Страница 6 из 83
С трудом выждав час для приличия, Волх попытался улизнуть. Но на плечо опустилась тяжелая рука Словена.
— Куда? А ну сядь, посиди с отцом. Видал, Хрут, какой сын у меня вырос!
Хрут икнул, кивнул и опорожнил свой кубок.
— Мёду! — проревел он.
Хавр сделал слугам едва заметный жест, чтобы налили добавки шурину и князю. Сам русский воевода был вызывающе трезв.
Глядя в поплывшее лицо отца, Волх испытал неописуемый стыд. Он повел плечом, скидывая отцовскую руку, но встать с места не посмел. И тут он снова поймал на себе взгляд рыжего Бельда. Раб сидел на полу, за спиной у Хрута, и грыз брошенную ему гусиную ногу. И при этом смотрел на княжича с любопытством, пониманием и сочувствием. Волха передернуло. Нет, он теперь не сможет заснуть, пока не увидит крови этого рыжего!
— Отец, я хочу этого раба! — капризно заявил Волх. Словен недоуменно нахмурил брови.
— Сынок… Так ведь это раб нашего гостя!
— А ты его купи. Подари мне этого раба, отец!
Словен пожал плечами и предложил Хруту обычную цену молодого раба. Потом увеличил ее вдвое. Но дан упрямо мотал головой и твердил:
— Нет, князь. И не думай, что я торгуюсь. Этот парень — отличный боец, а еще он смышленый и забавный. Я не намерен его продавать.
Словен был смущен. Он не привык отказывать сыну, тем более что и просьба-то была пустяковая. Но ссориться с гостем он вовсе не хотел.
— Видишь, — развел он руками. — Придется тебе выбрать другой подарок…
— Может быть, уважаемый Хрут согласится на эту цену? — звонким голосом перебила его Ильмерь. Все ахнули: она сняла с пальца сапфировый перстень и протянула его купцу. Свет факелов алой искрой вспыхнул в сердце синего камня.
Шелонь опустила глаза и поджала губы. Словен покраснел от гнева. Его подарок!! Но при гостях он не мог устраивать семейных сцен и лишь сказал сквозь зубы:
— Да уж, поистине высокая цена.
Ильмерь была очень довольна собой. Ей хотелось досадить мужу в отместку за вечное небрежение, которое Словен выказывал ей на людях. Вот и сегодня он дал погладить тигровую шкуру Шелони, пока Ильмерь стояла за ее креслом, как рабыня! И ей хотелось бросить эту подачку Волху, который так мерзко с ней поступил.
— Разве я не могу сделать подарок своему дорогому… сыну? — улыбнулась она. — Соглашайся, Хрут. Это колечко стоит в пять раз дороже твоего раба.
Оторопевший Хрут не сводил с кольца глаз. Потом махнул рукой.
— Э-эх! Хитрый вы народ, словене! Все равно своего добьетесь. Ладно. Не могу отказать хозяйке. Он теперь твой, княжич!
Бельд торопливо вытер руки о штаны и исподлобья уставился на нового хозяина. Волх тоже был озадачен поступком Ильмери и ел ее глазами так откровенно, что Шелонь с досадой покачала головой.
— Эй, мёду! — крикнул Словен. — Давай, Волх, выпей с Хрутом. Надо обмыть сделку.
Волху сунули в руки посудину. Он, как положено, сказал здравницу данскому купцу и сделал глоток.
— Нет-нет! Мужчины так не пьют! — послышалось со всех сторон, и кажется его приятель Клянча орал громче всех.
— Пей, сынок. Не обижай гостя, — пробасил отец.
— Не заставляй его, Словен. Он же еще ребенок, — сказала Ильмерь. Глаза у нее были веселые и злые.
Руки Волха немного дрогнули, так что медовуха пролилась на грудь. Не глядя ни на кого, он медленно выпил чашу до дна. Вокруг одобрительно загудели. Волх почувствовал, как внутри разгорелся приятный жар. Все сложное вдруг показалось простым. Хрут — молодец, не пожадничал, отдал рыжего… А Ильмерь, какая она…
— Ты понимаешь, какая она… — твердил он уже вслух, привалившись на плечо Клянче. И когда только он успел пересесть к своей дружине? — Это же три раба… Три — понимаешь?.. и туркменский конь. Кстати, кто они такие — туркмены?
— Туркмены живут в Туркмении, — сообщил Клянча и поник буйной головой. Волх оглядел палаты. Странно: голоса то оглушительно громкие, то проваливаются куда-то, так что слов не разберешь. И все плывет… все в тумане… И последний глоток тошнотворно плещется у самого горла… Падая, Волх почувствовал, как чьи-то руки ловко подхватили его и потащили прочь.
Когда Словен полез обниматься с дружинниками и гостями, Ильмерь незаметно вышла из палат. Она задыхалась. В такие моменты она начинала тосковать по степным просторам своего детства и ненавидела город. Там, где слишком много людей живут так близко друг от друга, непременно начинается свинство.
Из открытого окна ей в лицо дохнуло холодом. Как хорошо! Мужчины теперь не разойдутся до утра — или пока не выхлебают всю медовуху. Можно идти спать.
Ильмерь уже шла к себе, когда ее окликнули:
— Чего ты добиваешься, княгиня?
Старшая жена Словена с взволнованным лицом стояла у окна.
За все время замужества Ильмери Шелонь едва ли перемолвилась с ней двумя словами. И уж ни разу этого не случилось наедине. Она что, сегодня перепила и решила выяснить отношения?!
— Не понимаю тебя, княгиня, — холодно отозвалась Ильмерь.
— Зачем ты дразнишь моего сына? И не притворяйся дурочкой. Я видела… — Шелонь страдальчески сморщилась, — Мне противно об этом говорить. Запомни: я не держу на тебя зла. Словен сам вправе решать, какую женщину любить. Но если ты будешь морочить голову моему сыну… Клянусь великой Мокошью, я сживу тебя со свету!
Ильмерь покосилась на шерстяной передник Шелони. На нем в окружении двух лосих была вышита Мокошь, страшная и могущественная богиня, хозяйка Жизни и Смерти, повелительница леса, покровительница колдовства. Если правду говорят про Шелонь, что она колдунья… Ильмерь, как за соломинку, схватилась за серебряный оберег под рубахой. Но обида от несправедливых обвинений была гораздо сильнее страха.
— Так это я кому-то морочу голову? — маленькая Ильмерь решительно вздернула подбородок. — А вовсе не он преследует меня и доводит до слез? Что ты видела княгиня? Как твой сын оскорбил меня, насильно поцеловав?
— Думай, что говоришь, — Шелонь досадливо покачала головой. — Волх тебя преследует? Он еще ребенок, а ты — взрослая женщина. Ты играешь с ним от скуки, ты проверяешь силу своих чар… Быть может, это все по глупости, не со зла, но я повторяю: это опасные игры, княгиня.
— Ребенок! — горько воскликнула Ильмерь. Она поняла, что оправдываться бесполезно. Для матери даже сорокалетний бородатый детина остается ребенком. Она сказала примирительно:
— И все же я буду тебе благодарна, княгиня, если ты убедишь своего сына держаться от меня подальше. Можешь мне не верить, но его внимание мне неприятно. Я могла бы пожаловаться Словену, но не хочу его беспокоить. А ты… расскажешь князю?
— Разумеется, нет, — холодно сказала Шелонь. Потом повернулась и пошла обратно в палаты.
А Волху в это время снился странный сон. Как будто бы он попал на большое лесное болото. В таких местах растет много грибов-подберезовиков — бледных, чахоточных, тонконогих, по самую шляпку утонувших в мягком мхе. Пасмурно. Безветренно. И вроде бы тепло, но стынут руки. Очень тихо: птицы не щебечут, комары не жужжат.
И будто бы выходит ему навстречу человек в красной рубахе. Высокий, ладный. Волосы длинные, как у женщины, неопределенного цвета, как у самого Волха, да еще с проседью. Лицо выбритое, но уже чуть-чуть пробивается щетина. Нос с горбинкой, губы полные, глаза слегка на выкате. Человек видит Волха, улыбается и широко раскидывает руки.
— Ну, здравствуй, сын!
И во сне Волх совсем этому не удивляется. Он только дичится и не идет в объятия.
— Значит это правда, что люди говорят? — спрашивает он, морщась от сердечной боли. Человек притворяется, что не понял вопроса.
— А что такого люди говорят?
— Про мою мать и тебя…
— Если про твою мать — то она верная жена. А если про тебя… — человек улыбается, и в уголках глаз залегают лукавые морщинки. — То ты и вправду мой сын.
— А как?
— А вот так. Потом поймешь. А сейчас ступай на опушку. Там увидимся еще раз…
— Эй, хозяин! Ты живой? — кто-то резко похлопал Волха по щекам. — Хорошо, я знаю как тебе помочь.