За пригоршню баксов

Кроме того, Маша заинтересовалась портретами экспозиции краеведческого музея. Ей показалось странным, что из всех изображенных представителей рода Тишковых явное сходство с Игорем Александровичем Марецким имел только один. Маша затеяла собственное расследование и в результате выяснила, что все портреты, представленные в экспозиции музея, издавна хранились в музейных фондах и только один, тот самый, который и вызвал у Маши подозрения, поступил в музей совсем недавно. Этот портрет музею подарили. Дарителем оказался сам Марецкий.

Маша обратилась к художникам-портретистам, и те в общих чертах поведали ей об особенностях художественного творчества в новорусский период. Поскольку в последнее время поиск своих дворянских корней превратился едва ли в национальный вид спорта, рынок мгновенно отреагировал на это предложением соответствующих услуг. Наряду с генеалогическими изысканиями, штампованием грамот, подтверждающих наличие дворянского титула, и изготовлением орденов, якобы унаследованных от сановного прапрадедушки, любому желающему предлагалось обзавестись портретом далекого предка, которому художник придавал черты лица заказчика. Одежда и интерьер на портрете соответствовали ушедшей эпохе, сам портрет писался в манере а-ля Рокотов, так что неспециалист не мог заподозрить подделку. А в довершение всего холст искусственно старили. В результате заказчик получал неопровержимое и очень зримое подтверждение своей принадлежности к древнему и уважаемому роду, что обходилось ему приблизительно в тысячу долларов. Эту цифру Маша приводила в своих заметках.

Она не смогла найти художника, который выполнял заказ Марецкого, но с большой долей уверенности утверждала, что портрет был написан не сто лет назад, а совсем недавно и остается лишь провести экспертизу, чтобы это подтвердить.

Выглядело все довольно убедительно. Особенно для Китайгородцева. Ему тоже многое удалось раскопать, и то, что обнаружила Маша, безупречно стыковалось с его собственными находками.

Сама Маша, пока Китайгородцев знакомился с текстами, сидела на стуле, безвольно опустив плечи. Она сегодня уже успела и испугаться, и понять, что самое страшное ей, похоже, не грозит. Мешанина этих не самых слабых чувств в конце концов утомила ее. Как человек, измученный болезнью, она терпеливо ожидала, когда это все закончится.

– Кто заказал тебе это расследование? – спросил Китайгородцев.

Маша пожала плечами.

– Никто.

– Но для чего-то ты это делала…

– Мне просто показалось интересным.

– То есть ты самостоятельно к этому пришла?

– Да.

– Давно?

Маша не ответила. То ли боялась, то ли какие-то другие были причины.

– Я сейчас не защищаю интересы Марецкого, – сказал Китайгородцев. – Я всего лишь хочу разобраться, что к чему.

Вряд ли Маша ему поверила. Но на сопротивление у нее не было сил.

– Я действительно сама, – сказала она едва слышно.

– Давно? – снова спросил Китайгородцев.

– Нет, не очень. Марецкий попросил сделать о нем материал. Такой, знаешь, белый пи-ар.

– Что-что?

– Пи-ар. Это как бы реклама. Информация о человеке. Или о фирме. То есть не обязательно информация. Это могут быть какие-то действия, которые человек совершает. Специально, чтобы понравиться. В общем, это довольно сложно объяснить словами.

– А почему белый?

– Пи-ар бывает белым, то есть положительным, и бывает черным, то есть негативным. Марецкому была нужна хвалебная статья. Вроде как он потомок древнего рода, и предков своих чтит, и сам не без таланта, музыку вот пишет. Типичный белый пи-ар.

– Зачем это ему, как думаешь?

– Понравиться хотел, – усмехнулась Маша.

– Кому?

– Откуда мне знать? Но это делалось в целях саморекламы, я голову даю на отсечение. Если он заказывает, да еще и деньги платит…

– Много он тебе заплатил?

– Мне хватило.

– На поездку в Париж?

– Ха! Точно! – сказала Маша. – Там классно было, кстати. Я после той поездки ужасно полюбила французов.

Она явно ерничала сейчас.

– Французов-мужчин? – подыграл ей Китайгородцев.

– Ну не женщин же. У меня с ориентацией все в порядке.

– Так я насчет материалов о Марецком, – вернул разговор в нужное русло Китайгородцев. – Марецкий сделал тебе заказ, оплатил. Дальше что было?

– Я деньги отрабатывала, – сказала Маша. – Тусовалась с Марецким, фотки делала. И тут несуразности всякие стали вылезать. Я ведь до недавних пор его почти не знала. Ну, видела где-то на презентациях, слышала про него, что он вроде как композитор. Народу там много мелькает, и кому какое дело, кто там что из себя представляет в действительности. Но вот я с ним столкнулась поближе, и у меня сомнения возникли. Вроде называет себя композитором, а про его музыку ничего не слышно. Дутая фигура. Я интересовалась сначала. И убедилась, что он виртуальный. Вроде бы он есть, а вроде его и нет. Потом еще всплыла история с его дворянским титулом. Еще позже – продюсерство его нелепое. Этакий Хлестаков. Понимаешь? Герой нашего времени.

– «Герой нашего времени» – это Лермонтов.

– Да плевать мне на Лермонтова! – с чувством сказала Маша. – Тут новый герой нарисовался. Куда там Лермонтову! И я решила сделать о нем материал.

– Зачем? – спросил Китайгородцев. – Хотела денег заработать?

– Ну какие деньги? – вздохнула Маша, удрученная неосведомленностью собеседника. – Кто у нас за журналистское расследование хорошо заплатит? Пускай это даже будет сенсация.

– А про Марецкого – это сенсация?

– Не то чтобы сенсация, – критически оценила Маша, – но материал интересный. В принципе, типичный компромат. У нас ведь журналистика до сих пор допотопная. Все эти сенсации обычно как делаются? Спецслужбы, допустим, или коммерческие структуры, преследуя свои цели, организуют «слив». У них есть сведения, порочащие какого-то человека. Или фирму. Обращаются к журналисту. Делятся с ним горячим материалом. На основании этого компромата пишется сенсационный материал. Таким образом журналист зарабатывает репутацию разоблачителя и разгребателя авгиевых конюшен. Но всем известна цена его разоблачения. Другое дело – если сам что-то нашел. Самостоятельно добыл факты и эту сенсацию читателям преподнес. Денег тут не заработаешь. Ну какие это деньги? В «Макдональдс» с подружкой сходить. Зато на репутацию здорово работает. Коллеги ведь не дураки. Видят, кто как свой хлеб зарабатывает.

– Значит, решила на репутацию свою поработать?

– Точно, – подтвердила Маша. – Я ведь еще только начинаю. С Марецким это большая удача, конечно. Я не идиотка и не думаю, что прославлюсь. Но для старта неплохо. Репутация – она ведь годами создается.

– А если все это неправда?

– Что – неправда?

– То, что ты накопала по Марецкому. Если вдруг обнаружится, что все твои умозаключения ошибочны и ты оклеветала известного человека?

Маша лишь печально улыбнулась в ответ. Какая, мол, клевета. Ты хоть сам веришь в то, что говоришь?

– Ты с кем-нибудь делилась этой информацией? – спросил Китайгородцев.

И Маша в очередной раз опечалилась, обнаружив, что разговор ведет с полным профаном.

– Ты шутишь? – осведомилась она. – Пока материал не готов к публикации, я его вообще никому не показываю. Сопрут!

Китайгородцев ей верил. Не в то верил, что сопрут, а в то, что она ни с кем добытыми ею сведениями не делилась. И что собирала материал не для того, чтобы поучаствовать в охоте на Марецкого, затеянной его врагами, а действительно лепила сенсацию.

– Мы пробудем у тебя еще некоторое время, – сказал Китайгородцев. – Ты расскажешь нам обо всех людях, кто попал в объектив твоего фотоаппарата. Кто они, откуда, как связаны с Марецким. Потом мы уйдем.

Маша поджала губы. Китайгородцев демонстративно не заметил ее неудовольствия.

– И еще, – сказал он. – Ты ведь много времени провела рядом с ним. Еще до того, как он нанял себе охрану. Вспомни, не слышала ли ты когда-нибудь в его окружении немецкой речи?