Страница 11 из 32
Виктор чуть усмехнулся и начал диктовать заказ.
Арсений сделал вид, что удивлен:
— Ну, ты даешь! Денег-то хватит расплатиться? А то там это мурло на входе говорил, что тут цены ломовые… Слушай, давай пополам, у меня деньги есть.
— Хватит, не переживай, — опять чуть усмехнулся Виктор. — Я угощаю — ты ведь мой гость… Так рассказывай, какими судьбами ты здесь оказался. Кстати, как ноги?
— Спасибо, благодаря тебе при мне остались. Мне так хирург и сказал: благодари, говорил, того, кто тебя вовремя на стол притащил. Бывает, правда, ноют, на погоду, но так ничего, носят… Ну а ты-то как? Гляжу, вон каким солидным стал…
— Обо мне потом. Расскажи о себе. Кто ты? Где ты? Чем занимаешься?
Арсений начал излагать на ходу придуманную «легенду», экспромтом наращивая ее подробностями:
— Знаешь, Витек…
— Арсений, не сочти меня снобом, но я бы предпочел, чтобы даже ты обращался ко мне «Виктор».
— Хорошо, Витек… То есть Виктор. Так вот, ты, думаю, помнишь, что я неплохо стреляю…
— Скромняга… Ты прекрасно стреляешь!
— Ну, неплохо, в общем. Так вот, приехал я из госпиталя домой, а там — тоска зеленая. Как бы тебе объяснить… В общем, раньше, в эпоху развитого застоя, всем малым народам… Знаешь, как бывает обидно слышать слова «малый народ»… Как будто «неполноценный народ»… Так вот, всем малым народам предоставлялись большие льготы. А сейчас не то что льготы — вообще ничего не дают! Помнишь старый анекдот по этому поводу?
— Ты спросил!.. Напомни — тогда скажу, помню ли…
— Спрашивает Петька у Василь-Иваныча: что такое гласность. А тот отвечает: это когда можно говорить о любом человеке, даже о своем начальнике, все, что хочешь, а тебе за это ничего не будет. А если я про тебя, Василь-Иваныч, при всех скажу, что ты бездарь, бабник и никудышный полководец, мне тоже ничего не будет? — спрашивает Петька. Тот ему и отвечает: конечно, ничего тебе не будет — ни шашки, ни коня, ни получки…
— Это старый анекдот.
— Ты заметил, кстати, Витек… Виктор, что сейчас анекдотов новых почти не появляется?.. Так вот, у нас, на Алтае, да и не только на Алтае, везде: у чукчей, ненцев, якутов, многие льготы похерили. Попробуй найти патроны для охоты, припасы на зиму, попробуй попросту даже перезимовать в наших краях, все стоит безумно дорого — и в то же время открыли полный беспредел для мздоимцев-чиновников и перекупщиков-спекулянтов…
— Арсений, что происходит в нашей благословенной земле, я ведаю не хуже тебя. А в чем-то, может быть, даже лучше. Как говорил Остап Ибрагимович, ближе к телу.
— Не припомню: какой Остап Ибрагимович?..
— Да Бендер из «Двенадцати стульев»… Давай-давай, рассказывай.
— Ну так вот, решил я бросить охоту и сельское хозяйство и использовать свои таланты во благо своему кошельку.
— То есть?
— Я нанялся к одному «деловару» охранником. Он у нас занимался производством, вернее, реализацией нашего алтайского бальзама «Панта»…
— «Панта»?.. Не слыхал о таком… Кстати, о бальзаме… Не пора ли нам выпить?.. Ребята, — обратился Виктор к охранникам, которые сидели с непроницаемыми лицами и явно ждали ужин. — Пересядьте за другой столик, мы с Арсением поговорим. Если захотите что-то заказать еще, заказывайте. А ты, командир, — теперь уже он говорил с официантом, принесшим первый поднос, — раздели заказ на нас и на моих ребят. Но спиртное только нам… — Он подождал, пока его охранники, сохраняя каменные физиономии, но видимо недовольно, пересаживались за другой столик. — Так вот, о бальзаме. Что это за «Панта»?
— Ты помнишь, Виктор, я всегда был патриотом, любил Алтай и все алтайское. Но бальзамы «Рижский» и даже «Туркменский» куда лучше, чем наша «Панта»… Давай-ка лучше действительно выпьем. Столько не виделись…
Услышав эти слова, официант почтительно наполнил рюмки. Виктор небрежно махнул ему рукой: мол, исчезни, мы тут сами разберемся. И поднял свою хрустальную посудинку:
— За нас, Арсений! За наше боевое братство!..
Коньяк, закуски-запивки… Лишь после этого Арсений продолжил:
— Короче, мой шеф занимался бальзамом, алтайским медом, кедровником, пантами, мехами… Все это гнал, в основном, за границу. «Бабки» делал — о-го-го какие!
— Как зовут твоего шефа?
— Звали… — поправил Арсений. — Его звали Шаман. Но его убили.
Арсению легко было говорить на эту тему. В его краях действительно был такой Шаман. О нем Алтаец мог много чего порассказать, хотя телохранителем его на самом деле не был. Ну да кто отсюда это станет проверять?
— Кто? Где? Когда? При каких обстоятельствах? Как ты это допустил? — неожиданно живо заинтересовался Виктор.
— Я-то тут причем? Он от скупости своей готов был удавиться. Поехал за границу, а никого из нас не взял, понадеялся на хваленую их полицию. Так его замочили прямо в аэропорту, в туалете.
— Наши или ихние?
— А хрен его знает. Думаю, даже если это была их мафия, то с подачи нашей. Да и был бы я или кто из наших рядом — что бы смогли сделать, если киллеры его специально встречали в аэропорту?
— Пожалуй.
— Вот так я и остался без работы. Потыкался у себя там, да без толку. Как пел Высоцкий, там все места блатные расхватали… Приехал вот в Москву, здесь у меня был один знакомый. Он когда-то приглашал меня, обещал помочь устроиться телохранителем к какому-нибудь «крутому». Или еще какую работенку подыскать… Приехал, а приятеля не нашел. То ли с боссом своим куда-нибудь уехал, то ли посадили, то ли еще куда делся. Потыкался опять туда-сюда… А сегодня вот тебя увидел. Иду по улице — думаю: ты это или не ты. Оказалось, ты. И я рад этому, поверь.
Виктор помолчал. Потом пригубил свою рюмку. Арсений, по-прежнему играя роль провинциального простачка, схватил свою:
— Виктор, ты без тоста… Давай наших ребят помянем!..
— Третий положен за них.
— Ну давай тогда за наших живых!..
— Ты встречал кого из наших?
— Мало кого… Я ведь в роте недолго был. Сейчас и встретил бы кого — не узнал бы.
— Пожалуй, ты прав, я и сам немногих помню, — согласился Виктор. — Роту ведь формировали перед самой отправкой, на скорую руку, с бору по сосенке. Простого боевого слаживания даже не провели… Ротного первого убили чуть ли не на второй день боев, так я его вообще в глаза ни разу не видел… А-а, да что вспоминать!
Они помолчали.
— Ну а сам-то ты как? — нарушил молчание Арсений, прожевывая салат. — Преуспеваешь, как я погляжу?
— Всяко бывает, — уклонился Виктор. — Но вообще на хлеб с маслом хватает. Я тут организовал одну фирму. А из ее доходов содержу благотворительный фонд. Кстати, ты можешь претендовать на то, чтобы наш фонд оказал тебе материальную помощь. Директор-распорядитель фонда я, но подобные вопросы решаются у нас коллегиально. Поэтому обращаться нужно официально.
— Да пошел ты!.. — «обиделся» Арсений. — На хрена мне нужна твоя помощь, раз я тебя встретил?
— Ладно-ладно, не обижайся. Так ты что ж, так богат?
— Лишних денег никогда не бывает, — уклонился и Арсений. — Давай-ка не будем о деньгах говорить. Я ведь никогда не забывал и никогда не забуду, что это именно ты меня спас тогда…
После этих слов они опять немного помолчали, закусывая. Не клеился у них разговор. Впрочем, такое нередко бывает, когда люди встречаются после долгой разлуки. А тут еще каждый что-то скрывал друг от друга.
Виктор напряженно думал. Потом аккуратно промокнул губы салфеткой, небрежно бросил ее на столик. И опять наполнил рюмочки. Пил он и ел как-то небрежно аристократически, красиво. И за столиком сидел, словно бы манерам его с детства в благородном пансионе обучали.
— Послушай, Арсений, — заговорил после паузы Виктор, поднимая стакан с напитком. — Скажи-ка мне, сколько времени ты был телохранителем?
— Да года полтора, пожалуй… Сейчас прикину…
— Не надо. Ну и доводилось в деле бывать?
— А то как же! Это у вас тут, в Москве, чуть что — сразу в газетах пишут. У нас все иначе: исчез в тайге — и тишина. А на Шамана нашего охота большая шла. Он многим поперек горла стоял. Точнее сказать, многих за горло держал, смерти его многие желали. Да если по чести говорить, дерьмо это было хорошее, не к столу будет сказано о покойнике. Но платил… А когда я его отбил у рэкетиров, Шаман, на что уж скуп был, мне такую премию отвалил, что ого-го-го!