Заказ на олигарха

Баранов заглянул в салон «Мерседеса». Его напарник был мертв. На Алеше Проскурове ни царапины, но малыш был напуган и истошно кричал.

Викторию в шоке увезли в больницу, Алешу забрала вызванная Барановым охрана, а самого Баранова до позднего вечера продержали в милицейском отделении, где его допрашивали и откуда его вызволил Хамза.

– Там был этот человек, – сказал Баранов шефу. – Который раньше на воротах у Проскурова стоял.

– Шаров?

– Да. Шаров Геннадий Алексеевич. Он стрелял в Гришу. Я не мог ошибиться.

– Ты не ошибаешься, – вздохнул Хамза. – Тот, которого ты застрелил, – он из парочки друзей Шарова, которые когда-то работали в охране рынка вместе с ним. И которые вместе с Шаровым недавно исчезли и залегли на дно. Все правильно сказал Китайгородцев: они не на Проскурова охотились, а на Викторию с ребенком. Им ребенок нужен. Хотят заработать свой миллион на похищении.

Даже на следующий день Виктория все еще была плоха. Из больницы она приехала накануне поздним вечером, ночь провела в родных стенах, с утра возилась с малышом и даже отдавала какие-то распоряжения обслуге, но по ней было видно, что она до сих пор не оправилась от пережитого потрясения. Китайгородцев убедился в этом лично, когда Алексей Алексеевич в его присутствии представлял хозяйке новую работницу, Люду Потапову.

– Да-да, – сказала невнимательно Виктория, глядя куда-то сквозь женщину. – Очень хорошо.

И Китайгородцев подумал, что неплохо бы вызвать к Виктории врача, чтобы она была под присмотром. Виктория и сама, наверное, чувствовала, что с нею происходит что-то неладное. Наткнулась взглядом на Китайгородцева, улыбнулась ему жалкой улыбкой и вдруг взяла за руку.

– Идемте, – сказала она, не дослушав Алексея Алексеевича. – Я вас отведу к своему мальчику. Отныне он всегда будет под охраной.

Алексей Алексеевич растерянно смолк. Люда Потапова во все глаза таращилась на свою новую хозяйку, явно ничего не понимая. Уж не пожалела ли она, что согласилась переехать из своего спокойного Мурома в Москву к этой странной женщине?

Виктория отвела Китайгородцева в комнату к малышу.

– Будьте с ним, – сказала она. – Вы отвечаете за него головой.

Китайгородцев не нашелся, что сказать ей. Не знал, как объяснить, что не она распоряжается, кому на каком месте быть. Да и не объяснишь ей сейчас. Не в себе она.

Едва ли не единственным обитателем проскуровского поместья, сердце которого не наполнилось тревогой при известии о покушении, оказался Петя Проскуров.

Первым делом он помчался в гараж, чтобы лично осмотреть пострадавший при нападении «Мерседес», но машины там не обнаружил, поскольку с места происшествия ее увезли на милицейскую стоянку, и тогда Петя отправился к Китайгородцеву за подробностями случившегося.

Мальчишка выглядел радостно возбужденным. Словно у него впереди был день рождения, и он уже сейчас жил в предвкушении давно ожидаемых подарков.

– Ты там был? – выпалил он с порога.

– Где? – уточнил Китайгородцев, хотя превосходно понял, о чем идет речь.

– Где стреляли!

У Пети горели глаза. Прямо лучились.

– Нет, – покачал головой Китайгородцев.

– А твои друзья?

– Да.

– Ух! – восхитился Петр Сергеич. – Ну и как?

– Там погиб мой товарищ, – сухо сказал Китайгородцев.

– Вау! – сказал Петя.

И Китайгородцеву показалось, что сейчас Петя еще добавит, что это клево. Но этого, к счастью, не произошло.

– Ты зачем пришел? – с прежней сухостью осведомился Китайгородцев.

– Чтобы ты рассказал.

– Меня там не было!

Петя наконец обнаружил, в каком состоянии пребывает его собеседник.

– Ты обиделся? – спросил мальчишка.

Он недоумевал и был совершенно искренен – Китайгородцев это видел.

– Ты можешь понять, что моего товарища убили? – произнес Китайгородцев. – Вот ты представь, что у тебя не стало друга. Был и погиб. Представил?

– Нет.

– Почему?

– А у меня нет друга.

– Совсем? – не поверил Китайгородцев.

– Ага.

И это было правдой, никаких сомнений. Китайгородцев молчал. А что тут говорить? Посочувствовать мальчишке? Они друг друга не поймут.

– Кругом одни уроды, – уверенно сказал Петя. – Все – враги. У тебя их тоже, наверное, полным-полно.

– Я не считал, – отозвался Китайгородцев.

– А зря. Уродов надо знать, – наставительно произнес мальчуган. – Особенно – самых главных. Есть хороший способ. Составляешь список. Всех уродов, какие тебя достали. Потом каждому приписываешь баллы. Чем больше тебя урод достал, тем больше ему баллов. Тех, кто баллов набрал мало, потом вычеркиваешь.

– Почему? – спросил Китайгородцев, чтобы поддержать разговор.

На самом деле он все знал.

– Потому! – веско сказал Петя. – Чтобы на мелких уродов время не тратить. И у тебя на примете остаются только главные. Те, кто набрали сто баллов.

– А зачем?

– Что – «зачем»? – не понял Петя.

– Зачем нужен этот список самых главных уродов?

Вопрос Китайгородцева явно поставил Петра Сергеича в тупик. Для него, похоже, этот список был самоцелью. И что с ним делать дальше, он пока не знал.

– Ну как «зачем»? – сказал он неуверенно. – Он очень нужен.

И снова Китайгородцев спросил:

– Зачем?

– Чтобы ненавидеть! – сформулировал наконец задачу-максимум мальчишка.

Pedro:

Составил список. Врагов знаю. А легче не стало. Все равно ненавижу этих уродов. А дальше что?

Swiss’да:

Если уродов больше, чем один, значит, ты еще не пришел к финишу. Смысл в чем? Смысл в том, чтобы определить главное зло. Того, кого ты ненавидишь сильнее всех. Сколько у тебя сейчас уродов в списке?

Pedro:

Шестнадцать.

Swiss’да:

?!

Pedro:

Думаешь, это много?

Swiss’да:

Настоящие уроды наперечет. Их так много не бывает.

Китайгородцев воспользовался тем, что в Петиной комнате наводила порядок новая домработница Люда Потапова, и устроил маленький обыск.

– Мне хозяева поручили присматривать за мальчишкой, – будничным тоном сообщил он женщине. – Негласно, разумеется. Сложный возраст у него. Коленца выкидывает такие, что отец боится за сына.

Ничего особенного, мол, такие здесь порядки. Люда, будучи человеком новым и неискушенным, приняла это как должное. Поверила и не удивилась даже, кажется.

Вещей в комнате у Пети было не так уж много, не успел ими обрасти, и обыск надолго не затянулся.

В книге с бандитскими физиономиями на обложке обнаружился сложенный вчетверо листок, заполненный неровным мальчишеским почерком. Список. Фамилии, имена, а кое-где просто клички. В два столбика. И еще на обороте. На одной стороне не поместились. Всего – шестьдесят два человека. Каждому присвоены баллы. Компания тех, кто набрал максимальные сто баллов, оказалась, на удивление, многочисленной – больше десятка человек. Китайгородцев их пересчитал. Шестнадцать. Это и был список уродов, составленный малолетним мизантропом Петей Проскуровым. Большинство этих людей были Китайгородцеву не знакомы, но кое-кого он смог идентифицировать.

Отец. Это Проскуров-старший.

Мать. Шла вторым номером в списке, и ее Петя тоже наградил ста баллами ненависти.

Эта. «Этой» Петя обычно называл Викторию.

Плоха. Наверняка это Петин брат, которого Петя не раз дразнил Леха-плоха.

Хахаль. Это про друга матери, не иначе. Петя его не видел ни разу в жизни, но ненавидит всеми силами своей неразборчивой души.

Ну и другие всякие фамилии, имена и клички.

Китайгородцев мысленно посочувствовал Петру. Когда тебя окружает такое множество уродов, попробуй среди них определить самого тобой ненавидимого.

Баранов возвращался с Рублевки в Москву и предложил подбросить Китайгородцева до города. Был поздний вечер. Узкая извилистая Рублевка выглядела пустынной. Фонари. Светящиеся дорожные знаки. Спрятавшиеся за деревьями особняки.