Из-за милой Фрэнси

Как девушки ни старались бесшумно проскользнуть в дом, их встретил голос матери:

— Фрэнси?

— Да, мама. Мы с Джиной вернулись. Все в порядке.

— Тогда ложитесь спать. Поговорим утром.

Джина улыбнулась и прошептала:

— Она поняла — что-то случилось.

— А ты сомневалась?

— Нет. Она у нас как радар — все улавливает.

Фрэнси и Ной остались одни и прошли в кухню.

— Мне лучше уйти, — сказал Ной, но не сдвинулся с места.

— Спасибо тебе за Джину. Ты чудесный человек, Ной Гордон.

— Вот только мысли у меня не совсем чудесные.

— О чем же твои мысли?

— О нас с тобой… Обнаженных. Которые не побоялись пойти дальше того, что начали… Но мы не можем позволить себе это. Ведь ничто не изменится в нашей жизни.

— Как ты можешь?! Ведь только что доказал, какой ты добрый, чуткий.

— От чуткости до любви — огромная дистанция. А тебе ведь нужна именно любовь, не так ли? Уж такая ты женщина, Фрэнси.

— Но ты даже не стараешься что-то изменить.

— Дело не в старании. Я просто не знаю, с чего начать.

— Начни с честности.

Он вздохнул, умирая от желания обнять ее. Но объятия, как известно, ведут к поцелуям, которые, в свою очередь, заканчиваются постелью. А это снова заведет их бог знает куда. Это тупик.

— До завтра, Фрэнси.

Она только вздохнула в ответ.

Чтобы как-то уйти от неловкости, он спросил:

— Ты расскажешь мне, что наметила ко Дню святого Валентина?

— Нет, это сюрприз.

— Вообще-то я не любитель сюрпризов. Надеюсь, этот будет исключением.

В воскресенье днем снег повалил с такой щедростью, что поездка в Херши превратилась в пытку. Но и этому испытанию пришел конец. Ной не только благополучно довез Фрэнси до места, но и поддерживал ее под локоток, когда они пробирались между сугробами к катку.

— Если ты упадешь, Пол свернет мне шею. — Говоря это, Ной некстати улыбался.

Пол поручил ему отвезти Фрэнси в Херши во время обеда, на который Ноя пригласила Анджела, дав понять, что хочет таким образом поблагодарить его за Джину. Но как ни странно, вела себя с ним Анджела не столь сердечно, как раньше, и на мужа бросала настороженные взгляды, подозревая его в сговоре с Ноем — пресловутой мужской солидарности.

Во время поездки Фрэнси хранила молчание. Между ними снова возникла невидимая преграда. Фрэнси лишь разок открыла рот, чтобы недовольно пробурчать:

— Папины уловки меня просто бесят. Я вполне в состоянии водить машину в снегопад, в дождь и даже во время грозы.

— Он волнуется за дочь, и я его понимаю.

— Снег уже почти прекратился.

— Кто знает, что будет через три часа. Я вообще удивлен, что клуб не перенес соревнования на другой день.

— На катках всегда сложности со свободным льдом из-за хоккеистов. Да и вряд ли снегопад окажется затяжным.

Зрителей почти не было, зато несколько десятков фигуристов толпились у судейской ложи. Фрэнси машинально подхватила Ноя под руку — учащенный пульс тут же дал ему понять, что тело вновь вступает в борьбу с разумом.

— Я ненадолго забегу в раздевалку к приятелям. Ты со мной или посидишь здесь?

— Я всегда умирал от любопытства, стремясь подглядеть, что происходит за сценой.

— Сущий бедлам!

В тесном проходе действительно творилось нечто невообразимое. Спортсменам приходилось проталкиваться локтями, чтобы попасть в раздевалку или выйти из нее. Симпатичная молодая женщина, узнав Фрэнси, пылко обняла ее, несмотря на толчею.

— Ты выбралась! Вот умница! Мы с Чаком просто извелись от волнения. И это никогда не проходит, правда? Эй, посмотрите-ка, кто приехал! Лапочка Фрэнси! Умница наша, драгоценная наша!

Теперь центром внимания стала Фрэнси. Ее обнимали, чмокали, жали руки. Похоже, ей это нравилось. Ной понял, что ради этого она, собственно, и приехала сюда. Ради дружбы. Она выслушивала комплименты, хвалила в ответ других, шутила, смеялась и вообще вела себя с этими людьми как своя, как равная. Наверное, поэтому она и не сидит отдельно, в судейской ложе, — чтобы не выделяться, не премьерствовать. Каждые пять минут Фрэнси поворачивалась к Ною и представляла его кому-то. Он чувствовал себя почти членом шумной компании спортсменов. Почти…

Когда громкоговоритель объявил начало соревнований, Фрэнси пожелала всем удачи. Кто-то сунул им с Ноем в руки пластмассовые стаканчики с горячим шоколадом, и они отправились в зал. Усевшись, Фрэнси уткнулась носом в стаканчик, пытаясь согреться.

Ной засмеялся:

— Ты научилась приспосабливаться к постоянному холоду.

Она облизала измазанные шоколадом губы.

— Я просто не замечаю его. Вечно холодные ноги — издержки профессии.

Ной вспомнил ее обнаженную ногу на своем бедре. Фрэнси излучала тогда жар и свет. Хм, это он зря придумал — предаваться воспоминаниям: боль в теле, боль в душе. Покосившись на нее, он понял, что и она вспоминала то же самое, и перевел взгляд на лед.

— Почему ты поехал со мной? Ведь не потому же, что папа попросил?

— Потому что хотел быть с тобой.

— Как же тебя сложно понять, — вздохнула она.

Он и сам перестал понимать себя. Общение с Фрэнси пугающе изменило его — оно взвинчивало, но и магически притягивало. Ему теперь нравилось балансировать на острие ножа. Только умение владеть собой и постоянная настороженность помогали избегать крайностей, граничащих со срывом.

Фрэнси объяснила ему, что сегодня соревнуются танцевальные пары. Она громко аплодировала после каждого выступления.

— Только тот, кто испытал сам, знает, каково это — выйти на сцену, оказаться один на один перед огромным залом. Нервы — как натянутая струна… Вон — видишь? — Дженнифер. Мы с ней когда-то вместе ходили на тренировки. А в один прекрасный день она бросила спорт, захотела, по ее словам, вести нормальную жизнь: ходить в кино, встречаться с друзьями. Но вот вернулась. Теперь у нее танцы на льду — хобби.

Ною послышалась зависть в голосе Фрэнси. Ясно как день, что она любит фигурное катание. Но только вот как искусство или как профессию? Вдруг она решила бросить спорт и остаться в Геттисберге? А он сможет выкрутиться, не продавая каток? Тогда они бы виделись довольно часто. Но разве этого достаточно? А если все же придется продать каток? Что тогда? Что их свяжет? «Ладно, не трави себе душу раньше времени, парень. Сидишь рядом с очаровательнейшей девушкой — вот и радуйся».

После объявления победителей Фрэнси потащила его поздравить счастливчиков. Ной весь напрягся, когда какой-то мужчина обнял и расцеловал Фрэнси. Она ведь так легко откликалась на ласку…

Погода угрожающе изменилась. Немного потеплело, и дороги покрыл двухдюймовый слой снега, а под ним образовалась тонкая корка льда. Фрэнси уже несколько раз поскользнулась.

Ной открыл ей дверцу и помог сесть в машину — всегда такой внимательный и галантный. Интересно, где он этому научился? Ведь сам же рассказывал, как прошло его детство. Ладно, что зря ломать голову? Ной — сплошная загадка. Она всегда терялась, не зная, как вести себя с ним, а потому стала думать о предстоящем празднике влюбленных. Радовалась, что ей удалось уговорить диджея с местного радио вести вечернюю передачу прямо с катка. Конечно, очень хотелось поделиться с Ноем кое-какими идеями, но лучше потерпеть. Пусть сам увидит, что тесное общение так же нужно людям, как и дружная семья.

Едва они вырулили со стоянки, как Фрэнси поняла, что путь им предстоит нелегкий. Задние колеса скользили, и ехать пришлось очень медленно. На шоссе их занесло и крутануло так, что галантный Ной ругнулся сквозь зубы.

— Кажется, папа был прав. Я рада, что мне не придется в одиночку сражаться с гололедом.

— А я удивлен, что ты призналась в этом.

— Почему?

— Потому что не заметил на лице у девушки особого счастья, когда отец попросил меня съездить в Херши.

— Это потому, что я теряюсь, не знаю, как себя вести… с тобой.

— Да будь сама собой.