Восторг

– И это меня пугает.

– Мысль, что ты в порядке?

– Нет, то, что ты считаешь меня таким.

Мэлс быстро отвела взгляд и задумалась, какого черта она делает в этом номере отеля, с ним… чувствуя, что хочет скинуть одежду с них обоих, как и сдерживающие их оковы. Но, проклятье, они взрослые люди, и она чертовски устала жить вполсилы, устала желать того, что не имела, скупиться на мечты и получать взамен малое или вообще ничего.

Она хотела снова писать громкие статьи. Как раньше, до того, как все изменилось, и она вернулась в Колдвелл и пресекла… себя.

Нахмурившись, она задумалась, сколько уже чувствует это.

А затем…

Мэлс не была уверена, что побудило ее к действию… его голос? Его глаза, которых она не видела, но чей взгляд чувствовала? Его врожденная гордость, смешанная с этой несмолкаемой неуверенностью в себе?

Сидящая в ней пещерная женщина?

Каким бы ни был мотив, Мэлс сомкнула их губы в поцелуе. Кратком, целомудренном. Мощном.

Когда она отстранилась, он казался ошеломленным.

– Вновь не контролируешь ситуацию, да? – тихо сказала она.

– У тебя талант к… да.

Что ж, себя она тоже шокировала. Но Мэлс просто не могла придумать, зачем нужно бороться с притяжением к нему. Жизнь не бесконечна… и после последних двух лет она больше боялась упустить сам шанс, чем мига полета и крушения наземь.

– Не против, если закончу то, что ты начала? – сказал он с рыком.

– Черт… нет.

На этой ноте воспитанности рука Матиаса скользнула ей за шею и притянула Мэлс, забирая контроль. И за секунду до того, как он овладел ее ртом, Мэлс подумала, как это поразительно: несмотря на то, что они относительно незнакомы, его сущность была лучше времени и контекста: с этим загадочным человеком она чувствовала себя в безопасности вопреки всем его убеждениям в обратном.

И, черт побери, она хотела его.

Похоже, это чувство было взаимным.

Матиас чувственно поцеловал ее и отпустил; затем вновь прильнул к ее губам, словно этого было слишком мало. Проникнув в нее языком, он не отрывался от Мэлс, прижимая ее к своим губам, наклоняя свою голову, и ее. Жар накатил на места, которые уже так давно не затрагивал, Мэлс парила, была безумной и иступленной… и поняла, что именно в этом нуждалась. В этом моменте, прямо здесь, с ним.

Секс, в этом номере, на этой кровати. С ним.

Матиас резко отстранился, будто ему было необходимо перехватить дух.

– Ты всегда целуешь героев своих историй? – хрипло спросил он.

– Ты не история. Не для печати, помнишь?

– Точно. – Он обвел ее тело взглядом. – Я хочу увидеть тебя обнаженной.

Мэлс медленно улыбнулась.

– Это вряд ли можно назвать сногсшибательной новостью, учитывая как ты только что меня целовал.

Застонав, он снова прижался к ней, опуская ее на матрас, оказываясь сверху. Черт, перед «несчастным случаем» он наверняка всегда физически доминировал над женщинами – не в насильственном смысле, ведь она не чувствовала принуждения, не чувствовала себя в ловушке. «Как животное» лучше подходит для описания.

Особенно когда он развел ее ноги своей, и его бедро прижалось к ее лону.

Мэлс выгнулась к его груди и обернула вокруг него руки…

Неуловимым движением он удержал ее, а затем и вовсе остановился. Он отстранился и отодвинулся от нее, его лицо и тело были напряжены… без намерения переспать с ней.

– Что? – хрипло спросила она. – Что не так?

***

Когда Матиас перелез на край кровати, его легкие горели, и ему хотелось пробить стену головой. Черт подери, вот он здесь, с этой прекрасной, полной жизни женщиной, демонстрирующей все признаки серьезного сексуального возбуждения, и… он желал этого, но не был способен осуществить.

Матиас хотел ее. Но ничего не мог поделать.

Вспоминая ту медсестру, то нежеланное «ручное» обслуживание, ему казалось какой-то жестокой шуткой, что его проблема вернулась при таких обстоятельствах: дистанцию между ним и его журналисткой не решит никакое количество поцелуев. То же с прикосновениями, потираниями или полной обнаженкой. Они снова стояли по разные стороны могилы, она – с живыми, он – с теми, кто почивал на кладбище.

По какой-то причине это усилило его отчаянное желание овладеть ею. И с внезапной ясностью он осознал, что в прошлом брал любую, которую бы ни захотел… и он не страдал от отсутствия добровольцев. Но это не значило, что он заботился о женщинах.

Мэлс же, с другой стороны? С ней все по-другому. Онабыла другой.

Вот только он никогда не сможет быть с ней по-настоящему, учитывая состояние его тела.

– Что не так? – спросила она снова.

Он не хотел, чтобы она знала. Даже если Мэлс узнает об этом позже, Матиас хотел поддерживать иллюзию того, что он настоящий человек, немного дольше. Предполагая, что увидит ее снова.

– Поверить не могу, что мы это делаем, – он уклонился от ответа. И это правда. Столько всего из происходящего – от пробуждения у надгробия Херона до аварии с ее участием – казалось неправильным. Как будто все было подстроено для него, словно память специально отняли у него.

– Как и я, – ответила Мэлс, пристально глядя на его губы, словно хотела большего.

Она не произвела на него впечатление женщины, которая спит с первым встречным. Не одевалась, как шлюха, не двигалась и не вела себя подобным образом. И источала нерешительные, но открытые флюиды, будто у нее уже какое-то время не было секса, но она действительно хотела его.

Скажи, чтобы она ушла, подумал он. Даже если не брать во внимание импотенцию, существовала куча других причин, по которым им не стоит быть вместе сегодня. И вообще когда-либо.

Вытянувшись рядом с ней снова, он обернул вокруг нее руку и притянул к себе… но не слишком близко. Не к своим бедрам.

Боже, от нее приятно пахло.

И чувства охватывали все его тело, жар обдавал пах, сердце билось с бешеной скоростью, руки и ноги казались сильнее, чем были. Однако его член не следовал общей программе.

Но может, так лучше, потому что ему нужно сказать ей…

– Могу я доставить тебе удовольствие? – выдал он.

Ладно, он должен был сказать «спокойной ночи».

– Ты уже это делаешь.

– Чертовски уверен, что способен на большее.

– Ну, не могу же я стоять на пути совершенствования.

Целуя ее снова, он представлял, как бы она выглядела в расстегнутой рубашке, без бюстгальтера, ее груди готовы для его рта, гладкая кожа ее живота ведет его вниз, к другой территории.

Невероятно прекрасно, все это, казавшееся совершенно новым для него… и не просто потому, что он никогда раньше не был с Мэлс. Казалось, он вообще никогда ни с кем не был. С другой стороны, насколько ему не изменяет память… до нее никого и не было…

Откуда ни возьмись изображение прорвалось сквозь его чувства. Он с женщиной с гладкой, темной кожей у стены. Он держал свою руку вокруг ее горла, ее ноги вокруг своих бедер, он трахал ее до потери сознания…

Матиас резко отстранился. Внезапно подобные изображения заполонили его разум, хронологическая последовательность всех женщин, с которыми он был… молодых, когда сам был молод; взрослых, «с изюминкой», когда вырос; затем серия весьма нервных, очень агрессивных женщин.

Он видел себя со всеми ними, его тело целое и невредимое, эмоции не затуманены и лаконичны, сердце холодное как камень. Он видел женщин, обнаженных и полуодетых, вооруженных и нет, кончающих, отчаянно извивающихся.

– Что ты вспоминаешь? – отдаленно спросила Мэлс.

Матиас открыл рот, чтобы ответить, но поток имен, лиц и мест превратился в потоп, из которого он не мог выплыть, натиск спутал его нейроны, практически лишая его сознания. И ослабев, он почувствовал, как ложится на подушки, о доминировании не могло быть и речи.

Поднеся руки к голове, он выругался.

– Я звоню врачу…

Матиас резко вытянул руку, хватая Мэлс за запястье:

– Нет. Я в порядке…