Страница 117 из 118
4. Ограничения на деривативы. Акция по спасению AIG (пострадавшей от собственных сделок с деривативами), обошедшаяся в 180 млрд долл., должна была бы привести к резкому ограничению операций с деривативами. По поводу деривативов ведутся вполне обоснованные дебаты: следует ли их относить к инструментам страхования или к сфере азартных игр. Но в любом случае правительство должно регулировать их использование, и, конечно, эта деятельность не должна поощряться или субсидироваться, как это фактически происходит сегодня61. Закон о реформе знаменует собой хотя и очень небольшой, но все же прогресс в решении этой проблемы. Неспособность добиться большею понятна: когда несколько крупных банков получали по 20 млрд долл. или более в год в виде платежей, их стремление противостоять прикрытию столь прибыльного канала денежных поступлений было вполне объяснимым. В течение какого‑то времени казалось, что появится четко сформулированное положение, ограничивающее возможности страхуемых правительством банков по созданию деривативов. В конце концов банкам разрешили сохранить основную часть (около 70%) их бизнеса, связанного с деривативами, но деривативами, создаваемыми на основе акций, сырьевых товаров и некоторых видов кредитных дефолтных свопов, должно было заниматься отдельное подразделение, к которому предъявляются более высокие требования по капиталу, что, хочется надеяться, снизит риск очередного возникновения необходимости в оказании банкам финансовой помощи62.
Значительный прогресс был достигнут в области обеспечения прозрачности в сделках с деривативами. Большинство контрактов были стандартизированы, а сделки по ним стали осуществляться через электронные платформы63. Но все это в теории, а на практике в этой сфере деятельности все еще имеются большие прорехи: если сделка осуществляется не на бирже, регулирующие органы не имеют четких правовых полномочий, чтобы отменить ее как незаконную.
5. Введение дополнительных полномочий. Правительство получило более широкие полномочия для взаимодействия с банками, попавшими в кризисную ситуацию. Но законодатели не в полной мере решили проблему слишком больших для краха институтов. Мы должны быть реалистами. В ходе последнего кризиса правительство на многое закрыло глаза и занималось спасением акционеров и держателей долговых обязательств, хотя и не обязано было это делать. До тех пор, пока есть мегабанки, которые слишком велики для краха, правительству, скорее всего, придется и впредь закрывать глаза на многие нарушения. В результате слишком большие для допущения их краха банки будут и далее иметь не только стимулы, подталкивающие их участвовать в операциях с чрезмерными рисками, но и конкурентное преимущество, основанное не на более высокой эффективности их деятельности, а на неявных субсидиях от государства в виде будущих акций спасения, которые будут предприняты в случае, если наступит очередной кризис.
Переписывание истории
Хотя кризис еще не закончился, его главные действующие лица уже активно занимаются переписыванием истории. Несмотря на то что число выявляемых упущений и недочетов в области регулирования, особенно совершенных Комиссией по пенным бумагам и биржам, Федеральной резервной системой и другими регулирующими органами, возрастает, многие из этих регуляторов уже неоднократно утверждали, что они сделали все, что было в их силах. Представители ФРС и Министерства финансов, которые хотят оказаться среди победителей, почему‑то не упоминают о своих неоднократных ошибочных прогнозах (даже после прорыва пузыря ФРС утверждала, что его последствия будут ограниченными)64. Не упоминают они и о том, что поддерживали систему регулирования, которая имела изъяны на фундаментальном уровне; в частности, они активно полагались на саморегулирование, то есть на то, что в конце концов было признано оксюмороном. Когда они утверждают, что у них не было полномочий для совершения других действий, они предпочитают забыть о том, что у них фактически имелись все полномочия, позволявшие им не допустить надувания пузыря, а также о том, что до краха Lehman Brothers они отказывались от обращения в Конгресс с целью получения дополнительных полномочий, потребность в которых они теперь, хотя и с опозданием, признают.
Они и их сторонники хотели бы, чтобы мы забыли длившиеся на протяжении десятилетия ожесточенные бои вокруг того, каким должно быть государственное регулирование, и их неудачи в реализации на практике даже уже имевшихся регулирующих правил. Они хотели бы, чтобы вместо этого мы поблагодарили их за спасение капитализма и за то, что они отвели нас от края пропасти, к которой они же и толкнули нас осенью 2008 года. Да, они согласны, что спасение оказалось дорогостоящим, да, кивают они, было неприятно давать столько денег тем, кто вел себя неподобающим образом. Но у нас, заверяют они, просто не было другого выбора.
У нас был выбор
Но варианты выбора у нас все же были. Любой совершаемый выбор влияет на последующие. Снижения налогов в 2001 и 2003 годах, осуществленные по инициативе президента Буша, привели не к устойчивому росту, как он обещал, а скорее к увеличению бюджетного дефицита, что еще более затруднило процесс ликвидации пузыря на рынке жилья65. В этой книге я объясняю, как периодически повторяющиеся акции по спасению банков, осуществлявшиеся по всему миру в течение двух предыдущих десятилетий, привели к повышению морального риска, который в значительной степени способствовал безрассудному кредитованию банков. Я пишу о том, что Министерство финансов США и МВФ установили очень жесткие и контр продуктивные условия для развивающихся стран, из‑за чего тем пришлось нести на себе основную тяжесть последствий, вызванных решениями банков о выдаче плохих кредитов. Это внесло свой вклад в резкий рост валют ных резервов, что, в свою очередь, способствовало усилению глобальных дисбалансов и снижению процентных ставок.
Сейчас, через много месяцев после того, как администрации Буша и Обамы сделали свой выбор стратегии спасения, все более очевидными становятся его экономические и политические последствия.
Кризис еще не закончился. До этого еще далеко. То, что происходит сейчас, похоже на замедленное крушение поезда: можно увидеть массовые разрушения, которые произошли в тот момент, когда поезд начал совершать поворот на слишком высокой скорости. На данном этапе, когда мы говорим, что меры по спасению сработали, все, в чем мы можем быть уверены, — это то, что нам удалось избежать немедленной катастрофы: глобальная экономика отошла от края пропасти, на котором она покачивалась еще совсем недавно. Однако общее направление движения, мягко говоря, является неопределенным: все, что мы можем сказать сейчас, спустя девять лет после того, как ФРС начала реализовывать свою политику создания пузыря на рынке жилья, выбрав ее в качестве способа восстановления экономики после лопнувшего технологического пузыря, — это то, что восстановление происходит на шатком фундаменте и общее состояние мировой экономики остается нестабильным.
Конечно, мы никогда не можем быть уверены в том, что альтернативные варианты, в защиту которых я здесь выступаю, сработали бы лучше. Может быть, если бы мы потребовали более справедливых соглашений с банками, возвращение к здоровому состоянию происходило бы медленнее. В этом случае почти наверняка акционеры и руководители банков получили бы гораздо меньшие суммы. Но трудно поверить, что кредитование было бы более ограниченным, чем сейчас. На мой взгляд, нет абсолютно никаких сомнений, что мы могли бы потребовать от спасаемых банков поручительств в том, что они будут более активно заниматься кредитованием, что способствовало бы более динамичному восстановлению и улучшению финансового положения Соединенных Штатов. Мы также могли бы спасать банки таким образом, чтобы это привело к созданию более конкурентоспособной банковской системы, а не менее конкурентоспособной, как сейчас. А при наличии более конкурентоспособной банковской системы производственному сектору пришлось бы расплачиваться за кредиты по более низким процентным ставкам, что также способствовало бы увеличению скорости восстановления66.