Восторг

Он плеснул воды на лицо, но это не помогло, как и то, что он энергично протер его белым полотенцем. Воспользовавшись туалетом, он вернулся в комнату… ему пришлось. Проведи он в ванной чуть больше, и Мэлс могла посчитать, что он повесился на своем ремне или еще что.

Выйдя из ванной, он увидел ее в кресле у окна, руки на коленях, голова наклонена, будто она решала, нужно ли подстричь ногти.

Осознавая, что он был только в футболке и боксерах, которые купил в магазинчике в вестибюле… и что его обезображенные ноги были отчетливо видны, начиная с середины бедра… Матиас залез обратно под одеяло.

– Удивлен, что ты здесь, – сказал он тихо, надевая «Рэй Бэны».

– Так называемый брат Джима Херона привез меня сюда в такси и впустил в номер.

Будь проклят тот мужчина, подумал Матиас.

Мэлс пожала плечами, будто знала, что он на взводе.

– И знаешь что?

– Что?

– Я не купилась на эту чушь с близнецом. Думаю, это и есть Джим Херон, и он почему-то сфальсифицировал свою смерть… и мне кажется, тебе известна причина.

Повисло молчание, было очевидно, что она ждала, когда он поделится деталями, но его мозг не мог заполнить пробелы. Матиас не хотел, чтобы Мэлс была рядом с Хероном, тем более – наедине с ним, потому что он никому не мог доверять. Не с ней.

– Ты встречался с ним, когда я появилась у того гаража и нашла тебя. Так ведь.

– Это сложно. А насчет его имени – это не моя история.

– Он сказал, вы двое вместе служили в армии. – Она вновь дала ему возможность добавить деталей. – Видно, что он чувствует ответственность за тебя.

Прошлое закрутилось за покровами его амнезии, и ему, по крайней мере, не пришлось ей лгать.

– Так много из этого… туман. Ничего больше. – Матиас обвел ее взглядом. – Я рад, что ты пришла.

Долгая пауза.

– Хочешь рассказать, из-за чего только что был так расстроен?

– Не думаю, что ты мне поверишь.

– После прошлых полутора дней, – усмехнулась она, – я, скорее всего, тебе поверю, можешь не сомневаться.

– Почему?

– Все кажется… неправильным. То есть, все это так странно, знаешь. – Мэлс уставилась на него, словно проверяла его температуру, кровяное давление и пульс с другого конца комнаты. – Поговори со мной, Матиас. Ты должен открыться… и если не можешь поделиться воспоминаниями, просто расскажи, что у тебя на уме.

Закрыв глаза, он почувствовал себя будто в тисках, неспособным ответить и не в силах проигнорировать ее.

Наконец, он прошептал:

– Что бы ты ответила, если б я сказал, что верю в Ад. Не с религиозной точки зрения, а потому, что был там… и думаю, меня отправили обратно, с какой-то целью. – Черт, она молчала. – Не знаю, с какой, но собираюсь это выяснить. Может, это второй шанс – может… что-то еще.

Молчание продолжилось.

Подняв веки, он внимательно посмотрел на нее.

– Знаю, звучит безумно, но… я очнулся обнаженным на могиле Джима и думаю, меня туда поместили. Все, что было до этого – белая пелена, и все же меня преследует чувство, будто я должен что-то сделать, что у моего пребывания здесь есть цель… и что мое время ограничено.

Мэлс откинула волосы и прокашлялась.

– Белая пелена – следствие амнезии.

– Или того, что я не должен ничего помнить. Клянусь… я побывал в Аду. Был пленен в темнице с бесчисленным количеством людей, и все, что нас окружало… это страдания. Вечные. – Он потер грудь и оставил левую руку на сердце. – Я знаю это всем своим сердцем. Как и то, что нам суждено было встретиться той ночью, и суждено быть вместе сейчас. Да, это сумасшествие, но если загробная жизнь не существует, тогда почему столько людей верит в нее?

Мэлс покачала головой.

– У меня нет на это ответа.

– Я рад, что ты здесь, – сказал он.

Чем дольше она не отвечала, тем больше он убеждался, что давил слишком сильно… но затем она грустно улыбнулась.

– Мой отец верил в Рай и Ад. И не теоретически. Какая ирония, учитывая, как он жил. С другой стороны, возможно, он считал, что лично несет «гнев Божий» здесь, на земле.

– Он ходил в церковь?

– Каждое воскресенье. Как на работу. Может, он думал, что так ему будет прощено применение… скажем так, физической коррекции поведения.

– Здесь ничто не поможет.

Когда она резко посмотрела ему в глаза, ему захотелось выругаться. Просто шикарно… прозвучало так, будто ее папаня отправился вниз.

– Я имел в виду, что…

– Он также совершил много хороших поступков. Вызволял женщин и детей из ужасных ситуаций, защищал невинных, делал так, что люди получали по заслугам.

– Тогда это должно послужить очком в его пользу. – Слабо. Очень слабо. – Слушай, я не пытался предположить…

– Все нормально…

– Нет, это не так. Я не знаю, что несу, – сказал он, подняв ладони. – Не слушай меня. Просто… поганый кошмар… да, ничего больше, и я не знаю… совсем ничего.

Лжец. Какой же он лжец. Но слабые признаки ее облегчения, от расслабления плеч до медленного выдоха, подсказали ему, что оно того стоило. Стопроцентно.

– Его звали Томас, – вдруг произнесла она. – Хотя все называли его «Кармайклом». Для меня он был всем миром – всем, на что я равнялась. Всем, чем я хотела быть… Боже, не знаю, почему говорю об этом.

– Все нормально, – нежно сказал он… поскольку надеялся, что если не произведет много шума, она продолжит говорить.

Не повезло. Она замолчала, и Матиас удивился, как сильно хотел услышать продолжение. Черт, он был бы рад любому разговору: ее списку покупок, ее мнению о загрязнении воздуха, была она сторонником Демократов или Республиканцев… теории относительности.

Но, боже, подробности ее прошлого? О ее родителях? Настоящее золото.

– А что с твоей мамой?

– Вообще-то, я живу с ней… с тех пор, как он погиб. Это… несколько напряженно. С ним у меня было столько общего. А с ней? Я чувствую себя слоном в посудной лавке. Она совершенно не похожа на него.

– Может, поэтому у них все получилось. Противоположности притягиваются и все такое.

– Не знаю.

– Как он…

– Умер? В автомобильной аварии. Он в служебной машине преследовал преступника, у автомобиля виновного лопнула шина. Папа пытался избежать столкновения, сам потерял управление и в итоге врезался в припаркованный грузовой прицеп. Пришлось вырезать его тело из водительского сиденья.

– Мне… так жаль.

– Мне тоже. Я скучаю по нему каждый день, и хотя его больше нет, я все равно пытаюсь произвести на него впечатление. Это безумие.

– Думаю, он бы гордился тобой.

– Сомневаюсь в этом. Колдвелл – мелкий водоем.

– В котором он жил.

– Но не будучи мелким репортером.

– Что ж, учитывая, как ты держишься со мной, не понимаю, как кто-то может быть недоволен тем, кем ты стала? Ты была… очень добра к незнакомцу.

Мэлс бросила на него взгляд поверх кровати:

– Я могу быть честна с тобой?

– Всегда.

Последовала длинная пауза.

– Ты не кажешься мне чужим человеком.

– Со мной то же самое, – тихо ответил он. – Кажется, будто я знаю тебя всю свою жизнь…

– Ты же ничего не помнишь.

– Для этого мне детали не нужны.

Мэлс вновь посмотрела вниз на свои руки, на подпиленные ногти.

– Слушай, мне нужно, чтобы ты рассказал о том пистолете…

– Как я и сказал, взял его у Джима, когда приехал к тому гаражу, чтобы увидеться с ним. Взял, потому что не чувствовал себя в безопасности без оружия.

– Значит, Херон жив, и я была права насчет лжи о близнеце. – Она посмотрела ему в глаза. – Я должна знать.

– Да, права, – сказал он, потерев лицо, – но позволь мне внести ясность. Причины Джима для фальсификации своей смерти – его собственные проблемы, не мои. Я в этом дерьме не участвовал, и участвовать не собираюсь.

Спустя пару секунд, Мэлс кивнула.

– Ладно, спасибо, что рассказал. И полагаю, что могу простить парня, учитывая, что сегодня он спас мне жизнь.

Матиас внимательно посмотрел на Мэлс, ладони покалывало, будто им хотелось нащупать тот пистолет.