Страница 15 из 30
— Отчего же?
— Может случиться что угодно. Не место девочке в лесу.
Тут он сделал большую ошибку.
— Так будь я мальчиком, ты бы не возражал? Он закусил губу.
— Там змеи водятся...
— Что-то не заметила... не считая ужа. Еще какие напасти? — Не знаю, что на меня нашло, но я добавила: — Чьи-то лапушки?
— Что за глупости! — Он покраснел и подцепил корку грязи носком сапога. — Тете Джесси не понравилось бы, что ты гуляешь там одна.
Его слова вызвали во мне непонятное раздражение. Я чуть было не ляпнула: «И что с того?» Слава богу, я вовремя прикусила язык, ведь я же совсем так не думала... А потом я чуть не сказала: «Неправда, она была бы рада». Там было так красиво, среди ее любимых цветов и деревьев. Внезапно я почувствовала себя очень маленькой и одинокой, будто никто не понимал, что у меня на душе и почему все это для меня так важно. Да я бы и не смогла как следует объяснить: я сама ничего толком не понимала.
В общем, мне нечего было ему возразить. Я развернулась и побрела вверх по холму. Внезапно сзади послышалось:
— Па-па-ди-ду-да!
И я машинально откликнулась:
— Танцуй всю ночь до утра!
И замерла как вкопанная. До меня внезапно дошло, что никому, кроме тети, дядя Нэт свое «Па-па-ди-ду-да!» не пел. И я побрела дальше, все думая о том, как машинально выпалила: «Танцуй всю ночь до утра!» Выпалила в точности как тетя — радостно и с надеждой. Танцуй... Какой смысл в этих словах? В устах тети Джесси они значили «Живи! Не стесняйся жить! Бери от жизни все!»
И еще я подумала: как же я не догадалась в тот вечер наклониться над ящиком и крикнуть: «Танцуй! Танцуй всю ночь до утра!» — Вдруг она поднялась бы, улыбнулась и пустилась в пляс?
23. Я нечаянно
Колючую проволоку, да еще в два ряда, неохотно берут даже острые кусачки. В раздражении я пнула столб ногой и даже накричала на проволоку. В конце концов мне удалось перерезать ее в четырех местах и отогнуть концы к столбам. Я знала, что совершаю почти что преступление. Бедному фермеру придется попотеть, прежде чем он сможет починить ограду; я выросла на ферме, я знаю. Но проволока стояла на моем пути. Словно бык, которому мазнули под хвостом скипидаром, я неслась вперед, сметая все преграды.
Но когда я принялась искать в траве плиты, меня ждало разочарование. По эту сторону ограды мощеная тропа обрывалась, чтобы вновь начаться по ту. Наверное, кто-то вырубил здесь лес, чтобы устроить пастбище, а заодно убрал и плиты.
Я не знала, что делать. Можно, конечно, просто выкосить траву и оставить грунтовую дорожку, но она тут же зарастет вновь. Можно набрать камней и выложить ими этот участок дороги, но камни нужного размера попадались только у ручья, и то неизвестно, удастся ли мне набрать их достаточное количество. А потом я представила себе, что значит таскать здоровенные булыжники по одному, по два от самого ручья, за шесть километров. Недолго и надорваться, и вряд ли мне удастся закончить до конца лета.
Я пошла направо вдоль ограды, высматривая ферму по соседству. Но за холмом открывалась новая поляна. Ни дома, ни сарая.
По пути назад я заметила черную груду камней. Вот и плиты, беспорядочно сваленные у леса. До отверстия в ограде все равно далековато, но за день-два я должна управиться.
Высокая луговая трава оказалась упрямой и неподатливой. Придется захватить косу.
* * *
Бен согнулся над грядкой, на все лады браня едва заметные сорняки. А моя грядка была заброшенной и всеми покинутой. Помидорные плети, которые я не удосужилась подвязать, скорбно клонились к земле под тяжестью зеленых плодов. Во все стороны, как ведьмины космы, торчали сорняки. Циннии по краям сморщились и пожухли от безжалостных лучей солнца.
— Просто безобразие! — пожаловался Бен. — Цинни, ты совсем о них не заботишься.
— Еще позабочусь, — пообещала я.
— Да, кстати, Джейк заезжал. Я тут ни при чем, Цинни, это Сэм все напутал.
— Что напутал?
— Скоро узнаешь.
На кухне сидела Бонни. Едва завидев меня, она выпалила:
— Угадай, кто приезжал? Угадай, что стряслось? Сэм, собиравший в кастрюлю остатки овощей для
своего непременного супа, пробормотал:
— Цинни, я не нарочно.
— О чем ты?
Сэм принялся яростно помешивать в кастрюле.
— Вечно я все путаю. Ну, слушал я его вполуха... На кухню вплыла Гретхен и застыла, увидев меня.
— Заезжал Джейк. Он привез подарок Мэй.
— А может, и нет, — возразила Бонни. — Может, вовсе и не Мэй.
— Да нет же, Мэй.
— А может, и не Мэй.
Сэм бешено вращал ложкой:
— Я не нарочно. Бонни пояснила:
— Заезжал Джейк, но дома был только Сэм, и Джейк попросил его передать подарок, а Сэм забыл кому.
— Ну забыл я, забыл! — тоскливо всхлипнул Сэм.
— А Мэй сказала, это для нее, — повторила Гретхен.
— А может, и нет.
Я выскочила на улицу и быстро пошла к сараю. За мной бросилась Бонни.
— Ты даже не спросишь, что он привез? Тебе не интересно? А по-моему, он старался для тебя.
Я замедлила шаг.
— Ну, хорошо. И что же он привез? Бонни стиснула мою руку:
— Лошадку.
24. Лошадка
Я полетела к хлеву. Рванула жалобно скрипнувшую дверь — и замерла, вдыхая знакомый запах сена и навоза. Когда глаза привыкли к полумраку, я пошла к стойлам, прислушиваясь, не подаст ли голос новый жилец.
Джейк, ты замечательный! Ты чудо, Джейк!
Но стойла пустовали. Посреди пастбища методично жевали траву две коровы. Я обернулась, взгляд метался по всем уголкам фермы. На холм медленно карабкалась Бонни, внизу среди грядок копошился Бен.
— Где же она? — спросила я Бонни, едва та приблизилась.
— О чем ты?
— О лошади!
Бонни удивленно оглянулась вокруг:
— Какой такой лошади?
— Сама знаешь. О подарке Джейка!
— Ну ты даешь, Цинни, — вздохнула сестренка. — Решила, что Джейк привел живую лошадь? Он привез маленькую деревянную лошадку.
* * *
Мысленно чертыхаясь, я достала из сарая косу и вернулась на поляну. Ну и придурок же ты, Джейк!
В ярости я неуклюже накинулась на траву так, что чуть не отхватила себе ногу. Но постепенно нашелся нужный ритм. Тело, трава и коса слились в одно целое. Я осознала, что пора остановиться, только когда уперлась в забор. Поздравила себя с тем, что руки и ноги остались целы, и принялась проделывать в ограде выход. Затем начала таскать плиты из кучи у самого леса.
Что за затмение на меня нашло? С чего я взяла, что Джейк станет ради меня воровать? Я всегда считала воровство чуть ли не смертным грехом. Но может, мне хотелось доказательств, что я ему нравлюсь? Нелегко было признаться самой себе, что я готова толкнуть человека на преступление, лишь бы убедиться в искренности его чувств. Я вела себя как глупая девчонка, канючившая: «Хочу конфету! Хочу, хочу, хочу!» Правда, хотела я не конфету, а лошадь. И стремилась понять, нравлюсь ли парню. И я как наяву услышала голос Мэй: «Цинни, ты хуже ребенка!»
* * *
Тем вечером я снова слушала стрекот сверчка. Двадцать один градус. Теплый ветерок раздувал занавески. Даже в темноте я различала на тумбочке Мэй открытую коричневую коробочку, а рядом — миниатюрную статуэтку лошади.
Лошадка предназначалась мне, как могло быть иначе? Я боролась с искушением подкрасться и сцапать ее. Джейк ведь всегда делал подарки мне. Но Мэй так уверена в своей правоте; а вдруг Джейк так и хотел, вдруг он перекинулся на нее?
Ночью меня преследовали кошмары. Золотые медальоны и кольца с рубинами блестели на деревьях; в воздухе парили медные жетоны. По лесам мчались крошечные коричневые лошади, распугивая биглей и ящериц с глазами-бусинами. Посреди всего этого безумия моя тетя Джесси отплясывала на каменных плитах буги-вуги, а из-за дерева за ней наблюдала таинственная незнакомка, вся в красном.