Страница 56 из 65
— Мы можем это осуществить, — сказал Элан. — Мы втроем… и Луиза.
— А потом? На что вы направите свою деятельность потом? — спросил Генри.
— Потом надо будет переходить к вербовке и созданию организации, после чего мы снова нанесем удар — уже более широким фронтом.
— Надо начать с чего-то, хотя бы с этого убийства, — сказал Дэнни, — чтобы показать, что мы шутки шутить не собираемся… что мы твердо решили бороться до конца.
— Так, — сказал Гепри. — Понимаю. Я это вижу. Но почему непременно кого-то убивать? Почему не экспроприировать банк или не бросить бомбу в ракетный центр. Или еще что-нибудь в этом роде?
— Именно потому, что вы это предложили, — сказал Элан, вперив горящий взгляд в Генри. — Потому что все это хотя и крайние меры, но они не выходят за рамки. Они не нарушают табу, наложенного на лишение человека жизни, табу, которое является сильнейшим оружием в руках правящей клики, ибо только она с помощью своей полиция и армии и может нарушить табу, используя насилие против народа. Они применяют насилие и боятся только одного: как бы народ в свою очередь не применил его к ним. Ибо стоит только схватке начаться, чем она кончится, никому знать не дано, и это они понимают.
Генри пожал плечами.
— Возможно, вы правы, — сказал он.
— Да, мы правы, я в этом убежден, — сказал Дэнни.
— А вы, Джулиус? — спросил Генри. — Вы разделяете уверенность Дэнни?
— Безусловно, — сказал Джулиус.
— А ты, Луиза? — спросил Генри и поглядел на дочь.
— Да, — сказала она. — Мы правы.
— Ну что ж, — сказал Генри, — я сдаюсь. Иными словами, я признаю, что не смог вас переубедить. Я ненавижу всякое насилие вообще, а когда речь идет об убийстве, то оно вызывает во мне даже физическое отвращение, но, вероятно, если быть честным с самим собой, придется признать, что это чувство может проистекать из моей принадлежности к определенному классу. А быть может, также в этом повинен мой возраст. Будь я моложе, возможно, я бы присоединился к вам. Впрочем, не знаю, не знаю.
21
Когда студенты стали прощаться, Генри ждал, что Луиза уйдет вместе с ними, но, проводив их до дверей и возвратясь в кабинет, он застал ее на прежнем месте. Он снова сел за свой письменный стол.
— Что ты на самом деле обо всем этом думаешь? — спросила Луиза.
— То, что я сказал. — Что мы, возможно, правы? Генри кожал плечами.
— Я, по-видимому, достиг уже такого состояния, когда начинаешь сомневаться во всем.
— Но тебя это, кажется, не тяготит? — сказала Луиза и, встав с пола, пересела на стул.
— Видишь ли, — сказал Генри, — в этом есть своего рода раскрепощение.
— В том, чтобы сомневаться?
— Да, это раскрепощение от всех унаследованных или придуманных представлений, и тогда приходит способность видеть обе стороны каждого явления одинаково отчетливо.
— Значит, все твои представления либо унаследованы, либо придуманы?
— Мне кажется, да. Может быть, со временем я снова вернусь к некоторым из них, но в настоящий момент я вижу перед собой лишь белую страницу.
— А ты не перестанешь искать?
— Нет. Но я хочу продвигаться вперед не спеша и дойти до самой сути.
— Сути чего?
— Сути познания, или, если хочешь, до мудрости. Я больше не хочу принимать позы и стоять в стороне. Я хочу, чтобы мои убеждения исходили из подлинного понимания жизни.
Луиза кивнула и задумалась, потом спросила:
— А у Джулиуса и остальных, как ты считаешь, их убеждения проистекают из подлинного понимания жизни?
— Тебе виднее, ты ближе к ним, чем я, — сказал Генри.
Луиза ничего не ответила, но с нескрываемым любопытством посмотрела на отца.
Вскоре Генри и Луизу позвали ужинать; они пошли на кухню, где Лилиан и Лаура сидели перед телевизором. Не отрывая глаз от экрана, Лилиан показала им на приготовленные ею блюда. Когда передача закончилась и началась реклама, она отвернулась от телевизора и спросила:
— Кто это приходил?
— Трое студентов из моего семинара, — сказал Генри.
— Тебе мало того, что ты видишь их там?
— Я обещал дать им кое-какие книги.
Наступило молчание. Генри подошел к плите, положил себе на тарелку жаркое. Лилиан посмотрела на Луизу.
— А ты теперь тоже занимаешься в семинаре? — спросила она.
Луиза в замешательстве взглянула на отца.
— Пожалуй, это было бы неплохо, — сказал Генри. — Если она захочет. В конце концов, что-то непохоже, чтобы она могла устроиться на работу.
Лилиан снова повернулась к телевизору. Генри и Луиза переглянулись — переглянулись, как заговорщики.
22
На следующий день Элан и Джулиус отправились во Флориду покупать оружие. Луиза, выполняя свое конспиративное задание, поехала с матерью в Бостон походить по магазинам.
— Какое платье ты думаешь надеть на обед демократов на следующей неделе? — спросила Луиза, когда они переезжали по мосту на другую сторону реки.
— Ну там, что ни надень, все сойдет, — сказала Лилиан. — Меня больше беспокоит уикенд.
— У Эштонов?
— Да.
— Там что — высокий класс?
— Там будет куча ученых атомщиков, в присутствии которых я всегда чувствую себя старомодной.
— Ну, брось, — сказала Луиза. — Ты выглядишь в миллион раз лучше большинства женщин твоего возраста.
— Мерси, — кисло сказала Лилиан.
— Нет, право же.
— Сама не понимаю, почему меня это все еще трогает… в моем-то возрасте.
— Вероятно, это всегда небезразлично, — сказала Луиза. — Ведь мужчинам постарше нравятся женщины более зрелого возраста, разве нет?
— Некоторым молодым людям тоже нравятся женщины более зрелого возраста.
— Да, и так бывает.
Какое-то время они ехали молча.
— Ты и папа ведь жили… общей жизнью, правда? — спросила Луиза.
— Когда?
— Когда были молоды.
— Да, пожалуй.
— И в политике и во всем?
— Да.
— Мне кажется, это очень важно, верно?
Лилиан, сидевшая за баранкой, пожала плечами.
— И еще Билл. Вы ведь уже тогда дружили с ним, верно?
— Да.
— А почему он так поправел?
— Это как потеря эластичности сосудов. Приходит с возрастом.
— Но ты же не стала консерватором, да и папа, в сущности, тоже.
— А мне казалось, ты считаешь его консерватором.
— Он изменился. У него на многое открылись глаза.
Лилиан хмыкнула, словно давая понять, что она ничего такого не замечала.
— Ты имеешь в виду эту его детскую игру в раздачу денег? — спросила она.
— Это мелочь, — сказала Луиза.
— А что он еще собирается выкинуть?
— Не думаю, чтобы он что-либо выкинул. Он ведь не из тех, кто действует активно. Но его взгляды несколько… несколько изменились к лучшему. Лилиан кивнула.
— Рада это слышать. — Она затормозила машину перед красным светофором.
— Билл будет на этом обеде? — спросила Луиза, глядя в окно на отель «Шератон».
— Да, — сказала Лилиан.
— А где он остановится?
— Кто его знает.
— В «Шератоне»?
— Едва ли. Обычно он останавливается в «Фэрфаксе». — Лилиан закусила губу и почувствовала, что краснеет; это раздосадовало ее, и как только светофор переключился на зеленый свет, она включила скорость и так резко дала газ, что автомобиль рывком бросило вперед.
— Мама, — сказала Луиза, — ты ведь была счастлива с папой?
— Ну, в какой-то мере…
— Всего лишь в какой-то мере?
— Нет-нет, это не так. Конечно, мы были счастливы.
— Значит, они все-таки могут получаться иногда?
— Они?
— Ну, эти самые — браки.
Лилиан свернула к автомобильной стоянке большого универсама. Она купила билетик, и полосатый шлагбаум автоматически поднялся, пропуская их машину.
— Это не просто, — сказала она, — но думаю, ты сама все знаешь.
— Даже у тебя с папой? И у вас тоже было не просто?
— Просто никогда не бывает.
Луиза кивнула.
— Но все окупается, — сказала Лилиан, — если не складывать оружия до конца.