Страница 10 из 84
На другой стороне долины у горного прохода, ведшего на сопредельную территорию, держали оборону наши десантники. Почему их было не более одного взвода, и отчего наших солдат не поддерживали с воздуха, нас тогда не интересовало. Мы видели, что десантники несут потери от превосходящего впятеро, а может вдесятеро, противника, а нам не возможно было оказать им какую-либо действенную помощь. Ведь расстояние в горах — это на равнине! В горах километр можно пройти за пятнадцать минут, а можно и за час, или за сутки, как повезёт! Так получилось и здесь. Мы в бинокли могли наблюдать за всем происходящим, но добраться и вступить смогли лишь через двенадцать часов, когда всё практически уже было закончено. Мне не пришлось увидеть, как молодой капитан, когда закончились патроны, поднял своих бойцов в рукопашную и сам лихо рубился с душманами5, калеча и убивая их своей сапёрной лопаткой.
На двух высотах, расположенных по бокам прохода, мы вскоре обнаружили погибших наших десантников. Живых среди них не было. Мы не имели с собой радиостанцию, так как, работая на ней, могли легко дать себя обнаружить, поэтому вызвать вертолёты у нас возможности не было.
Я собрал бойцов группы на импровизированное совещание. «Товарищи офицеры! По всей видимости, наши коллеги-разведчики случайно обнаружили этот проход в горах и поняли, что через него можно уйти, вот они и оседлали господствующие высоты. Мы видели, что их было здесь около взвода или чуть более. Погибших двадцать человек. Значит, остальных захватили в плен. Будем искать всё, что может нам указать, куда их потащили, ― приказал я бойцам и после небольшой паузы добавил, ― живых или мёртвых! На карте этого прохода нет. Ведёт он, предположительно в Пакистан. Свою задачу мы выполнили. Можем по прибытию на базу доложить о том, что здесь произошло, а мажем заняться поисками. У кого какие соображения?» Все офицеры группы высказались за поиски, не взирая на то, что мы сами почти неделю лазали по горам и практически не выходили из боёв. Таков уж закон боевого братства — не бросать своих. Мы сложили тела погибших ребят в одном месте, забросали их камнями и ветками деревьев. После чего установили радиомаяк, по которому сюда должны были прибыть вертолёты, закреплённые за моей группой.
― Командир, а ты не думаешь, что при отходе «духи» могли заминировать проход? — спросил один из офицеров. Вопрос был вполне резонный.
— Не думаю, хотя я, например, заминировал бы, ― вступил в разговор прапорщик Сокольников.
— А почему ты так думаешь, Дима?
— Потому, что «духи» уходили впопыхах, торопились, к тому же разведчики их здорово потрепали. К тому же они боялись, что их могут атаковать с воздуха.
— Логично! Но соблюдать надо все меры предосторожности. А потом, они думают сюда вернуться. Проход-то замаскирован. А разведчиков они уничтожили. Вот и получается, что свидетелей нет. Зачем же им тогда всякий раз мины ставить, снимать, ставить, снимать? Утомительно это и нецелесообразно.
Я выслушал соображения всех своих бойцов и сказал: «Думаю, что мины они не ставили, но максимальное внимание — это главное при передвижении. Тогда вперёд!»
Мы устремились в горный проход, который напоминал лабиринт Минотавра и заблудиться в нём можно было в два счёта. Несколько раз мы упирались в тупик, и нам приходилось возвращаться назад. Сил было потрачено очень много. Мы ходили, ползали, рыскали, кружили по горам, словно волки, но на след наших ребят всё-таки вышли. Правда, поиски заняли много времени.
К исходу дня мы вышли к одному кишлаку. Бандиты забрались сюда для отдыха после боя. Пленных солдат они держали в глубокой яме, вырытой под одним из домов в самом центре кишлака. Я лежал за камнем и вёл наблюдение за деревней.
— Командир! — Зашептал мне на ухо Димыч. — Ребят надо вызволять! Для них каждый проведённый час, день в плену смерти подобен.
— Один ты среди нас всех такой сердобольный нашёлся, а то я без тебя, что ли не знаю об этом, поучи курицу яйца нести! Как их только вытаскивать? Думаешь, мне их не жалко? — Немного грубовато огрызнулся я в ответ, обидев ни за что, ни про что своего друга. — Извини, Димыч! Но ты знаешь, что мы на пакистанской территории? Это ж потом скандал на международном уровне.
— Да прекрати ты! — ничуть не обидевшись, горячо на самое ухо зашептал Димыч. — Пропади он пропадом тот скандал. Скажем чуть что, мол, случайно здесь оказались. Командир! На войне как на войне! Я и один могу пойти, а там пусть хоть под трибунал отдают, мне будет уже наплевать.
― Случайно отклонились на тридцать вёрст? Горячку-то не пори! Один он пойдёт! То же мне, Рембо Шварценегеров. Все вместе пойдём. Даже если ты один пойдёшь, отвечать мне придётся. Помереть — оно дело не хитрое, особого ума не надо. Вот ребят вытащить — это совсем другая работа! А то один, умру, хоть под трибунал! Короче, всю предстоящую ответственность я беру на себя, а там, как судьба положит! Победителей не судят, так что ли говорят?
― Да, вроде, те слова Наполеону принадлежали, хотя, возможно, я и ошибаюсь, и они твои, ― зашептал прапорщик, повеселев от моих слов. Ну, что было делать, если Димка любил повоевать.
Душманов по моим расчётам было около шестидесяти — семидесяти человек, а может быть и более того. Нас в пять раз меньше. Силы, конечно не равные, но мы же ведь спецназ, поэтому наше преимущество — внезапность, подготовленность и вера в свои силы. Я нащупал на своём переговорном устройстве кнопку вызова и трижды нажал её. В наушниках каждого бойца группы прозвучал зуммер, звук которого означал работу исключительно на приём. После получения ответных сигналов о готовности к работе я передал всем команду: «Внимание! Начнём под утро! В оставшееся время вести наблюдение и проверить оружие!» Мне было понятно, что отдыхать бойцы не будут, какой бы приказ и от кого угодно они не получили бы его, ибо не то время и не та обстановка была сейчас, чтобы вот так лечь и спокойно уснуть. Все думали о наших мальчиках, которых предстояло освободить, причём желательно живыми. С наступлением утра, когда рассвет только начинал брезжить, мы начали спускаться с гор. «Духи» также поднялись очень рано. Они, по всей вероятности, не собирались здесь задерживаться, а торопились уйти подальше, ведь граница-то с Афганистаном была рядом. Видимо, тащить с собой раненных наших солдат представлялось им весьма тяжёлым и хлопотным делом, поэтому они начали их убивать. Бандиты стали расстреливать из пистолетов и автоматов наших восемнадцатилетних мальчишек с контрольным выстрелом в затылок. Мы были буквально потрясены, шокированы ужасом всего увиденного. Я ненароком посмотрел на своего друга Димыча и увидел, что по его щекам текут слёзы. Плакал не один он, плакали мы все, плакали, не стесняясь того, ибо слёзы те были слёзами негодования нашего и бессилия оттого, что мы слишком далеко и не можем, не в силах поспеть, дабы спасти своих, наших солдат. Последними словами я ругал себя зато, что не дал приказ на освобождение ночью, хотя в темноте мы, навряд ли, смогли бы успешно провести задуманную нами операцию. Слишком уж темна была ночь накануне наступавшего трагического утра. По цепочке я передал своим бойцам приказ: «Пленных не брать! Подонков этих, всех до единого, карать жестоко, казнить без жалости и сострадания. Акцию проводим тихо, без стрельбы. Ножи к бою! Я и капитан Лебедев замыкающие! После рукопашки действовать как всегда. Все в стороны, и мы с Сергеем начинаем работать из автоматов! Действовать чётко по расписанию и расчёту! Вопросов нет? Тогда вперёд!»
Это означало, что после нападения бойцы отряда должны были постараться максимальное количество противника положить тихо и без шума. Мы, то есть я и капитан Лебедев, должны были после того, как «рукопашники» отработают, положить из автоматов оставшегося в живых противника на землю и не давать ему поднять головы. Опустошив автоматные магазины, мы быстро отходили, дабы не помешать стрельбе отработавших ножами бойцов и не попасть в зону поражения их автоматов. Такие нападения нами отрабатывались не один раз, причём в различных вариациях, но на практике как-то не довелось применять и проверить своё умение. Сейчас же такой случай подвернулся.