Маркс и Энгельс

Конгресс начался, однако, острым столкновением марксистов с анархистами и реформистами. Споры были ожесточенные, но разве не для разработки дальнейшей тактики в борьбе за идею собрались здесь эти люди? В столкновениях, конфликтах, честных признаниях всегда ковалась теоретическая мысль, выявлялась истина, находилось единственно правильное решение.

Спор на конгрессе был решен в пользу марксизма. Несколько анархистов, пытавшихся доказательства заменить тумаками и криком, и кое-кто из близких к ним демагогов из группы «молодых» германской социал-демократии были исключены из числа делегатов. Конгресс занялся насущными вопросами жизни и труда пролетариев, поисками того, как добиться установления 8-часового дня. Жарко обсуждали собравшиеся вопрос о том, что делать рабочим в случае войны. Одни предлагали протестовать всеобщей стачкой и отказом служить в армии. Другие надеялись, что братство трудящихся остановит любую бойню, затеянную капиталистами. Немцы объявили шовинизм врагом человечества и подстрекателем к кровопролитию. Большую речь произнес Плеханов. Как и все марксисты, он видел грозную опасность в революционном авантюризме, столь присущем анархистам и любителям левой фразы и демагогии.

Вера Засулич никогда не испытывала такого волнения, как в час, которого она ждала долгие годы. Наконец-то ей предстояло увидеть воочию Энгельса, с которым она давно переписывалась. Каждую строчку произведений Маркса и Энгельса она знала почти что наизусть, наслаждалась их мыслью и словом, как лучшими произведениями человеческого гения. От природы застенчивая, замкнутая, Вера Ивановна радовалась предстоящей встрече.

Энгельса Засулич не разочаровала. Он сразу понял сложность ее натуры. Засулич была сильна и очень ранима в одно и то же время. Еще одна выдающаяся женщина, которую Энгельс хорошо знал по ее трудам, встретилась ему в Цюрихе. Это была Клара Цеткин.

Энгельс рукоплескал Кларе Цеткин, когда она, выступая с трибуны представительного собрания, ратовала за работниц, отстаивала право на 8-часовой день для женщин и 6-часовой — для девушек, рассказывала о вреде для них ночного труда и необходимости месячного отпуска после родов и равной оплаты за равный труд. Вместе с Луизой Каутской и русской Кулишевой она настаивала на вовлечении пролетарок в классовую борьбу, в профсоюзы и социалистические партии. Не все делегатки поддерживали эти разумные требования. Скандинавки говорили, что мужчины искони враги женщин, и предлагали отделить женский вопрос от рабочего движения. Но Клара Цеткин и ее единомышленницы победили.

— Браво, Клара! — не раз восклицал Энгельс, говоря о Цеткин.

Подлинным триумфом конгресса стало выступление Энгельса. Когда он, выйдя из-за стола президиума, подошел к трибуне, зал загудел, как море в шторм. Оратор произнес свою речь на трех языках: английском, французском и немецком.

— Граждане и гражданки! — начал он.

…Неожиданно блестящий прием, который вы мне

оказали и которым я был глубоко тронут, я отношу не к себе лично, а принимаю его лишь как сотрудник великого человека, портрет которого висит вон там вверху. Речь идет о Марксе. Прошло как раз пятьдесят лет с тех пор, как Маркс и я вступили в движение… С того времени социализм из маленьких сект развился в могучую партию, приводящую в трепет весь официальный мир. Маркс умер, но будь он теперь еще жив, не было бы ни одного человека в Европе и Америке, который мог бы с такой же законной гордостью оглянуться на дело своей жизни.

Речь Энгельса, как всегда, была краткой. Под шквал рукоплесканий он объявил конгресс закрытым и провозгласил здравицу в честь международного пролетариата. Делегаты хором спели «Марсельезу».

Почти два месяца разъезжал Энгельс по Германии, Швейцарии и Австро-Венгрии. Всюду его ждали и встречали с тем огромным восторженным чувством, которое нельзя внушить ни блеском власти и могущества, ни деньгами, а только действительными заслугами перед народом, осознавшим неоспоримое величие сердца и ума другого.

В Вене на вечере, устроенном в его честь, ощутив любовь собравшихся, которая, как теплое течение, овевала его, Энгельс сказал:

— …Моя лучшая награда — это вы. Наши товарищи есть всюду: в тюрьмах Сибири, на золотых приисках Калифорнии, вплоть до Австралии. Нет такой страны, нет такого крупного государства, где бы социал-демократия не была силой, с которой приходится считаться. Все, что делается во всем мире, делается с оглядкой на нас. Мы — великая держава, внушающая страх, держава, от которой зависит больше, чем от других великих держав. Вот чем я горжусь. Мы прожили не напрасно и можем с гордостью и с удовлетворением оглянуться на свои дела.

В Берлине, как и в Вене, Энгельса желали видеть многие тысячи рабочих, но он, всегда бежавший прочь от парадности и шумихи, ограничился выступлением на массовом собрании в помещении, а не на площади. Однако и там собралось более 4 тысяч человек.

Крайне смущенный грандиозностью оказываемых ему повсюду почестей, Энгельс тяготился необходимостью выставлять себя напоказ. Ему казалось это нескромным, к тому же он издавна убедил себя вопреки действительности, что из-за небольшого заикания не должен выступать с трибуны.

Слава сопутствовала ему отныне всюду; но Энгельс считал, что она осложняет жизнь, требует суетной растраты времени и более пригодна для парламентских деятелей, митинговых трибунов, чем для него То и дело к нему прорывались корреспонденты газет, чтобы стенографически записать ответы на сложные, а подчас и коварные вопросы, шли письма со всех материков.

Кроме румынского языка, Энгельс изучал болгарский и даже научился немного писать на нем. Летом 1893 года он обратился с письмом в редакцию болгарского журнала «Социалъ-демократъ». Слова обращения и призывы в конце Энгельс написал по-болгарски. Письмо представляет большой интерес. Следивший внимательно за развитием политической жизни на Балканах, Энгельс высказывал в нем свою радость по поводу того, что знамена марксизма продвигаются к Черному и Эгейскому морям.

«Дорогие товарищи!

Сердечно благодарю вас за присылку № 2 вашего журнала «Социалъ-демократъ»; надписью над этими строками я хочу показать вам, что я начинаю, по крайней мере, понимать ваш язык. Требования, предъявляемые интернационализмом, растут с каждым годом. До 1848 г. можно было удовлетворяться тем, что в известной мере знаешь основные языки

Западной и Центральной Европы, теперь же дело дошло до того, что мне на старости лет приходится еще изучать даже румынский и болгарский языки, чтобы следить за продвижением социализма на Восток и Юго-Восток. И тем не менее, мы на Западе от души радуемся этим нашим юго-восточным форпостам на границе Азии, которые несут к берегам Черного и Эгейского морей развернутое Марксом знамя современного пролетариата — о, если бы Маркс сам дожил до этого! — и которые на приманки и угрозы русского царизма отвечают тем, что царским прокламациям противопоставляют социалистические произведения передовых борцов русского пролетариата. Я очень рад был видеть перевод работ Плеханова на болгарский язык.

Да здравствует международный социализм!

Ваш Ф. Энгельс»

Луиза Каутская обручилась с молодым немцем, дельным и вдумчивым врачом, лечившим всех обитателей Риджентс-парк-род. Не желая расставаться с обязанностями секретаря Энгельса, Луиза поставила доктору Фрейбергеру условие отложить свадьбу на год. Но время это пронеслось стремительно. Энгельсу нелегко было остаться одному и нарушить установившийся уклад, и Фрейбергеры согласились жить и впредь в одном с ним доме. Для этого они сняли другое, более вместительное помещение на той же улице, но в лучшей ее части. Адрес Энгельса изменился. Он жил теперь по Риджентс-парк-род в доме № 41. В подвальном помещении новой квартиры находились кухня и маленькая комната, где жильцы любили завтракать. В первом этаже были столовая и гостиная, а на втором расположился Энгельс. В его кабинете с тремя окнами, выходящими в палисадник, стояли вдоль стен огромные книжные шкафы, полки, секретеры с многочисленными ящиками для бумаг. Обычный разительный порядок царствовал повсюду.