Страница 12 из 17
В середине марта капель с крыш вовсю зазвенела. Так хорошо вокруг стало, воздух – амброзия весенняя. На рыбалку захотелось – хоть немного отдохнуть, развеяться чуть-чуть.
Подошёл Ник к Курчавому с просьбой, а тот и разрешил неожиданно, видимо, в качестве поощрения за достигнутые успехи.
– Ладно, – проворчал себе в усы. – Сходи, вспомни свою юность, вот и Матвея Ивановича с собой возьми. Совсем замучил его Вырвиглаз, пусть подышит юноша свежим воздухом. В его возрасте это очень полезно.
Показалось, или он действительно небольшое ударение на слове « свою» сделал?
Намекал на что-то?
Епифанцев доставил из ближайшей деревни два ящика рыбацких, самодельный коловорот, удочки, прочие снасти, палатку, банку червей – для наживки.
Решили не медлить. Лёд на Ладоге ещё надёжным был, но стоит на недельку-другую припоздниться – и искупаться в ледяной воде запросто можно.
Ник решил к Зеленцам идти. Зеленцы – это острова в двадцати километрах от берега, во время войны через них Дорога Жизни проходила. В смысле – ещё будет проходить.
Можно было, конечно, и к Кариджскому маяку сбегать, тоже место почётное. Часа четыре до него по торосам добираться, но окуни там ловятся – по килограмму и более, да и щуки крупные попадаются иногда. Но под Зеленцами гораздо лучше, плотвы отборной там можно надрать – сколько унести сможешь.
Как только за окнами начало сереть – тронулись в путь. Экипировались знатно: валенки, свитера верблюжьей шерсти, полушубки специальные – с карманами во всех местах. В левый верхний внутренний карман ракетница сигнальная помещалась, в правый – браунинг, в левый нижний – нож метательный, бельгийский.
Приказ Курчавого, ничего не попишешь, бережёного – Бог бережёт…
Лёгкий морозец, хрустящий снежок под подошвами валенок, в небе – одинокие редкие звёздочки.
Ник достал компас, наметил курс – на одну из них, совсем крохотную.
Шагалось на удивление легко, под ногами монолитом лежал прочный наст.
Заметно посветлело, прямо по курсу взошло неяркое белёсое солнышко. Но ненадолго – неожиданно опустилась туманная дымка.
Через четыре часа Ник решил остановиться, всё равно в таком тумане островов не найти, и компас не поможет.
Быстро поставили крохотную палатку, зажгли две маленькие свечи, предварительно размещённые в пустые стеклянные банки.
– Гениальное изобретение, – прокомментировал Ротмистр через десять минут, неожиданно извлекая из внутреннего кармана полушубка полулитровую бутылку водки. – На улице минус пятнадцать, а у нас – плюс пять, не меньше, красота…
«Вот же, засранец! – восхищённо подумал про себя Ник. – И где только умудрился спиртное достать?».
Ругаться и мораль читать не стал, конечно. Выпил с Ротмистром по рюмашке – из кружки алюминиевой, от второй предложенной благородно отказался, пусть уж Матвею больше достанется. Небось, истосковался дурачок по спиртному, месяца три уже ничего в нос не попадало. Ротмистр прямо из горлышка допил остальное, влез в спальный мешок, извлечённый из рюкзака, и преспокойно заснул, напоследок пожелав Нику удачи.
Да, тот ещё рыбачок!
Ник потихонечку рыбачил, сверля лунки в значительном отдалении от палатки: он Ротмистру шумом – от буримых лунок – спать не мешал, Ротмистр же ему – своим храпом – рыбу ловить. Рыбка ловилась потихоньку: плотвичка, окуньки, даже щурок один попался.
В природе вдруг начало происходить что-то странное. Ушёл туман, резко потеплело, даже дождик мелкий начал моросить. А вот и Зеленцы – с километр всего не дошли.
Откуда-то издали прилетел странный шум – будто скорый поезд следовал по ладожскому льду. Звук становился всё громче, уже стала видна приближающаяся со стороны островов тёмная фигура неясных очертаний. Через пять минут Нику стало ясно, что это здоровенный лось: голову рогатую к небу задрал и чешет – прямо на него.
– Стой, зараза! – Ник громко закричал, совсем не желая оказаться под массивными копытами.
Зверь остановился и уставился на Ника совершенно ошалевшими, дикими глазами.
Ник громко захлопал в ладоши, засвистел, лось испуганно присел, сделал неслабую кучу, развернулся на девяносто градусов и гордо, закинув массивные рога на спину, с закрытыми глазами, удалился в ледяные просторы, в направлении, противоположном берегу. Тут же Ник вытащил крупного хариуса – рыбу в этих местах редкую.
«Не иначе, весна по-настоящему пришла, вот природа и опьянела немного», – подумалось сразу.
К вечеру проснулся Ротмистр, на удивление бодрый и весёлый.
Настала очередь Ника подремать пару часиков перед ночной рыбалкой.
Проснулся он от шума усилившегося ветра. Зашнуровали спешно палатку, прикормили лунки, заранее просверленные внутри. Хорошо было в палатке: тепло, негромко трещали свечи, а снаружи ветер безумствовал, крупный дождь стучал по натянутому брезенту.
К утру наловили килограмм пятнадцать-двадцать разной рыбы, даже взяли пару сигов.
Пора и к дому. Дождь стих, сквозь редкие сиреневые облака проглядывало весёлое солнышко, дул тёплый ветерок.
Свернули палатку, тронулись в обратный путь. Ротмистр шёл первым, вдруг резко остановился и удивлённо произнёс:
– Смотри, Никита, берег-то – бежит…
«Не иначе, заначку где-то припрятал, гад, глотнул перед отходом, вот и развезло на старые дрожжи», – решил Ник.
А потом присмотрелся – и правда, береговая линия, еле видимая вдали, начала плавно стираться зигзагами, как будто и впрямь – бежала. Вот, и мыс Морье растворился, и маяк береговой пропал куда-то. Впереди, до самой линии горизонта, – только снежные торосы.
Обернулся Ник назад: и линия береговая, и маяк находились позади, где быть им совсем не полагалось. И сиреневое всё какое-то, ненатуральное.
Остановились, понятное дело, перекурили.
Не помогло. Продолжались разнообразные безобразия.
Был один маяк, потом стало два, три, десять – надоело считать, плюнули.
Потом глядь, слева, вдалеке, параллельным с ними курсом двигалось океанское судно – большое, только сиреневое, фиолетовые блики от иллюминаторов рассыпались во все стороны веером. Красиво – до жути.
Красота красотой, а к дому двигаться надо. Решили миражам тем не верить, а курс держать согласно здравому смыслу, то есть – по компасу.
– Плохо это, – неожиданно помрачнел Ротмистр. – Совсем плохо. Мне год назад цыганка одна, древняя такая, на Московском вокзале предсказала: «Бойся миражей сиреневых! Они с твоей смертью рядом ходят!» Чего делать-то теперь? Не хочется мне, ей-ей, помирать…
Успокоил его Ник как мог, посмеялся даже над такой глупостью.
– Что тут сделаешь? – Ротмистр вздохнул смущённо. – Мы, гусары, верим во всякое: и в приметы, и в предсказания. Так уж повелось, не нами придумано. Думаешь – пронесёт на этот раз?
Через час из-за очередного тороса показались три мужика. Обычные мужики, только сиреневые, опять же. До них метров двести было, шли в том же направлении.
Неожиданно у мужиков пропали головы, а ещё через минуту – одни только ноги брели куда-то обреченно, чуть погодя и вовсе никого не было впереди, только торосы голубоватые.
В небе, прямо у Ника над головой, медленно и совершенно бесшумно пролетел сиреневый самолёт – гигантский кукурузник. За штурвалом располагался сиреневый улыбчивый лётчик, рукой ещё помахал, сволочь…
Конец света какой-то. Бред пьяного телёнка в чукотской тундре, на исходе ночи полярной.
Неожиданно всё прекратилось: сиреневые облака ушли куда-то, оптический обман прервался – надолго ли?
Впереди, уже недалеко совсем, берег с маяком, позади – трое давешних мужиков безголовых, но сейчас – с головами. Догнали постепенно.
– Видали? – заорал идущий первым молодой краснощёкий здоровяк в овчинном тулупе. – Миражи-то в этом году какие – просто блеск! Сахара знаменитая, к такой-то матери, отдыхает. Вас, ребята, кстати, сперва шестнадцать было, потом – восемь, четыре, а теперь вот – двое. Вы-то хоть – настоящие?