Страница 104 из 109
- Н-да,- послышался удрученный голос "монтера Мечникова",- боюсь, друзья, что эта песня тоже не относится к числу ваших творческих удач. Но все равно спасибо. Вместе с радиослушателями буду с нетерпением ждать ваших следующих песен. А сейчас, уважаемые радиослушатели, передаем декларацию Государственной Думы о самороспуске, сообщение президента о его принятии думской декларации и о готовности уйти в отставку, а также наш комментарий на эти документы...
- Это вы их где-то нашли, товарищ командир?- спросил водитель. Корсаков слегка поморщился - его коробило это обращение. По его мнению, командир для своих подчиненных мог быть кем угодно - отцом, повелителем, богом, но только не товарищем. Однако он знал, насколько глубоко въелись традиции Советской Армии в плоть и кровь его людей и потому возражать не стал. Вместо этого он ответил:
- Не знаю, кто кого нашел. Как-то давно я был проездом в Москве, попал в трудную ситуацию, и ребята мне очень помогли. Да и теперь, как видишь, помогают - должен же был кто-то из наших на радио работать, а у ребят, я знал, и талант есть, и опыт...
- Да, ихние передачи не скоро забудешь,- засмеялся водитель. - Вроде ничего особенного не делают, а ни на что не похоже.
- Это и называется талантом,- заметил Корсаков.
Джип, взвизгнув покрышками, влетел во двор и как вкопанный затормозил у подъезда. При виде Корсакова вооруженные люди у подъезда подобрались и встали по стойке "смирно". В организации никогда не оговаривалось, как следует приветствовать командира, однако рядовые бойцы по своей
инициативе начали при появлении Корсакова становиться "смирно" и при наличии головного убора отдавать честь. Корсаков видел в этом не только уважение к себе: его людям хотелось чувствовать себя частью армии, пусть даже маленькой, и он приветствовал их желание. Появился командир гарнизона дома, вскинул руку к берету. Корсаков спросил его:
- Вам передали, что на вашем участке генерал Кабанов собирается перейти на нашу сторону?
- Так точно, недавно звонили из штаба,- ответил командир гарнизона.
- Нам такие гости ни к чему,- сказал Корсаков. - Хороший вояка, но человек гнилой. Не знаю, какой смысл он вкладывает в свой переход, но я в нем никакого смысла для нас не вижу и не собираюсь его допускать. Давайте пройдем в огневую точку, которая у вас на втором этаже, и достаньте мне мегафон. Может, удастся образумить генерала.
В комнате одной из квартир второго этажа, выходившей окнами на Садовое кольцо, за бруствером из мешков с песком стоял на сошках пулемет Калашникова. Корсаков подошел к амбразуре, отстранив пулеметчика. Как раз в этот момент на противоположной стороне Садового кольца, вылетев из переулка, с визгом затормозила черная "волга". Водитель выскочил из машины и открыл заднюю дверцу, из которой появился приземистый человек в камуфляжной форме и кепи. Даже со своего места Корсаков увидел, как блеснули у него на груди ордена и медали, расположенные в несколько рядов почти до самого ремня, охватывавшего выпуклое брюшко. "Бинокль",- произнес Корсаков и протянул руку, в которую командир гарнизона тут же вложил свой бинокль. Корсаков увидел пугающе близко багровую физиономию генерала Кабанова, свирепо выкаченные водянистые глаза, лошадиные зубы, которые генерал обнажил в усмешке, когда водитель сказал ему что-то на ухо. Толстопалой рукой генерал оттолкнул водителя - казалось бы, совсем легонько, но тот едва устоял на ногах. Из-за корпусов бронемашин, из откинутых люков солдаты внимательно наблюдали за этой странной сценой. Генерал встряхнулся и решительно зашагал вперед. Корсаков в бинокль разглядел на его груди два ордена Красной Звезды, орден Боевого Красного знамени, мерно покачивающиеся в такт ходьбе многочисленные медали, а повыше основной массы наград - остро поблескивающую на солнце звездочку Героя Советского Союза. На генерале была точно такая же камуфляжная форма, какую Корсаков видел в просмотренных им многочисленных документальных фильмах об афганской кампании. Точно так же, как и у офицеров тех лет, у генерала из-под расстегнутого воротника виднелись белые и голубые полоски десантной тельняшки. Генерал свирепо ухмылялся, как делал это во всех затруднительных случаях своей жизни, а лицо его побагровело, казалось, еще больше обычного. Корсаков поднял ко рту мегафон.
- Генерал Кабанов! Остановитесь и выслушайте меня!- раздельно произнес он. Генерал повиновался и застыл, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Корсаков продолжал: - Генерал! Вам уже было заявлено, что мы не намерены принимать вас к себе ни в качестве пленного, ни в качестве перебежчика. У нас вполне хватает и рядовых бойцов, и командиров, и ваших пленных солдат. К тому же мне слишком хорошо известны ваша жизненная практика, ваши способы делать карьеру и зарабатывать деньги, чтобы я принял вас в число моих людей, а тем более позволил вам командовать кем-то из них. Многих из них вы совсем недавно погубили, добровольно согласившись возглавить боевые действия против нас. Вы погубили бы всех нас, если бы по не зависевшим от вас причинам не потерпели поражение.
Корсаков говорил не столько для генерала, слушавшего его с презрительной ухмылкой, сколько для своих людей, многими из которых генерал командовал когда-то, и для солдат, с напряженным вниманием следивших за происходящим с той стороны Садового кольца. "Они ведь могут подумать, что ты просто боишься соперника",- пронеслось у Корсакова в голове. Однако он тут же возразил себе:"В любом случае я не могу допустить сюда человека, вокруг которого все гниет. Пусть думают что хотят, а я сделаю то, что должен".
- Генерал, из уважения к вашим боевым заслугам прошу вас одуматься и вернуться,- продолжал Корсаков в мегафон. - Все равно вы не заставите нас поступить так, как желательно вам. Если потребуется, мы без колебаний применим оружие.
Генерал ухмыльнулся еще шире, показав прокуренные зубы, что-то произнес - Корсакову показалось, что матерное ругательство - и вновь зашагал вперед. "Смерти ищет",- пробормотал кто-то рядом с Корсаковым. "Может, и так,- подумал Корсаков. - Может, он вовсе и не надеялся на то, что мы возьмем его в плен. Но мы его точно не возьмем". Корсаков проверил, готов ли пулемет к стрельбе, и упер в плечо приклад, перенеся тяжесть ствола на сошки. За время его приготовлений все разговоры и шепоты замерли и установилась гнетущая тишина. Корсаков поймал в прицел шагающую фигуру и нажал на спуск. В тишине и в тесноте помещения короткая очередь прогрохотала оглушительно, толчками приклада отдаваясь в плече Корсакова. Генерал сбился с шага - пули легли в метре перед ним, брызнув искрами и выбитыми кусками асфальта. Однако замешкался генерал всего на секунду и вновь упрямо двинулся вперед. "Смерти ищет",- со вздохом повторил тот же голос. Прогремела еще одна очередь, и генерал застыл, словно наткнувшись на невидимое препятствие - на сей раз пули прощелкали по асфальту в каких-нибудь тридцати сантиметрах перед носками его ботинок и с визгом унеслись в ярко-синее небо.
- Генерал, в следующий раз стреляю на поражение,- предупредил Корсаков и вновь прижал приклад к плечу. Какое-то время генерал стоял неподвижно, потирая ладонью щеку, по которой, видимо, хлестнули отбитые пулями кусочки асфальта. Секунды тянулись бесконечно, но вот генерал надвинул на глаза кепи и снова двинулся вперед.
- Прощай, генерал,- прошептал Корсаков и дал длинную очередь, каким-то шестым чувством предощущая траекторию, по которой пули пересекут пространство, отделявшее дуло пулемета от идущей фигуры, и вопьются в увешанную наградами грудь. Приклад заколотился в плечо, стреляные гильзы со звоном посыпались на пол. Было видно, как передернулось, словно марионетка, тело генерала, как в одну сторону отлетели клочья камуфляжной формы, а в другую, блеснув на солнце золотом, одна из медалей. Отброшенный назад пулевыми ударами, генерал тем не менее сохранил равновесие, суетливо перебирая ногами, как пьяный, и сумел не упасть. Кепи свалилось у него с головы, седые волосы растрепались по ветру. Он с трудом остановился, превозмогая силу, пытавшуюся опрокинуть его навзничь, пошатнулся, но все же сделал шаг вперед, за ним другой и третий. Затем его ноги подкосились, он упал на колени и перевалился на бок. Корсаков оторвался от приклада и посмотрел на окружавших его людей. Все они неотрывно наблюдали за происходящим - кого оттеснили от амбразуры, тот вскарабкался на мешки и смотрел поверх бруствера.