Страница 5 из 26
— Отвезем, такое наше дело.
На Васильевский остров, к галантерейному магазину «Братья Кималайнен» возчик отвез Губарева быстро. Остановил мерина, кивнул:
— Вот здесь он и сошел, в точности. Прямо у магазина.
Записав номер возчика и дождавшись, пока стихнет стук копыт, Губарев внимательно изучил место. Сразу же за галантерейным магазином шли проходные дворы, выводящие на соседнюю Вторую линию. Дойдя до конца, Губарев увидел: последний двор примыкает точно к задней части большого трехэтажного дома в стиле «петербургского барокко». Он хорошо знал этот дом, сине-белый, с затейливыми, окаймляющими окна и карнизы украшениями, — в этом здании уже давно снимали квартиры японские дипломаты.
4
Поздним июньским утром 1911 года полковник корпуса жандармов Курново, только что назначенный начальником Петербургского контрразведывательного бюро, вошел в свой кабинет. Оглядев стол и найдя, что на нем все в порядке, от чернильницы в виде бронзового оленя до аккуратно сложенной стопки чистой бумаги, Курново сел, закурил сигару и подтянул к себе папку с делами. Начальнику ПКРБ исполнилось сорок лет, он любил хорошо поесть, в меру выпить — но не слишком, гак как во всем ценил умеренность. Даже дым сигары касался сейчас только его нёба — не больше. У полковника была образцовая семья, он умел одеваться, интересовался искусством, держал собственных скаковых лошадей. Вообще же Владимир Алексеевич старался быть честным человеком. Естественно, этого своего стремления он не скрывал ни от знакомых, ни от начальства. Вот почему, после того как по приказу Военного министра Сухомлинова было разработано и утверждено «Положение о контрразведывательных отделениях военных округов» и учреждены «Контрразведывательные бюро», как-то само собой всеми было решено, что начальником Петербургского бюро лучше всего назначить именно графа Курново.
Не вынимая изо рта сигары, Курново раскрыл папку и стал лениво перебирать бумаги. Он знал по опыту, что ни одна из этих бумаг, даже теоретически, не может представлять интереса хотя бы для поверхностного изучения. В основном это были приготовленные на подпись приказы о назначениях, перемещениях и отпусках. Среди них лежал и листок с пометкой: «бар. Вендорф — рот. Губарев». Пометка означала, что в штат ПКРБ следует ввести барона Вендорфа, уволив соответственно из этого штата ротмистра Губарева. Лично полковник ничего не имел против Губарева, судя по досье, проявившего себя до этой поры весьма добросовестно. Но поскольку отказать графине Вендорф он не мог, то воспринимал это увольнение как неизбежное зло.
Черкнув на листке адъютанту: «В приказ», Курново хотел было уже закрыть папку, но тут его внимание задержалось на слове «Донесение». Это слово стояло рядом с грифом «Совершенно секретно». Курново вынул листок и пробежал текст. В нем значилось:
«Его высокоблагородию начальнику ПКРБ полковнику Курново. Совершенно секретно. Сообщаю: много замечено, что работающий вторую неделю на Е. И. В. Гатчинском военном аэродроме дворник татарин Ахметшин уже несколько раз, отдавая дань уважения вышестоящим лицам, делал движения, напоминающие японский ритуальный поклон «рэй-го». По опыту работы во время войны я хорошо изучил движения этого поклона. По своей последовательности они неповторимы и вырабатываются у японцев автоматически, так что нарочно подделать их невозможно. Посему прошу принять эти факты к сведению, а также прошу Вашего разрешения на особое наблюдение за вышеозначенным Ахметшиным. К сему — агент по особым поручениям ротмистр Губарев».
Курново повертел листок. Первое, что пришло ему в голову — ротмистр узнал об увольнении и «проявил бдительность», чтобы отвести угрозу. Однако, поразмыслив, полковник все-таки решил: вряд ли, такими вещами не шутят. Полковник знал, что внедрение Губарева в командный состав Гатчинского военного аэродрома произведено еще до образования ПКРБ, но инициативе штаба округа. Впрочем, в строгом смысле слова это нельзя было даже назвать внедрением. В воздухоплавательные части, которые на 1911 год состояли из двух батальонов и одиннадцати рот, откомандировывали, оставляя чин предыдущего состояния, и ротмистр Губарев был зачислен в состав Гатчинского аэродрома как спец по вооружению, которым он и являлся до перевода в жандармерию. Единственным прикрытием агента по особым поручениям было то, что в состав Гатчинского воздухоплавательного формирования он был записан офицером кавалерии.
Придя к выводу, что сигнал Губарева навеян действительными подозрениями, Курново попытался разобраться в существе дела. С одной стороны, донесение выглядело несколько легкомысленно, если не сказать — смехотворно. Татарин, дворник, японский поклон «рэй-го». Беллетристика да и только. С другой, все-таки речь идет о военной авиации.
Здесь следует объяснить, что авиация или, как тогда было принято говорить, воздухоплавание в 1911 году становилось ведущей отраслью в техническом перевооружении армии. В этом году на развитие авиации правительством была отпущена огромная по тем временам сумма — 180 миллионов рублей. Сведущий в военном деле и широко информированный человек, Курново знал, что самолеты, дирижабли и иные летательные аппараты, примененные ведущими державами в боевых действиях, показали себя как грозное оружие, а в армиях Англии, Франции, Германии, Италии, США, Японии были созданы первые воздухоплавательные формирования, зачатки будущих ВВС. Знал полковник, конечно, и то, что в силу этих обстоятельств развитию авиации в России придается сейчас первостепенное значение. После краткого размышления, нажав кнопку, Курново попросил адъютанта, штабс-ротмистра Николаевского, принести дело на агента по особым поручениям Губарева: ему хотелось освежить сведения о ротмистре.
Адъютант быстро принес папку, вышел, и Курново, вздохнув, начал просматривать дело. Послужной список открывала фотография. С казенного фотоотпечатка на полковника смотрело открытое и несколько, пожалуй, — стереотипное лицо молодого человека: темные брови, темные, чуть шире обычного расставленные глаза, пос правильной формы, лихо закрученные вверх усики, ямочка на подбородке. Вглядевшись, полковник убедился, что в лице ротмистра есть что-то азиатское. Впрочем, подумал он, таких среди русских много.
Губарев Александр Ионович, родился в 1885 году в Екатеринбурге, двадцать шесть лет. Православный, из разночинцев. Холост. Санкт-Петербургское Михайловское юнкерское училище окончил в 1904 году, перед самой войной, служил в артиллерии. С началом боевых действий отправлен на русско-японский фронт в чине подпоручика, в связи со знанием японского языка назначен в разведку. В 1904 году, после того как под видом повара-айна был заброшен в японский тыл и собрал важные сведения, награжден Георгиевским крестом. Интересовался техникой, в чем проявил старание и усердие, а также иностранными языками. Мать и отец, учителя, уроженцы Екатеринбурга, занимались с сыном специально, поэтому ротмистр свободно изъясняется на английском, немецком, японском, знает французский и итальянский — «для разговора без словаря». После войны откомандирован в жандармерию. С 1907 года, когда впервые воздухоплаванию и летательным аппаратам начинает придаваться серьезное военное значение, штабс-ротмистр Губарев, как прошедший специальную техническую подготовку, специализируется по контршпионажу в воздухоплавании. В силу этих обстоятельств, а также учитывая особое старание и отличное знание авиационной техники Губарев и был рекомендован для внедрения агентом по особым поручениям на один из важнейших объектов воздухоплавания — Гатчинский военный аэродром.
Курново отложил папку. По досье — офицер серьезный и знающий. Путь блестящий, в двадцать шесть лет ротмистр без всякой протекции. Подумав, полковник взял листок «бар. Вендорф — рот. Губарев», зачеркнул слова «В приказ» и написал: «Повременить», После этого нажал кнопку и, как только появился адъютант, сказал бархатным голосом: