Герои и предатели

Сын пожал плечами. Он и сам не понимал, чего это он так опростоволосился? Привык у себя в Туле ходить куда угодно и в какое угодно время, и как-то потерял не то что даже страх, а просто элементарную осторожность.

После этого происшествия студент и его подруга сразу же ретировались из города, причем на поезд в Кизляр отец их отвез сам — на личном легковом автомобиле одного хорошо знакомого прапорщика.

А потом как-то так вдруг выяснилось, что девочке пора идти в школу. Дочка у майора была поздняя, самая любимая, голубоглазая и светловолосая.

Мязин, который после происшествия с сыном вообще возненавидел город, где служил, начал задумываться. И чем дольше он думал, тем яснее ему виделась невозможность отправки в местную школу его любимицы. «И не служба будет», — думал он. — «А одно постоянно беспокойство… Да что там врать себе. Не беспокойство, а настоящий страх — как там она»?

И когда супруга в категорической форме высказала ему свое желание уехать в более безопасное место, Мязин сразу согласился.

— Поезжайте в Тулу, к моим родителям. Там и сын рядом, и вам будет спокойно. Пусть Малыш пойдет в хорошую школу. А мне тут одному — без вас — будет много спокойнее. Хоть трястись за вас не буду. Езжайте скорее.

Жена с дочкой, не долго думая, уехали, а Мязин, вместе с облегчением, почувствовал в себе огромную пустоту. Без дочки, в которой он души не чаял, жизнь казалась ему пустой и бессмысленной. А в глазах и ушах все время крутилось одно и то же — «Папочка! Я не хочу без тебя!».

Майора передергивало. Дома он стал бывать очень редко и довольно поздно. Большую часть времени Мязин проводил в части, не уходя из нее, даже когда ему абсолютно было нечего там делать. Подчиненные нервничали и злились. Постоянное присутствие комбата их весьма напрягало.

Да и сам майор все больше и больше желал уволиться. Он начал думать, что ему ни хрена не нужна и эта вожделенная военкоматовская должность. Единственное, что его удерживало от увольнения, так это осознание того, что на гражданке с распростертыми объятиями его никто не ждет, а вот семью кормить нужно. Грубо говоря, Мязин продолжал служить в армии исключительно из-за денежного довольствия…

Так вот, выслушав лейтенанта, майор не стал читать нудные нотации о служебном долге, о мужестве и прочем героизме, и не стал самоустраняться, предоставляя Бессарабова собственной судьбе.

— Ну, что же, — сказал он. — Эта публика, и правда, просто так от тебя не отстанет. Надеяться на это нечего.

— Что же мне делать? — спросил Костя, подняв опущенную голову, и взглянув на майора — в его словах ему послышалась надежда.

— Есть способ, — щелкнул костяшками пальцев комбат. — Тебе нужно месяца на два исчезнуть отсюда. Нужно получить длительный больничный… И уехать подальше.

Майор посмотрел в окно. Было пасмурно, темно, мрачно. В окно били ветер и струи дождя.

— Только не думай, что это гуманитарная помощь, — сразу добавил Мязин. — Придется доктору заплатить. И сейчас. Мне ничего не надо, но доктор рискует. А риск должен быть оплачен.

Валера был готов на все. На данный момент потеря денег волновала его меньше всего. Особенно этому способствовала не проходящая боль в правом боку.

«Как бы мне не загреметь в больницу на самом деле», — с тревогой думал лейтенант. — «Приеду к домой — сразу к нормальному врачу пойду. Деды дадут денег — и схожу в платную клинику. Чтобы лишних тупых вопросов не задавали».

— И вот еще что, — добавил комбат. — Мне нужен от тебя адрес, по которому тебя можно будет вызвать в часть. Если мы отправимся в Чечню в ближайшее время — мало ли — то ты нам понадобишься. С артиллеристами у нас напряженка. Особенно с минометчиками. Да и не просидишь же ты всю службу на больничном? Так что для тебя отъезд в Чечню будет, пожалуй, даже благом.

Валера шмыгнул носом. Этот вариант его вполне устраивал. Удрать из «мирного» Дагестана в воюющую Чечню — вот и решение проблемы.

— Дайте бумагу и ручку, — сказал лейтенант. — Я адрес напишу.

Мязин вытащил из верхнего ящика стола небольшой листок для записей, и ручку с черной пастой:

— Пиши.

Валера написал свой домашний адрес, протянул бумагу обратно майору, и преданно добавил:

— По первому зеленому свистку…

— Хорошо. Давай дуй в больницу.

Валера уже встал, почти подошел к двери, но потом вернулся обратно.

— Товарищ майор, а что я врачу скажу? С чего он мне должен оказать такую услугу?

Комбат недовольно посмотрел на лейтенанта. Казалось, его взгляд говорил — «Ты начинаешь злоупотреблять моей добротой». Но потом самому Мязину пришла в голову где-то вычитанная им мысль давно сгнившего в сырой земле мудреца, что всякий добрый поступок можно назвать добрым лишь тогда, когда он доведен до конца.

— Хорошо, — сказал он. — Сядь.

Потом снова полез в ящик, достал новый, чистый лист бумаги, и написал крупно — «Помоги этому лейтенанту». Внизу он написал свою должность, фамилию, и расписался.

— Вот дашь ему этот листок. А суть дела расскажешь устно. Он не дурак. Поймет.

— А как доктора-то зовут? — спохватился Валера.

— А что? Разве я не сказал? — в свою очередь, удивился Мязин. — Старею, наверное. Не голова, а чердак с барахлом! Ладно. Найдешь майора Сулейманова Наби Набиевича. Это тот, кто тебе нужен. Все, давай, не задерживай — своих проблем хватает…

Полностью «забив» на службу, (не до нее теперь), лейтенант, не теряя времени, помчался в госпиталь. Майора он нашел не сразу. Тот куда-то уехал, и его пришлось ждать в течение двух часов. Впрочем, Валера мог бы ждать и дольше. По крайней мере, в госпитале он чувствовал себя в безопасности.

Когда врач все-таки приехал, Бессарабов сказал ему, что у него дело к нему от майора Мязина. Наби Набиевич слегка удивился, но пригласил лейтенанта к себе в кабинет. С замиранием сердца Валера протянул ему записку. Врач быстро глянул в листок, потом с немым вопросом посмотрел на лейтенанта.

Валера, который начал излагать свою просьбу, слегка заикаясь, быстро справился с волнением, и довольно внятно сумел объяснить, чего он хочет, и на какой срок.

Наби Набиевич вытащил из кармана белого халата записную книжку, вырвал листок, написал на нем что-то, и толкнул листок по столу в сторону лейтенанта. Валера поднял его, увидел число, и на одно короткое мгновение расстроился. Сумма была немалая. И, хотя, к счастью, она была Бессарабову по карману, расставаться с такими деньгами было жалко.

Потом он вспомнил лица своих «друзей» Расула и Маги, и жадность мгновенно отступила. Лопнула словно воздушный шарик.

— Хорошо, — бодро сказал лейтенант. — Нет проблем. Когда и как?

— Выйдем во двор, — сказал врач. — Покурим. Ты куришь, кстати?

— Да, — ответил Валера. — Я — за…

Вопрос, после внесения средств, решился со свистом, и уже через три дня, забрав с собой только самое ценное и необходимое, Валера Бессарабов быстрыми перебежками, не забывая предварительно осмотреть, насколько возможно, улицы, куда он направлялся, мчался в местному автовокзалу, откуда должен был доехать до Махачкалы.

Последние две недели прошли, можно сказать, на «ура». Никто ни в кого не стрелял, часть жила в поле, словно и не было войны. По «зомбоящику» то и дело показывали в новостях сюжеты о потерях, подрывах, столкновениях… Этот же батальон Бог словно миловал. Конечно, мнительному человеку показалось бы, что это все уж больно благостно как-то… Такое затишье и благоволение, в воздухе растворенное, обычно перед грозой наблюдается. Но Попов не был сильно суеверным. Он просто тихо радовался жизни.

Река была рядом, солнце жарило вовсю свою летнюю силу. Язвы у Юрия, благодаря чудодейственной мази, закрылись, перестали гнить и чесаться, и теперь каждый день после обеда лейтенант уходил к реке — к любимому присмотренному месту, раздевался догола, и заходил в воду. Плавать было нельзя, но вот сидеть в воде по самое горлышко, опираясь на откинутые назад руки, можно. Быстрое течение постоянно приносило свежую, прохладную воду, и Юра, как говорится ныне, «балдел». Балдел он так часа полтора — два. Потом возвращался обратно на позиции батареи, строил бойцов, осматривал внешний вид каждого, проверял личное оружие, потом расчеты показывали ему состояние минометов. На все это уходил еще час, не больше — ведь, по большому счету, это уже была формальность. Что тут могло измениться за сутки, если бойцы целыми днями купались, ловили рыбу, что-то готовили себе на кострах, (свое, не казенное!), играли в карты, слушали музыку и спали.