Страница 64 из 95
Переход животного от одного состояния бытия к другому, как, например, от червя к бабочке, приложим к этому случаю, но пример зерна неприложим и показывает, что Павел сам был, как он говорит это о других, безрассудным.
Совершенно безразлично, были ли четырнадцать посланий, приписываемых Павлу, написаны им или нет. Они представляют собой либо доказательства, либо догмы. Но поскольку доказательства порочны, а догматическая часть представляет собой простое предположение, не имеет значения, кто их написал.
То же самое может быть сказано об остающихся частях [Нового] завета. Церковь, называющая себя христианской, основана не на посланиях, а на том, что называется Евангелием и содержится в четырех книгах, приписываемых Матфею, Марку, Луке и Иоанну, а также на мнимых пророчествах. Послания зависят от них и должны разделить их судьбу; ибо если легендарна история Иисуса Христа, то всякое рассуждение, основанное на ней как на предполагаемой истине, должно пасть вместе с ней.
Мы знаем из истории, что один из главных руководителей этой церкви, Афанасий[29], жил в то время, когда составлялся Новый завет; и мы знаем также из абсурдных фраз, которые он оставил нам под именем символа веры, характер тех лиц, которые составляли Новый завет. Из той же истории мы знаем также, что подлинность книг, из которых он был составлен, в то время отрицалась. Новый завет был провозглашен словом божьим именно потому, что за него голосовали такие люди, как Афанасий, и не может быть ничего более странного, чем установление слова божьего путем голосования.
Те, кто основывает свою веру на таком авторитете, ставят человека на место бога и не обладают истинными основаниями для будущего счастья. Легковерие — не преступление, но оно становится преступным, сопротивляясь убеждению. Оно в зародыше душит попытки, которые сознание делает к достижению истины. Мы никогда не должны силой навязывать себе веру во что бы то ни было.
На этом я кончаю рассмотрение Ветхого и Нового заветов. Свидетельства, которые я привел для доказательства их подложности, извлечены из самих книг и, как обоюдоострый меч, действуют двояко. Если отрицать свидетельства, то вместе с ними отрицается подлинность самого Писания; ибо это свидетельства из Писания; а если принять свидетельства, опровергается подлинность книг. Невероятные противоречия, содержащиеся в Ветхом и Новом заветах, ставят их в положение человека, который присягал бы сразу за и против. Каждое из обоих свидетельств осуждает его за ложную присягу и одинаково губит его репутацию.
Если Библия и Новый завет после этою падут, не я тому причиной. Я просто извлек свидетельства из запутанной массы материала, с которым они были смешаны, и [как бы] расположил эти свидетельства на свету, так, чтобы их можно было ясно видеть и легко постигать. Сделав это, я предоставлю читателю судить самому, как судил я сам.
В первой части «Века разума» я говорил о трех видах обмана — тайне, чуде и пророчестве; а поскольку ни в одном из ответов на эту работу я не увидел ничего, что хоть сколько-нибудь повлияло бы на сказанное мной об этих предметах, я не буду загромождать эту вторую часть дополнениями, которые не нужны.
В той же работе я говорил также о так называемом откровении и показал абсурдное злоупотребление этим термином в применении к книгам Ветхого и Нового заветов, ибо откровение определенно исключается при изложении всего, участником или очевидцем чего был человек.
То, что человек сделал или увидел, не требует откровения, сообщающего ему о том, что он это сделал или увидел, ибо он уже знает это, как не требуется откровения и для того, чтобы он смог рассказать или написать об этом. Прилагать термин «откровение» в таких случаях — невежество или обман. Однако Библия и Новый завет подводятся под это лживое определение как сплошное откровение.
Далее, поскольку термин «откровение» означает отношение между богом и человеком, он может быть приложен лишь к чему-либо, что бог открывает человеку по своей воле. Но хотя необходимо допустить, что всемогущий может сделать такое сообщение, поскольку ему все посильно, однако открытая таким образом вещь (если даже что-либо было сообщено посредством откровения, что, кстати, невозможно доказать) является откровением только для того, кому оно было сделано.
Его рассказ другому лицу об откровении сам не является откровением, и каждый, кто в него поверит, тем самым поверит человеку, от которого исходит рассказ. А этот человек мог или быть обманутым, или видеть это во сне, или сам оказаться обманщиком и солгать.
Нет никакого возможного критерия для суждения об истинности того, что он рассказывает, ибо даже нравственный характер рассказа не будет доказательством того, что откровение действительно имело место. Во всех таких случаях надлежащим ответом было бы: «Когда откровение будет поведано мне, я поверю, что это откровение; но для меня не является и не может быть обязательным верить в то, что это когда-то раньше было откровением. Равным образом мне не следует принимать человеческое слово за слово божье и ставить человека на место бога».
В таком духе я говорил об откровении в первой части «Века разума», почтительно допуская возможность откровения, ибо, как раньше сказано, для всемогущего все возможно; такой подход предотвращает обман одного человека другим и исключает дурное использование мнимого откровения.
Но хотя я и допускаю возможность откровения, я совершенно не верю, что всемогущий когда-либо сообщил что-либо человеку посредством речи на каком бы то ни было языке путем видения или явления либо посредством каких бы то ни было средств, воспринимаемых чувствами, иных, чем всеобщее проявление им себя в делах творения или чем наше отвращение к дурным делам и расположение к хорошим.
Самая предосудительная безнравственность, самые ужасные жестокости и величайшие несчастья, причиняющие страдания человеческому роду, имеют своим источником так называемое откровение или религию откровения. Эта вера — самая оскорбительная для божества, самая разрушительная для нравственности мира и счастья человека, которая когда-либо распространялась с тех пор, как существует человек.
Лучше, гораздо лучше было бы допустить, если бы это было возможно, чтобы тысяча чертей разгуливала на свободе и публично проповедовала свою дьявольскую доктрину, если бы таковая была, чем чтобы хоть один такой обманщик и чудовище, как Моисей, Иисус [Навин], Самуил и библейские пророки, явился с мнимым словом божьим на устах и пользовался среди нас доверием.
Откуда произошли все эти ужасные избиения целых народов, мужчин, женщин и детей, которыми полна Библия, кровавые гонения, смертные мучения и религиозные войны, которые с того времени не раз заливали Европу кровью и засыпали пеплом, — откуда произошли они, если не из нечестивой вещи, называемой религией откровения, и той чудовищной веры, что бог говорил с человеком? Библейский обман был причиной одной, а ложь [Нового] завета — другой.
Некоторые христиане утверждают, что христианство не было установлено силой меча. Но о каком времени они говорят? Невозможно, чтобы двенадцать человек могли начать с меча; у них не было для этого силы. Но как только исповедующие христианство стали достаточно сильны, они не замедлили использовать его [меч] так же, как и костер. Быстрее их не мог этого сделать и Магомет. Петр, побуждаемый тем же духом, в каком он отсек ухо слуге первосвященника (если эта история верна), отсек бы, если бы смог, и его голову, и голову его хозяина.
Кроме того, христианство первоначально основывает себя на Библии, а Библия была установлена мечом, причем в самом худшем его применении — не устрашением, а истреблением. Иудеи не обращали [в свою веру]; они всех убивали. Библия — предок [Нового] завета, и обе книги называются словом божьим. Христиане читают обе книги; священники проповедуют по обеим книгам, и то, что именуется христианством, создано из обеих книг. Значит, ложно говорить, что христианство не было установлено мечом.
29
Афанасий{55} умер, согласно церковной хронологии, в 371 г.