Страница 10 из 29
Когда она скрылась из виду, Саймон вспомнил другую ночь, ту, что была много лет назад.
«Тебе не нужно выходить за него, — говорил он тогда. — Это полная бессмыслица. Вы никогда не будете счастливы. Мередит! Пока еще не поздно, не заходи слишком далеко. Бежим со мной, сейчас!»
Она изложила ему все свои доводы против побега и спросила, куда он ее зовет.
«Ну, не знаю, — вымолвил он. — Придумаем что-нибудь. — И когда она в очередной раз отказалась, Саймон заявил: — Ну и ладно. А я отправляюсь. Сегодня же ночью. Будь что будет. Можешь идти со мной, можешь не идти. А сейчас я соберу кое-какие вещи и буду ждать тебя в саду — вдруг передумаешь».
Потом он долго стоял у мраморной скамьи, а ночь все холодала и холодала. Он видел, как погас свет в окнах Мередит, а много позже, когда понял, что она не передумает, ушел. И никогда не оглядывался назад.
Так и сейчас он зашагал по хрустящему гравию, вновь обдумывая причины ее отказа. По большому счету лишь один довод имел решающее значение: семья. Проходя сквозь садовые ворота, он задержался, чтобы бросить недобрый взгляд на древо Виктора.
Внезапно раздался громкий треск, эхом раскатившийся по темно-фиолетовому небу. Одна из ветвей сломалась у основания и упала на землю.
На следующий день после обеда все семейство Архимагов собралось на родовом кладбище на склоне холма, вблизи древа Виктора. Низко нависало мрачно-серое небо, воздух казался густым и затхлым. Отслужили короткую панихиду. Элизабет безутешно рыдала.
Саймон опасался глядеть на Мередит, которую почти единодушно обвиняли все дети Франклина. Она сохраняла бесстрастное выражение лица. Во время заупокойной молитвы из задних рядов толпы донесся негромкий, но язвительный смех. Возможно, в ответ на какую-то шутку. Бернард резко оглянулся, стремясь найти обидчика. Саймон же сразу узнал голос Малкольма.
Глаза Бернарда наполнились холодной, смертельной яростью, и на мгновение Саймон поверил — а какой-то частью души даже возжелал этого, — что брат рванется через толпу и прирежет Малкольма. Но спустя несколько мгновений Бернард сгорбился и повернулся к могиле сына.
На следующей неделе настала небывалая жара. Саймон стелил себе на балконе, но все равно несколько раз за ночь просыпался, обливаясь потом. Обычно днем вся семья Архимагов собиралась в главном зале, где как будто было чуть прохладнее, но даже в просторном помещении со временем становилось тесно для детей Франклина и детей Этертона, ссорившихся из-за мест за столами, толкавшихся локтями и обменивающихся язвительными замечаниями.
Однажды после обеда Саймон услышал торопливый стук в свою дверь. На пороге стоял запыхавшийся Гаррет.
— Там Малкольм, — сказал юноша. — Тебе нужно прийти. Прямо сейчас.
Саймон опоясался перевязью со шпагой и последовал за Гарретом по лестнице.
Прибыв в большой зал, он увидел Малкольма с дружками, которые развалились за столами, уставленными растениями в горшках. Их буравила сердитыми взглядами плотная кучка наследников Франклина, в том числе и Бернард. Они негромко переговаривались. Оставшаяся толпа — несколько десятков родственников — явно разделилась на детей Франклина и детей Этертона, которые враждебно косились друг на друга. Саймон протолкался вперед.
— О, Саймон! — воскликнул Малкольм с напускной радостью. — Вот ты где! Погляди, что у меня есть!
Волшебник осторожно приблизился.
Малкольм кивнул на горшок, который держал в руках.
— Я нашел восхитительный способ развеять скуку знойного летнего дня. Один мой знакомый привез вчера эти растения. Говорят, они распространены в дальних странах.
Саймон внимательно оглядел нечто похожее на дерево, только карликовое. Те же вытянутые ветви, та же густая шапка листвы.
— Такому дереву, — Малкольм вытащил кинжал, — мы можем придать любую форму, просто удаляя лишние ветки. Эту, например. — Он приставил лезвие к крошечной веточке. — Она мне ужасно не нравится.
Легкое движение запястья, и ветка, кружась в воздухе, опустилась на носок его сапога. Он стряхнул ее на пол.
Бернард разразился проклятиями. Несколько его родичей оттащили разгневанного отца подальше, уговаривая не обращать внимания на выходки Малкольма, который, изображая беспечность, оперся о стол и проговорил:
— Похоже, ему не понравилось. — После повернулся к Саймону и поднял кинжал. — А как насчет тебя? Не хочешь попробовать?
— Благодарю, нет, — ответил Саймон.
— Как жаль… — Малкольм сунул кинжал в ножны. — Это довольно забавно.
— Ладно, мне что-то подсказывает, что ты сегодня достаточно позабавился, — заявил Саймон. — Почему бы тебе не взять свое маленькое дерево, своих маленьких друзей и не убраться куда подальше. Прямо сейчас.
Малкольм улыбнулся.
— Нет, — высокомерно ответил он. — Мне и здесь удобно.
— Но вот какая штука… — Саймон набросал в воздухе пентаграмму. — Я могу причинить тебе неудобство.
От его пальцев повалил серо-голубой дым. Но Саймон блефовал. В сложившихся условиях он не собирался запускать заклинания.
И Малкольм, похоже, об этом догадывался.
— Считаешь себя таким страшным? — рассмеялся он. — Вот зачем твоя мамаша послала за тобой — чтобы напугать всех нас. Но оба мы знаем: если ты причинишь мне хоть малый вред, моя сестра расплющит тебя в лепешку.
Все в главном зале смотрели на них. Малкольм встал, глядя Саймону в глаза, и прошипел:
— Если кто и боится, так это ты. Она самая лучшая. Она первый волшебник в семье. И она слишком хороша для тебя.
Последний выпад ударил даже больнее, чем мог рассчитывать Малкольм. В груди Саймона вспыхнула ярость.
Рыжий нахал обернулся к притихшим детям Этертона.
— Вы все боитесь его! А почему? Что он способен сделать? — Он толкнул Саймона в грудь, заставляя отступить на несколько шагов. — Ха! Что ты можешь сделать?!
Саймон буравил его глазами, закипая.
— Ха! — воскликнул Малкольм, оборачиваясь. — Вы видите…
Шагнув вперед, Саймон подножкой свалил его на пол.
Толпа взорвалась криками, а Саймон, навалившись на рыжеволосого волшебника, несколько раз ударил его кулаком в челюсть. Малкольм потянулся, чтобы вцепиться противнику в лицо, но Саймон отвел его руку и стукнул снова.
Тогда Малкольм вспомнил о кинжале.
Но Саймон, поймав запястье противника, бил его кисть об пол, пока пальцы не разжались.
Вдруг Бернард, схватив Саймона за плечо, опрокинул его на спину. В правой руке младшего брата сверкала шпага, которой он пронзил лежащего Малкольма.
«Нет!» — мысленно закричал Саймон.
Он вскочил на ноги. Вокруг сверкали обнаженные клинки.
— Остановитесь! — взывал он. — Подождите!
Но было слишком поздно. Дети Франклина и дети Этертона сцепились в вооруженной схватке. Сподвижники Малкольма атаковали Бернарда, который удерживал их на расстоянии, наотмашь полосуя воздух отточенной сталью. Выхватив свою шпагу, Саймон кинулся на помощь брату. Окровавленного Малкольма вытащил из свалки один из его кузенов — хладнокровный юноша по имени Натан, который по неведомой причине всегда поддерживал рыжего брата Мередит.
Саймон уворачивался, колол, парировал вражеские выпады. Магию он не использовал — кто знает, может быть, все его волшебство понадобится, чтобы противостоять Мередит. Но кое-кто из его родственников не чурался волшебства, поскольку в воздухе то и дело сверкали вспышки и раздавались хлопки. Весь главный зал захватила кровопролитная схватка; после веков соперничества и взаимного недоверия в древе Виктора Архимага разыгрался финал драмы. Вскоре клинок Саймона покрылся кровью, влажная ладонь скользила на рукояти. Перед ним появлялись озлобленные лица, многие из которых он помнил с далекого детства, а потом не видел долгие годы. Он тыкал в них шпагой.
Иногда падал кто-то из детей Франклина. Саймон видел, как Гаррета поразил насмерть один из дядюшек Мередит. Но гораздо чаще бреши возникали в рядах наследников Этертона, и вскоре многие из них лежали на полу, а их тела топтали сражающиеся бойцы.