Когда закон бессилен

— Убит, — опустив голову, буркнул Фреди. — Но мы из машин костер устроили, — опередив возмущенно открывшую рот сестру, добавил он. Личность установить не удастся. Я в этом уверен.

— Отправляйтесь на дачу! — сердито проговорила Валентина. — Через пару дней я приеду. К тому времени наверняка что-то выяснится. Тогда мы и решим, как быть.

Войдя в купе, Граф поздоровался с молодой женщиной:

— Добрый вечер, я ваш временный сосед. Надеюсь, возражений-не будет?

— Здравствуйте, — женщина спокойно посмотрела на него. — Возражать я не буду, хотя бы потому, что вы мой временный сосед.

— С детства терпеть не могу умных, ироничных женщин, — пробормотал Граф.

— Что? — спросила она.

— Это по-китайски, — громче сказал Граф. — Я иногда так говорю, чтобы язык не забывать.

— Вы говорите по-китайски? — женщина посмотрела на него с явным интересом.

«Не приведи Господи — вдруг она базарит по-китайски?» — мысленно ужаснулся Граф, а вслух ответил:

— Не так, как хотелось бы, но объясниться с китайцем без разговорника могу.

Ответить Графу помешал вошедший в купе рослый молодой мужчина в элегантном костюме.

— Здравствуйте, у меня седьмое место.

— Привет, — женщина улыбнулась.

— Салют, — недовольно буркнул Суворов. Что- то не понравилось ему в вошедшем. Тот легко забросил рюкзак наверх и сел.

— Вы до Москвы?. — спросил он женщину.

— Билеты, — в купе вошла проводница. — Постель все брать будут?

Упершись воспаленными глазами в угол, Волошин что-то беззвучно шептал.

— Бабоньки, — мать Дмитрия подошла к группе женщин в черных платках. — Что с Митькой-то делать? То пьет денно и нощно, то, как глупый, уставится в стену и бормочет чего-то. А как на кладбище снесли Сашку с Зинкой, — вздохнув, прижала концы платка к повлажневшим глазам. Он навроде бешеного сделался. Все ночь напролет по двору хаживал. Я ему говорю, мол, поезжай домой-то. Квартиру, чай, обворуют. Ведь он со пчелами уже три года. Сашка ковров накупила, телевизор новый, холодильник.

Здравствуйте, — к женщинам подошел Валерий.

— Дмитрий Сергеевич где?

— В доме он, — явно обрадованная его появлением сказала старуха. — Иди к нему. А то, боюсь, он умом тронулся.

Парень быстро пошел к дому.

— Испереживался весь, — посмотрев ему вслед, заметила одна из женщин.

— Любил, знать, Зинку-то, — вздохнула другая, — а она его к себе не особо подпущала. Ведь он милиционер, лейтенант. Только с училища приехал.

— Говорят, уходит из милиции-то, — сообщила где-то услышанную новость третья.

— Здравствуйте, дядя Дима, — входя, поздоровался Мягков.

Вспомнил я! — воскликнул Волошин. — Все время у меня перед глазами это стояло. Когда я с пасеки уезжал, то через старую дорогу поехал. И там, где машины горели, как раз у этого места «жигули» видел. Номер еще интересный. Как раньше водка стоила. Три шестьдесят два. И еще две цифры. Их сейчас заместо буквенных обозначений ставят. Две семерки.

— Московский номер, — сказал Мягков.

— Вот я и думаю, — Волошин- возбужденно заметался по горнице, — может, они чего видали! Надо в Москву ехать, найти их и спросить. Может, чего видали, — он с надеждой посмотрел на парня.

— Вы номер точно запомнили? — подстраховался Валерий.

— Точно. Я говорю тебе — цена водки в то время, когда я выпивать начал, три шестьдесят два была. И две семерки. Правда, про цвет не скажу, сумерки были. Но номер точно запомнил.

— Я сегодня запрос сделаю, — немного подумав, сказал Валерий. — И про то, что лучше самим поехать, вы правильно решили. Сейчас с милицией откровенничать не любят. Даже если и видели что-то, не скажут.

— А ты, говорят, из милиции уходишь? — спросил Волошин.

— Пока в отпуске, — поморщился парень. — Я рапорт подал. Меня вызвали и говорят: подумай, вот и отправили в отпуск. — Порывисто отвернувшись, неожиданно всхлипнул. — Я бы все одно ушел. Зина говорила, что за милиционера не выйдет.

— Я знаю, — кивнул Дмитрий, — она мне говорила.

— А буквы вы не помните? — спросил Мягков.

— Нет, — Волошин покачал головой. — А чего? Номер-то я помню». И две семерки. Сам говоришь, московские номера.

— Так-то оно так, — хмуро сказал Валерий, — но, бывает, номера и цифровое обозначение совпадают, а буквы не те. — Да все равно надо поговорить с ними. Может, чего видели. — Он выудил из-под стола начатую бутылку водки.

— Дмитрий Сергеевич, — несмело проговорил Мягков, — вы бы не пили. Ведь понимаете…

— Да понимаю я все, — наливая полстакана, вздохнул Волошин. — Но и ты вникни. Страшно это. Вдруг остаться одному. Я же никогда не жил один, — горько признался он. — Сначала с родителями, потом институт кончил, женился. Я обыкновенный смирный человек. Даже в детстве почти не дрался. А когда Саша женой стала… — зажмурившись, он потряс головой. — Она знаешь, каким человеком была. Я ведь и не пил, — Волошин поднял стакан, посмотрел через него на свет. — Дочь родилась. Потом все в один миг сломалось. Я говорю про привычный уклад жизни советского человека. Союз нерушимый республик свободных в один миг перестал существовать. Кругом начали делать деньги. Нет, — Дмитрий покачал головой. — Я, конечно, понимаю: сейчас всем дали возможность показать, кто на что способен. Я же инженер, — прервавшись, он сделал глоток. Выдохнул, подцепил вилкой надкусанный огурец. — Меня до сих пор во всякие кооперативы приглашают. Я отличным автомехаником был. — Волошин допил водку. Перевел дыхание, зажмурился.

— Почему был? — возразил Валерий. — Вы и сейчас…

— Сейчас я один. И я боюсь! — неожиданно воскликнул он. — Понимаешь ты? Боюсь возвратиться к себе в квартиру. Ведь там все, абсолютно все, будет напоминать о Сашеньке и Зине! — со слезами на глазах, задрожавшей рукой налил водки. — И я хочу увидеть лица тех, кто убил жену и дочь, — тоскливо прошептал он. — И спросить: зачем? Почему вы убили их? Господи! — вскинув вверх голову, выдохнул он. — Как же мне быть? — В его громком голосе Мягков расслышал горестную печаль, а не ненависть.

— Я сегодня же сделаю запрос в Москву, — торопливо сказал он. — У меня друг в ГАИ. Он все выяснит так, что об этом никто не узнает.

— А как ты с Зиной познакомился? — тихо спросил Волошин.

— После армии — я во внутренних войсках служил, в группе захвата. Когда демобилизовался, приехал к бабушке в Саратов, прописался там. А куда работать идти, не знал. Вот мне и предложили в милицию. А во время службы я видел уголовников, убийц, насильников и прочую сволочь. И, даже не раздумывая, согласился. Меня отправили в школу милиции. Получил лейтенанта, вернулся. И как-то на дискотеке и. встретил Зинку, — видимо, осознав, что говорит об убитой девушке, которую любил, горько улыбнулся. — Она сначала не знала, что я работаю в милиции. Мы начали встречаться. Потом сказал ей. Думал, она поймет, что я делаю нужное и опасное дело. Но нет, — Валерий усмехнулся. — В общем, поссорились мы. Правда, потом, совсем недавно, помирились. Она мне условие поставила: хочешь, чтобы я с тобой была, уходи из милиции. И я ушел бы, потому что другой такой, как Зина, больше не встретил бы.

— Это точно, — согласился Дмитрий. — Как говорится, во все щели свой нос совала. Я ей говорил — оторвут тебе его как-нибудь. Все смеялась. Обещала нарожать мне внуков, — с доброй улыбкой закончил он. И вдруг, осознав, что все это только воспоминания, замычал и уткнулся лицом в стол.

— Я прошу вас, — Валерий взял бутылку, — не пейте.

— Поставь! — заорал Волошин. — Или ты меня, может, на сутки или в вытрезвитель как алкаша загребешь?! Мент поганый! — вспомнив слышанную где- то фразу, он вызывающе уставился на парня. — Забери меня! За оскорбление. Сволочь! — словно отдав все силы вспышке злости, снова бессильно ткнулся лицом в руки.

— Зачем вы так? — тихо сказал Валерий и, сгорбясь, медленно пошел к двери.

— Чавой-то он тама? — встревоженно спросила встретившая его в дверях старуха.