Телохранитель Каина

– Не верится, что она живет здесь одна, – пробормотал он.

– Какой-то мужичок еще живет. Дальний ее родственник. Завхоз и адъютант в одном лице. Это мне Лисицын рассказал.

– И больше никого?

– Больше никого.

Как они до сих пор тут жили без охраны? В огромном доме. В глухом лесу.

– Сам Лисицын здесь почти не появляется, – сказал Хамза. – Построить построил, а потом разочаровался, видно. Так бывает: не лежит душа.

На обратном пути в Москву, скрашивая скуку поездки по ночной дороге, Хамза рассказал своему спутнику то, что знал.

Лисицын завладел этой землей в неспокойные девяностые годы. Здесь была турбаза, полсотни деревянных домиков, разбросанных по лесу. Домики снесли, построили большой дом, похожий на замок. Воплотилась в жизнь, видимо, какая-то давнишняя мечта Лисицына, родившаяся от подсмотренного то ли по телевизору, то ли в кино, а может, что-то подобное он увидел в одной из заграничных поездок, и захотелось ему возвести нечто похожее, но чтобы не дальше, чем в ста километрах от Москвы. Дела не позволяли надолго отлучаться из России, бизнес не оставишь без присмотра. Начинал он в девяностые «непонятно с чего», как выражался в подобных случаях Хамза, и в те годы занимался, видимо, много чем, в том числе и делами, о которых ныне не хотелось вспоминать, но в отличие от бедолаг, которые либо полегли от пуль, либо сгнили в тюрьмах, Лисицын вовремя что-то сообразил и вырулил на дорогу цивилизованного и респектабельного бизнеса, превратившись во владельца доходных объектов московской недвижимости. Много что ему принадлежало, и он напрасно времени не терял, сдавал свои особнячки в аренду.

В то, что у Лисицына сейчас все было чинно-благородно, можно легко поверить, потому как Хамза никогда не брался обслуживать клиентов, если там угадывались какие-то темные дела. Хамза предварительно наводил справки – возможности у него были.

– Этот дом в лесу – чепуха, – сказал Хамза Китайгородцеву. – Просто повод, чтобы попробовать с Лисицыным плотнее поработать. Если получится его взять на обслуживание… Только представь: у него объектов множество, и везде нужна охрана. Выгодный клиент! Если дело выгорит, конечно.

В поместье Лисицына Китайгородцев отправился на следующий день – один и на своей машине. Ехать было непросто: раненая нога еще не вполне ему подчинялась.

День был такой же ненастный, как накануне. И настроение у Китайгородцева соответствующее. Пустынная дорога через лес, сумрак под деревьями, сыро, холодно, и в конце пути – неприветливый дом с темными окнами. Едва Китайгородцев увидел этот дом, настроение у него окончательно испортилось. Вспомнилась старуха в черном. Старая ведьма. Попьет кровушки. С нею будет нелегко.

Никто не встречал Китайгородцева. Он, опираясь на палку, не без труда поднялся по ступеням. Дверь оказалась запертой. Звонок был старомодный, надо вращать ручку. Китайгородцев сделал пару оборотов. За дверью пугливо тренькнул звонок. Китайгородцев долго ждал. Никто не появлялся. Китайгородцев еще позвонил. Тот же результат. Озадаченный, он спустился с крыльца и, прихрамывая, пошел вокруг дома. За окнами не угадывалось жизни, но у Китайгородцева было неприятное ощущение – будто за ним подглядывают. Он косился на окна, но так никого и не увидел.

За домом начинался лес, но ближе к дому он был прорежен и превратился в парк – в том парке Китайгородцев увидел обширный пруд. Прудом давно не занимались, он зацвел, покрылся водорослями, там плавали ветки и опавшая листва, а берега заросли травой – все выглядело так, как на картинах старых художников. «Графский пруд». Холст, масло. Запустение и тлен. И так повсюду. Дорожки, когда-то протоптанные между деревьями, давным-давно заросли, никто по ним не ходил. Поднялся беспорядочно кустарник. Картина медленного разрушения былого обустроенного пространства завораживала. Китайгородцев долго стоял неподвижно, потом крикнула птица, он вздрогнул и обернулся. Дом отсюда, от пруда, казался еще более безжизненным, чем с противоположной стороны. Здесь не было крыльца и рамы окон не были выкрашены белой краской – все очень мрачно, без оживляющих деталей.

Тут только двое – в этом огромном доме. Теперь добавился Китайгородцев. То-то веселее жизнь пойдет.

Китайгородцев не удержался и вздохнул.

Когда он вернулся к крыльцу, обнаружилось, что дверь, ведущая в дом, приоткрыта. Все-таки он покрутил ручку звонка, прежде чем войти. Никто не отозвался. Тогда Китайгородцев переступил через порог.

Льющийся сквозь узкие окна свет скупо освещал огромный зал. Китайгородцев не сразу разглядел в темном дальнем углу силуэт человека.

– Добрый день, – вежливо сказал Китайгородцев.

Невежливое молчание в ответ.

Его глаза тем временем обвыклись с темнотой, и только теперь он увидел, что это не человек, а чучело медведя, стоящего на задних лапах.

Шаги на галерее. По лестнице спустилась уже знакомая Китайгородцеву старуха. На ней было все то же черное платье.

– Здравствуйте, – поприветствовал ее Китайгородцев.

– Здравствуйте, – сухо ответила женщина. – Меня зовут Наталья Андреевна. Вы приехали один?

– Да.

– Идите за мной.

Женщина открыла неприметную дверь в темном углу зала, щелкнула выключателем, и в длинном коридоре, уходящем в глубь дома, вспыхнули неяркие светильники. Все двери, мимо которых шел Китайгородцев, были закрыты. Полная тишина. Только звуки шагов женщины и самого Китайгородцева.

В конце коридора женщина открыла одну из дверей. Комната, довольно большая. Обстановка внешне скромная, но стильная. Такая мебель была характерна для века девятнадцатого, но никак не для сегодняшних дней.

– Здесь вы будете жить, – сказала женщина. – Только эта комната – ваша. Я запрещаю вам бродить по дому и вообще попадаться мне на глаза. И уж тем более я категорически запрещаю вам переступать границу моей личной территории. Вам понятно?

– Не совсем, – пробормотал озадаченный столь неприкрыто демонстрируемым недружелюбием Китайгородцев.

– Что вам непонятно?

– Ну, например, где проходит граница вашей личной территории.

– По первой ступени лестницы, ведущей наверх. Весь второй этаж – мой. Мой, а не наш общий и не ваш. Вам понятно?

– Да.

– Отлично. Все остальное вам расскажет Михаил.

И прежде чем Китайгородцев успел еще что-нибудь сказать, женщина вышла из комнаты.

Мне уже доводилось охранять тех, кто яростно противился моему присутствию рядом с собой. Кто не хотел, чтобы его охраняли. В последний раз такое было в прошлом году. Один влиятельный человек, которого охраняли ребята из нашего «Барбакана», попросил приставить телохранителя к своей дочери. Какие-то проблемы у него возникли с конкурентами, а конкуренты оказались злые и опасные. Хамза назначил меня и еще одного человека из нашего агентства, мы с ним чередовались через день. Нашей девушке было восемнадцать, и она оказалась вовсе не такой целомудренной, какой обычно представала пред папенькиными очами, и как раз в ту пору она крутила тайный, но жутко страстный роман с каким-то молодым чеченцем. Мы ей мешали. Она нас сильно ненавидела. Чеченец ненавидел нас еще сильнее. На пару они нам пакостили, как могли. Мы хлебнули лиха.

У них тут мода была, наверное, на черное. Заявившийся к Китайгородцеву Михаил было облачен в черную футболку и черные же джинсы. Он оказался низок ростом, широк в кости, борода лопатой, и волосы на голове пострижены чудно, с пробором посередине – не иначе так выглядели извозчики веке в девятнадцатом.

Будучи настолько немногословным, что это можно было принять за невежливость, он провел Китайгородцева по тем помещениям, куда доступ, следовало понимать, не был запрещен. Показал санузел.