Страница 27 из 41
— Сергей Леонидович, что вы скажете по этому поводу?
— То же, что уже сказал. Меднова ошиблась. Я ей не звонил.
Алена без всякого интереса посмотрела на меня. Отвела глаза в сторону. Посидев так, сказала:
— Знаете, я сейчас подумала. Пожалуй, я действительно ошиблась. Это звонил не Лотарев.
Молодец, Алена. Если б я мог, я бы ее сейчас расцеловал. Хотя ее жертва напрасна. Все равно ведь я во всем признаюсь. Рахманов внимательно посмотрел на Алену.
— Не Лотарев?
— Не Лотарев.
— Выходит, вы отказываетесь от своих показаний?
— Отказываюсь. — Улыбнулась. — Я ошиблась. Мне звонил совсем другой человек.
Рахманов довольно долго смотрел в окно. Повернулся:
— Что ж, в таком случае очная ставка закончена. Пожалуйста, подпишите протокол. — Подождал, пока Алена подпишет протокол. — Посидите в холле. У меня будет к вам несколько вопросов.
Алена вышла, выразительно глянув в мою сторону. Рахманов снял очки, протер стекла.
— Сергей Леонидович, до очной ставки у меня были еще некоторые сомнения относительно вашей искренности. Но теперь... Теперь мне абсолютно ясно: девятого Медновой звонили вы. И сейчас вводите следствие в заблуждение. — Помедлив, Рахманов надел очки. — Вы ведь понимаете, что значит для следствия чистосердечное признание? — Он положил передо мной бумажный квадратик. — Узнаете?
Вглядевшись, я узнал квитанцию, которую когда-то заполнил, заказывая разговор с Аленой.
— Вам знакома эта квитанция?
— Нет, — автоматически сказал я. Тут же добавил: — То есть не знаю. Может, и знакома.
Казалось, голубые глаза Рахманова всего лишь рассматривают стену за моей спиной. Но я уже понял: безобидность этого взгляда кажущаяся. Взяв квитанцию, Рахманов вложил ее в папку.
— Учтите, квитанция будет отдана на почерковедческую экспертизу. Так что самое для вас благоразумное рассказать все.
— Андрей Викторович, разрешите немного подумать?
— Немного, это сколько?
— Ну, хотя бы несколько часов.
— Пожалуйста. Но не затягивайте раздумье.
Подписав мой пропуск, Рахманов встал. Выйдя вместе со мной, сказал сидевшей в кресле Алене:
— Елена Владимировна, я сейчас. Посидите еще немного.
Спустившись вместе со мной, Рахманов кивнул. Я ответил тем же и вышел на улицу. Сел в машину. Подумал: хлопот у меня явно прибавилось. Прежде всего надо срочно ехать к Сашке. Потом — Алена. Здесь, у прокуратуры, Вадим Павлович может не появиться. Но в городе? Ведь если он связан с Верой, то мог узнать, где учится Алена. Правда, вероятность, что Вадим Павлович будет ждать меня у иняза, мизерная. Уж тем более у Алениного дома. И все же... На всякий случай я внимательно осмотрел двор. Не заметив ничего подозрительного, стал ждать. Минут через двадцать в подъезде прокуратуры показалась Алена с дорожной сумкой. После того, как она села рядом, я спросил:
— Ты что, прямо с картошки?
— Ну да. Следователь ко мне приезжал позавчера. И вот сегодня снова заявился. Привез прямо сюда. На машине из Шатуры. Представляешь?
Мы посидели молча, разглядывая осенний двор. Вдруг Алена уперлась лбом мне в плечо:
— Знаешь, мне почему-то кажется, что ты мне не рад.
— Еще как рад...
— У тебя серьезные неприятности?
Серьезные неприятности... Да на меня объявлена настоящая охота. Единственное, что меня сейчас занимает, это как подавить страх. Я боюсь и ничего не могу с этим сделать. Но вместо того чтобы объяснить все это Алене, я лишь прикоснулся губами к ее виску:
— Никаких неприятностей. Просто временные трудности.
Алену я высадил у ее подъезда. Нарочно подождал, пока она махнет мне с балкона. И поехал к Сашке в клинику.
Пропустив меня в свой кабинет и войдя следом, Сашка прикрыл дверь. Повернул торчащий в скважине ключ. Подождал, пока я сяду на стул. Сам уселся на медицинскую кушетку. Выслушав мой рассказ, несколько секунд молчал. Потом сказал:
— Серый, надо звонить в прокуратуру и сознаваться во всем.
— Надо — значит надо.
— Тогда так: звони сейчас своему Рахманову. Сообщи, что хочешь приехать к нему со своим другом Чирковым Александром Александровичем и рассказать все, ничего не скрывая. При этом учти: разговаривать вместе в прокуратуре не дают. Выслушивают каждого отдельно. Так что поставим друг другу одно условие.
— Какое?
— Условие простое: мы перестаем темнить. Говорим в прокуратуре все как было. Сдать в милицию Вадима Павловича можно только так. И не иначе. Давай проявим при этом элементарную щепетильность. Хорошо? Договоримся не впутывать в это дело лишних людей. И в первую очередь твоего друга Володю Глинского. Человек отдал нам мастерскую. Вообще, доверился. Думаю, вряд ли ему доставит удовольствие таскаться на допросы. Ну и все остальное. Согласен?
— Согласен. Собственно, я сам хотел тебе это сказать.
В прокуратуре, получив пропуска, мы поднялись к Рахманову. Войдя в кабинет, я первым делом представил Сашку:
— Андрей Викторович, вот Чирков Александр Александрович. Мой друг. О нем я вам говорил.
— Очень приятно. Садитесь. Я слушаю.
Мы уселись. Сашка посмотрел на меня.
— Андрей Викторович, Сергей объяснил мне, в чем дело. В общих словах. Хочу сказать сразу: во всем виноват я.
— В чем, во всем?
— В том, что я попросил Сергея отвезти этих двух ребят. Куда они скажут.
— Двух ребят, каких?
— Сергей сказал, что их зовут Юра и Женя.
— Юра и Женя... — Рахманов посмотрел на стол. — Зачем вам это было нужно — чтобы Лотарев отвез Юру и Женю?
— Мне это совсем не было нужно. Это было нужно... одному человеку.
— Какому человеку?
— Н-ну... я знаю только, что его зовут Вадим Павлович.
— Вадим Павлович... Это что, ваш знакомый?
— Нет. Года три назад я ему сделал операцию. Пластическую.
— Вы изменили ему внешность?
— Совершенно верно. Изменил внешность.
Рахманов замолчал, на этот раз надолго. Снял трубку, набрал номер телефона. Сказал:
— Алексей Михайлович, зайдите ко мне. Да, прямо сейчас.
Через минуту в кабинет вошел невысокий худой человек. Одна рука у него была скрючена.
— Алексей Михайлович... — Рахманов кивнул на Сашку: — Этот молодой человек — Александр Александрович Чирков хочет кое-что рассказать. Пожалуйста, допросите его.
Когда они вышли, Рахманов посмотрел на меня.
— Сергей Леонидович... Насколько я понял, вы тоже хотите что-то рассказать?
— Хочу.
Я рассказал все, что скрыл от Рахманова раньше. Когда я сказал, что после ночевки на базе ко мне утром подошла собака, Рахманов вдруг оживился:
— Вы говорите, собака стояла рядом с вами и смотрела, как вы рисуете?
— Да. Стояла и смотрела. Можно сказать, любовалась.
— Странно. Даже не сделала попытки зарычать? Или укусить?
— На отдыхающих она не бросается.
— Ну а как же ночью? Когда вы перелезали через забор?
— Ночью ее привязывают. Я лез с другого конца. Так что меня она только услышала. Потявкала и замолчала.
— Понятно. Скажите, вы не помните ее кличку?
— Кличку... — Я попытался вспомнить, как же называл собаку сторож. — Кажется, Дик. Да, точно, Дик.
— Дик. Собаку зовут Дик.
— Правильно, Дик. И все же странно. На меня, например, этот пес бросался как бешеный.
— Что, прямо на территории базы?
— Нет, когда я стоял у сетки. Но на территории базы Дик тоже все время скалился. Думаю, если бы не хозяин, он бы меня наверняка разорвал.
— Странно. Хотя... — Я вспомнил, как Дик бросился на меня при попытке сложить и убрать этюдник. В последний день, когда за мной заехал Сашка. Рахманов поправил очки:
— Да? Хотя?..
— Ну... Этот Дик вообще странная собака.
— Что значит «странная собака»?
— Так, ни с того ни с сего на меня набросился. Хотя все дни до этого относился дружески.
— Интересно. Как же это было? И когда?
— В последний день. Двенадцатого июля. Когда все уехали.