Страница 29 из 95
Любопытно проследить, как теория так называемой христианской церкви возникла из остатков языческой мифологии. Прямое заимствование заключалось прежде всего в том, что [ее] общепризнанному основателю было приписано небесное происхождение. Последующая троица богов есть не что иное, как уменьшение прежнего множества богов, составлявшего двадцать или тридцать тысяч; статуя Марии заменила статую Дианы Эфесской; обожествление героев превратилось в канонизацию святых. Язычники имели богов на всякий случай жизни; христианские мифотворцы имеют столько же святых. Церковь так же наводнена вторыми, как пантеон первыми, а Рим — место обитания тех и других. Христианское учение еще несколько более, чем идолопоклонство древних язычников, приспособлено к целям власти и обогащения; и на долю разума и философии все еще остается уничтожить низкую ложь.
Все сказанное здесь никоим образом неприложимо, пусть даже с малейшим неуважением, к реальной личности Иисуса Христа. Он был добродетельным и привлекательным человеком. Нравственность, которую он проповедовал и практиковал, была в высшей степени благородной, и, хотя сходные нравственные системы проповедовались Конфуцием и некоторыми греческими философами за много лет до него и квакерами впоследствии, а многими добродетельными людьми во все времена, его система не была никем превзойдена.
Иисус Христос не написал ничего о себе, своем рождении, своих родителях или о чем-либо еще; ни одна строка так называемого Нового завета не написана им самим. Его история написана другими, а что касается рассказа о его воскресении и вознесении, то он является необходимым дополнением к истории о его рождении. Его жизнеописатели, приведя его в мир сверхъестественным способом, вынуждены были таким же образом и убрать его из мира, иначе рушилась бы первая часть истории о нем.
Жалкие выдумки, которыми наполнена эта вторая часть, превосходят все предшествующее. Первая часть — о чудесном зачатии — была посвящена вещам, не допускающим широкой огласки, и рассказывающие ее имеют то преимущество, что если им не верили, то не могли и опровергнуть. От них нельзя было ожидать доказательства, ибо сам предмет не принадлежал к вещам доказуемым. Ведь даже то лицо, о котором все это рассказывали, само не смогло бы это доказать.
Но воскресение мертвого и вознесение его в воздух весьма отличаются от незримого зачатия ребенка в лоне матери в смысле доказательности. Воскресение и вознесение, если предположить, что они действительно произошли, допускали публичное и зрительное доказательство по крайней мере для всего Иерусалима, как допускает такое доказательство подъем воздушного шара или солнца в полдень.
Если требуют, чтобы все поверили во что-то, предмет веры должен допускать равную для всех и всеобщую проверку; поскольку же публичная очевидность этого последнего акта была единственным доказательством, которое могло бы придать веру первой части истории, вся она рушится, ибо доказательство это никогда не было дано. Вместо этого небольшую группу людей представляют в качестве поверенных всего мира. Их не более восьми-девяти, и они утверждают, что лицезрели воскресение, а весь остальной мир должен поверить им на слово. К тому же оказывается, что Фома{1} не поверил в воскресение и, как говорят, не хотел верить, пока не убедился лично, зрительно и на ощупь. Так и я не поверю, и основания для этого у меня и у любого другого столь же веские, что и у Фомы.
Тщетно пытаться сгладить или скрыть эти обстоятельства. История [Иисуса], поскольку речь идет о ее сверхъестественной части, несет на себе печать обмана и мошенничества. Кто были ее авторы, мы сейчас не можем сказать, как не можем утверждать, что книги, в которых она рассказывается, написаны теми, чьи имена они носят. Лучшие из сохранившихся свидетельств дошли до нас от евреев. Последние ведут свое естественное происхождение от людей, живших в те времена, когда якобы произошли воскресение и вознесение, и они говорят, что это неправда. Мне давно уже казалось странной непоследовательностью цитировать евреев в доказательство истинности данного рассказа. Это то же самое, что сказать: я докажу истину своих слов, приведя свидетельства людей, говорящих, что я лгу.
Существование такого лица, как Иисус Христос, и его распятие (таков был обычный способ казни в те времена) — исторические события, не выходящие за рамки возможного. Иисус проповедовал превосходную нравственность и равенство людей; но он выступал в своих проповедях также против продажности и корыстолюбия иудейских священников, что навлекло на него ненависть и месть всего духовенства.
Священники выдвинули против него обвинение в мятеже и заговоре против римского правительства, которому были тогда подчинены и платили дань евреи. Не исключено, что и римское правительство, как и иудейские священники, имело тайные опасения относительно последствий его учения. Не исключено также, что Иисус Христос намеревался освободить еврейский народ от римской зависимости. Так или иначе, доблестный реформатор и революционер лишился жизни.
На этих простых фактах и на другом обстоятельстве, о котором я не премину упомянуть, христианские мифотворцы, именующие себя христианской церковью, построили свой вымысел, абсурдность и нелепость которого не имеют себе равных в мифологии древних.
Древние мифотворцы рассказывают, что род гигантов восстал против Юпитера и что один из гигантов бросал в него по сотне скал одним махом; что Юпитер поразил его ударом грома и поместил затем в недрах горы Этна, так что каждый раз, когда гигант поворачивается, Этна извергает огонь. Очевидно, что здесь вулкан навел на идею этого мифа, и миф построен таким образом, чтобы согласоваться с этим обстоятельством.
Христианские мифотворцы говорят [нам], что их сатана восстал против всемогущего, который победил его и заключил не в недра горы, а в пропасть. Легко понять, что первый вымысел навел на идею второго, ибо миф о Юпитере и гигантах рассказывался за сотни лет до мифа о сатане.
Пока что древние и христианские мифотворцы мало отличаются друг от друга. Но последние вознамерились пойти гораздо дальше.
Они ухитрились связать легендарную часть истории об Иисусе Христе с легендой, происшедшей от горы Этна, а чтобы связать все части истории воедино, прибегли к помощи иудейских преданий. Ведь христианская мифология составлена частью из Древней мифологии, а частью из иудейских преданий.
Христианские мифотворцы, поместив сатану в пропасть, вынуждены были извлечь его оттуда, чтобы дать продолжение сказке. Его ввели затем в райский сад в образе змея, или змия, и в этом образе он вступил в дружескую беседу с Евой, которая ничуть не удивилась, услыхав речь змея. В итоге этого tête-à-tête{2} он убедил ее съесть яблоко, вследствие чего и проклято все человечество.
После того как сатана восторжествовал таким образом над всем творением, можно было бы предположить, что церковные мифотворцы будут настолько добры, что ввергнут его обратно в пропасть, или хотя бы навалят на него гору (ведь они утверждают, что их вера может двигать горами), или же поместят его, по примеру древних мифологов, под гору, чтобы он не появлялся более среди женщин и не творил зла. Но вместо этого они отпускают его на волю, даже не взяв с него честного слова. Секрет состоит в том, что они просто не смогли обойтись без него и, потрудившись над его созданием, сунули ему взятку, чтобы он остался. Они обещали ему всех иудеев, заранее всех турок, а кроме того, девять десятых мира и Магомета в придачу. Кто после этого усомнится в щедрости христианской мифологии?
Устроив, таким образом, восстание и битву на небесах, в которой никто из сражавшихся не мог быть убит или ранен, ввергнув сатану в пропасть и выпустив его оттуда, дав ему восторжествовать над всем творением и прокляв все человечество за съеденное яблоко, христианские мифологи свели наконец концы с концами. Они представили дело так, что Иисус Христос, этот добродетельный и прекрасный человек, есть одновременно и человек, и бог, и еще сын божий, зачатый небом с тем, чтобы принести его в жертву за то, что Ева, взалкав, съела яблоко.