Страница 11 из 33
- Что за план «Б»? Почему я ничего не знаю об этом плане? — Возмущению президента не было предела. — Мерзавцы!
- Потому что у вас нет к нему допуска.
- Как нет допуска? — президента поразило это открытие, словно удар молнии. — Ведь я Верховный Главнокомандующий!
Референт ещё раз уточнил есть ли в списке фамилия Президента и отрицательно покачал головой. Матюхин выхватил из рук референта лист бумаги, прочитал длинный перечень фамилий и лично убедился, что референт не врёт.
- Мы сегодня же внесем вас в список, и вы ознакомитесь с совершенно секретным планом.
- А министр наступления? А Генеральный прокурор? Они–то какое отношение имеют к резидентуре? Какого характера их миссия в Лондоне?
- Самая непосредственная, родственная. Помогают своим сыновьям–банкирам легализоваться и закрепиться.
- А министр внутренних дел? У него вроде бы нет сына, у него дочь!
- Дочь замужем за вице–президентом Газового банка.
Вконец расстроенный лидер страны выругался и запустил в помощника пресс–папье из уральского малахита, но тот успел уклониться, и тяжелый предмет просвистел мимо цели и раскололся пополам после удара о стену. Президент выставил референта из зала, несколько минут тупо смотрел на распростертую во весь необъятный стол карту, а затем выбежал прочь. Василий нырнул в потайную дверь в стене, скрытую портьерой, и спрятался в комнате, где мог побыть наедине со своими мыслями. Во втором кабинете он отдышался, достал из холодильника бутылку водки, выпил половину прямо из горлышка, рухнул на кожаный диван и закурил.
«Всеми покинут, позабыт, позаброшен…» — пронеслись в голове невесёлые мысли.
***
Утром воинский эшелон остановился. Озоруев успел выспаться, хотя вначале долго ворочался и долго не мог уснуть. Мысль о немедленном побеге преследовала его часа два, и он хотел даже выпрыгнуть на ходу, но ему было стыдно подчиненными — пусть и «потешными», но все же солдатами.
Максим спал чутко, сразу проснулся и прислушался к тишине вагона. Бойцы еще спали, действуя по старому армейскому принципу: солдат спит, а служба идет. Особенно громко храпели близнецы, которых загоняла неутомимая Клавка. Крепкая разбитная бабенка дала молодцам передышку только перед рассветом. «Пора», — решил Максим, мысленно пожелал удачи солдатам, вышел в тамбур, отворил входную дверь и обомлел: возле вагона дежурили вооруженные автоматами милиционеры. Лица их были угрюмы и сосредоточены.
«Спасу нет от сатрапов», — подумал Макс, разозлившись.
Милиционеры были экипированы в каски и бронежилеты, а вдоль состава, словно оловянный солдатик, стоял на часах приставленный к батальону Неумывакин.
- Обложили, суки, ментяры позорные! — в сердцах произнёс Озоруев.
- Шо ты казав? — переспросил мордатый сержант с усами как у Тараса Бульбы. — Поуторы мяне, хлопчику, я нэ расслышав!
- Спросил, который час…
- Вертайся у вагон! Мы нэ справочное, справок немае…
Усатый милиционер пообещал врезать ему дубинкой по ребрам, если Макс сейчас же не закроет дверь. Такого поворота событий Озоруев никак не ожидал. Оказывается, их бдительно охраняют, вернее, стерегут! Шокированный этим открытием Макс вернулся в купе и теперь по- настоящему затосковал. Вскоре вагончики тронулись, и когда милицейская рожа проплывала за стеклом, то новоиспеченный подполковник не удержался от соблазна и показал вокзальному «держиморде» левой рукой кукиш, а правой средний палец. Изумлению «легавого» не было предела. Побагровевшая вмиг физиономия замерла на месте. Но оправившийся от первого потрясения представитель закона быстро догнал вагон и с размаху ударил по окну резиновой дубинкой. Резина чмякнула, стекло щелкнуло, хрустнуло, но выдержало, однако на месте удара появилась паутина многочисленных мелких трещин.
Потрясенный комбат только и смог произнести вслух:
- Сволочь!
И как теперь смотреть на мелькающие за окном пейзажи? Как увидеть юных красоток, машущих нам на прощание платочками? Придётся сменить купе… Максим собрал вещи и переместился в центр вагона. Из первого купе пришел Неумывакин и пожурил подполковника за отсутствие выдержки.
- Такое поведение неуместно для комбата! Стыдно! Сотрудник милиции мог применить к вам табельное оружие, согласно Закону о пресечении экстремистской деятельности!
- Значит, я еще и экстремист?
- А вы как думали! Он ведь при исполнении…
- А я, получается, погулять на фронт еду? Бабочек ловить и в носу ковырять?
Из кубрика близнецов высунула нос Клавдия и поинтересовалась, позевывая, не передумал ли комбат насчет развлечения.
- Отстань от меня! Не передумал! Иди на… к братьям!
- И пойду! — пообещала проводница, демонстративно выпятив ещё крепкую грудь.
Обиженная таким пренебрежительным отношением к своим услугам женщина захлопнула дверь и принялась тормошить заспанных братьев. Оплата–то почасовая, время поездки идет, а тут упущенная прибыль.
Назначенный на должность комбат Озоруев еще несколько раз предпринимал попытки тихо покинуть вверенный ему воинский коллектив, но каждый раз нарывался на новую неприятность. В него целились, тыкали стволами, толкали прикладом, один раз даже стукнули по ноге дубинкой. Всюду по пути следования эшелон встречали угрюмые милиционеры, а по перрону рыскал приставленный к ним особист. Прыгать на ходу во время движения эшелона, рискуя свернуть себе шею, Максим не хотел. Подполковник решил на время оставить попытки к бегству. «Эх, воевать так воевать. Ну и раз боевых действий не избежать, тогда может быть пора и мне браться за Клаву? Вдруг это будет в последний раз? А может, Рита согласится и не откажет старому воину в женской ласке?»
Подумал и сделал. Комбат постучался и решительно вошёл в купе, где сидела девушка. Завязался долгий приятный разговор. Вскоре на столике появилось припасенное проводничкой шампанское, затем хороший коньяк. Комплимент за комплиментом, и вот они уже плавно подошли к брудершафту. Потом страстный поцелуй, кровь закипела вместе с шампанским — и любовь–морковь насытила обоих… Глядя на комбата, Шмуклер тоже не выдержал и направился к жадной до денег и секса проводнице, которой пришлось работать без передышки уже на три «фронта»…
Эшелон медленно пробивался сквозь заторы на узловых станциях, не задерживаясь на разъездах и полустанках, он двигался только вперёд. Навстречу, на Запад, спешили переполненные составы с молчаливыми беженцами. Иногда, когда поезда стояли рядом, можно было услышать из этих вагонов тихий плач или стон. Раскачиваемый резкими рывками локомотива воинский эшелон едва не сносило с путей на изгибах старой дороги. Рельсы на некоторых участках были положены ещё до революции. Колеса то весело постукивали на стыках, то натужно скрипели при торможении. Единственный воинский эшелон без особых препятствий миновал Урал. Вскоре на одной из станций у них тихо отцепили вагон с продовольствием, на другой — украли вагон с обмундированием. Не успели мобилизованные очухаться и протрезветь, а состав уже передвигался по Западной Сибири. Снова крепко выпили, протрезвели, и вот уже за окнами замелькали пейзажи Восточной Сибири. Недельный ускоренный марш — и эшелон прибыл на конечную станцию.
На рассвете поезд остановился на маленькой, богом забытой станции, и старинный, почти музейный паровоз, тянувший их от Слюдянки, шумно стравив пар, «испустил дух». Вышел из строя паровой котёл. Вскоре в дверь штабного вагона снаружи громко постучали, причём чем–то тяжелым. Озоруев открыл дверь вагона и шумно вдохнул свежий утренний воздух. Ноги подкашивались, руки не слушались, в голове шумело. Рита оказалась не только жгучей брюнеткой, но и просто жгучей женщиной. Максим нерешительно шагнул на платформу.
Едва комбат вышел из вагона, как ему начал крепко пожимать руку встречавший эшелон военный комендант в чине старшего лейтенанта. Однако этот военный с недоумением взирал на прибывший «карманный» батальон.