевидно, эта прекрасная, светлая идея могла существовать только три дня.
Хотя г-н де Герсен только что позавтракал, он из любопытства попробовал баранье рагу и нашел его великолепным. В это время Пьер, увидев директора попечительства, барона Сюира, который прохаживался с важным видом человека, задавшегося целью надзирать за всем, даже за тем, как питаются его подчиненные, вспомнил вдруг о страстном желании Марии провести ночь возле Грота; он подумал, что барон может дать такое разрешение.
— Конечно, иногда мы разрешаем, — ответил барон Сюир очень серьезно, — но вопрос это чрезвычайно деликатный. Вы ручаетесь, что молодая особа не больна чахоткой?.. Ну что же, раз у нее такое большое желание провести ночь у Грота, я переговорю с отцом Фуркадом и предупрежу госпожу де Жонкьер, чтобы она отпустила девушку с вами.
Он был, в сущности, добряком, хотя и любил разыгрывать роль незаменимого человека, обремененного тяжелой ответственностью. Он немного задержал посетителей и подробно рассказал им о внутреннем распорядке попечительства: больные молятся все вместе, два раза в день собирается административный совет, на котором присутствуют начальники санитарной службы, преподобные отцы и больничные священники. Больных очень часто причащают. А сколько других дел, и притом самых сложных: персонал так часто сменяется, приходится держать в руках множество народа. Сюир говорил словно полководец, каждый год одерживающий великую победу в борьбе с духом времени; он отослал Берто доканчивать завтрак, желая сам проводить дам до посыпанного песком дворика с прекрасными тенистыми деревьями.
— Очень интересно, очень интересно! — повторяла г-жа Дезаньо. — Ах, как мы вам благодарны за вашу любезность!
— Не за что, не за что, сударыня! Я в восторге, что представился случай показать вам мой мирок.
Жерар не отходил от Раймонды. Г-н де Герсен и Пьер переглянулись, им надо было идти на площадь Маркадаль, но тут г-жа Дезаньо вспомнила, что одна приятельница просила прислать ей бутылку лурдской воды. Она посоветовалась с Жераром, как это сделать.
— Хотите, я провожу вас? И если господин де Герсен и господин аббат согласятся пойти с нами, я покажу вам склад, где воду наливают в бутылки, закупоривают, упаковывают в ящики и отправляют. Это очень любопытно.
Господин де Герсен тотчас же согласился, и все пятеро снова отправились в путь; г-жа Дезаньо шла между архитектором и аббатом, Раймонда и Жерар впереди. Залитая палящим солнцем площадь Розер была Переполнена праздным людом, точно в день народных увеселений.
Впрочем, склад находился рядом, налево под аркой. Занимал он три чрезвычайно скромных зала. В первом попросту разливали воду в бутылки; служитель привозил из Грота цинковый бочонок, выкрашенный в зеленый цвет, весьма похожий на бочку для поливки улиц; затем стеклянные бутылки наполняли из крана водой, причем рабочий в короткой блузе не обращал никакого внимания на то, что вода переливается через край. На полу постоянно стояла лужа. На бутылках не было этикеток; только на оловянном колпачке, надевавшемся поверх пробки и покрытом, очевидно для сохранности, свинцовыми белилами, стояла надпись, указывавшая на происхождение воды. В двух других залах производилась упаковка; это была уже настоящая мастерская, с верстаками, инструментами, кучей стружек. Тут делали красивые ящики для одной и для двух бутылок, причем дно устилали обрезками тонкой бумаги. Мастерская напоминала склады в Ницце и Грассе, откуда отправляют цветы и засахаренные фрукты.
— Как видите, — объяснял с довольным видом Жерар, — вода действительно берется из Грота, вопреки неуместным шуткам. И все происходит совершенно естественно, на виду, без всяких премудростей. Кстати, должен вам сказать, что преподобные отцы вовсе не продают воду, напрасно их в этом обвиняют. За бутылку лурдской воды берут двадцать сантимов, то есть ровно столько, сколько стоит стекло. Если вы захотите получить воду по почте, придется, разумеется, уплатить за упаковку и пересылку, и это будет стоить франк семьдесят сантимов. Впрочем, вы можете наполнить у источника бидоны и всяческие сосуды в любом количестве.
Пьер решил, что на этом деле преподобные отцы не особенно наживаются, но все же какой-то доход получают, так как продают тысячи ящиков и бутылок, которые обходятся им дешевле, чем по двадцать сантимов за штуку. А Раймонда, г-жа Дезаньо и г-н де Герсен, люди с пылким воображением, очень разочаровались, увидав зеленый бочонок и кучу стружек перед верстаком. Они представляли себе, что разлив чудотворной воды в бутылки сопровождается религиозными обрядами, известным ритуалом, благословениями священников в полном облачении и хором чистых, детских голосов. Пьер же, глядя на эту обыденную упаковку, подумал о великой силе веры. Ему представилось, как в комнату больного, проживающего в очень отдаленном месте, прибывает такая бутылка с «чудотворной» водой; больной падает на колени, восторженно пьет эту прозрачную воду и взывает об исцелении, отдаваясь во власть всемогущей иллюзии.
— Да, кстати, — воскликнул Жерар, когда они вышли из мастерской, — хотите посмотреть лавку, где торгуют свечами? Это близко отсюда.
И, не дожидаясь ответа, он потащил всю компанию на другую сторону площади Розер, желая, в сущности, лишь развлечь Раймонду. Свечная лавка представляла собой зрелище еще менее увлекательное, чем упаковочная мастерская, откуда они вышли. Под аркой, справа, находилось нечто вроде кладовой или глубокого подвала, разделенного перегородками на большие клетки, где хранились огромные запасы свечей, рассортированных и разложенных по размеру. Здесь держали излишки свечей, приносимых в дар паломниками; их поступало столько, что специальные повозки, куда паломники складывали свечи у решетки Грота, по нескольку раз в день свозили сюда эти пожертвования. Каждая пожертвованная свеча должна была гореть у ног святой девы. Но их приносили слишком много; двести свечей разной величины пылали в Гроте круглые сутки, и все же невозможно было исчерпать этот невероятный, непрестанно возраставший запас. Ходили слухи, что преподобные отцы вынуждены перепродавать воск. Некоторые почитатели Грота с гордостью признавали, что одного дохода от свечей хватило бы на ведение всего лурдского дела.
Раймонда и г-жа Дезаньо были поражены количеством свечей. Сколько их! Сколько их! Особенно много лежало тут маленьких свечек, тех, что стоили от десяти сантимов до одного франка. Г-н де Герсен пустился в вычисления и запутался. Пьер молча смотрел на эти груды воска, предназначенного для сжигания на ярком солнце во славу божию; и хотя он не считал, что из всего надо извлекать материальную пользу, и понимал, что существуют обманчивые радости и удовольствия, потребные человеку, как хлеб насущный, он все же подумал, что можно было бы раздать нищим деньги, которые стоит весь этот воск; а ведь он обратится в дым.