Безумие

Дмитрий Кончаловский

БЕЗУМИЕ

Репортаж первый

ЗАЛОЖНИКИ

Утро было трудным. Вставать не то что не хотелось — об этом невозможно было подумать. И ведь голова не болела. Просто казалось, что из меня вынули позвоночник. А тело представлялось каким-то студнем. Неприятным таким студнем. Неаппетитным. И полный паралич воли. Я казался себе земноводным, которое живет в раковине. Раковиной было одеяло. Из-под него очень не хотелось выползать во враждебный внешний мир.

Проклятое похмелье. Надо было так нарезаться. И ради чего? Ну, прилетел Женька Козлов из своей Югославии, он туда чуть ли не каждые две недели летает. Любит эту «точку». Сербы-братушки, ракия, напрокат сраный «Рено» без тормозов — и в Косово без аккредитации. А там уже не только братушки, ракия и «Рено» без тормозов, но и муслимы без тормозов. Война-стрельба, и аккредитация твоя никому не нужна, даже если у тебя ее нет. Снимай, пей, снимай, драпай — клевый сюжет минут на восемь есть. И так каждые две недели.

Нет, реже. Женька еще Грузию любит. Там почти все то же самое, только войны пока нет, а вместо братушек — грузины и наши миротворцы, вместо ракии — вино и шашлык-машлык, вместо сраного «Рено» без тормозов — сраный «уазик» без рессор. А вместо Косово — Панкиси, а муслимы совсем дикие — ваххабиты называются.

А в последнее время Женька еще Израиль полюбил… Ну, схему вы поняли. Только роль братушек там евреи выполняют и с машинами получше. А пьют почему-то водку «Финляндия». Никакого национального колорита. Цинизм, я бы даже сказал.

В общем, завидую я Женечке. Хорошая работа. Это, знаете ли, славно — вот так поехал, клевый материал снял, вернулся в Москву, в «Останкино» — объятия, поцелуи, по плечу хлопают. Герой, опять нетленку привез. А монтаж завтра. Понимаете? Завтра! А сегодня? А сегодня пятница, и эфир на «Орбиту» уже прошел. А вечером идем в записи. Вот так я и попал.

Начали, как всегда, в пресс-баре. Женька, оператор его — Мишка Портнов, ваш покорный слуга и еще двое. Мы — не паркетные, нам завтра ни в Думу, ни в Кремль ехать не надо. У нас темы общие.

Тут надо кое-что объяснить. Трудоустроены мы в крутой программе «ВЗОР». Ну, вы знаете. И есть у нас некое разделение. Паркетные, значит, и другие. Другие — это те, кто по всякому говну ездит. Войны, землетрясения, холера. Еще на паводки в обнимку с МЧС. В общем, другие — это дикая дивизия. Можем что угодно есть, с кем угодно пить, на чем угодно спать… И так далее. Отношения с паркетными у нас тем не менее хорошие. Но мы-то знаем, кто круче. Хотя по экстерьеру они нам сто очков дадут.

Впрочем, я слегка увлекся. Я ни к тем, ни к другим формально не принадлежу. Я начальник. И у тех, и у других. Шеф-редактор называюсь. Звучит красиво, и вроде как действительно начальник. Только надо мной еще очень много начальников. А шеф-редактор — это вроде сержанта. Ну, может быть, старший сержант.

И все-таки я к ним, к другим, ближе. А они — ко мне. Потому что по говну я начал ездить раньше них. Потому что старше. И когда я только начинал свою карьеру во «ВЗОРЕ», говно тоже только начиналось. А это ведь как наркотик. Так что, став начальником, все равно нет-нет да и вырывался. А Чечня вообще долгое время «моей» была.

Опять увлекся… Да, начали в пресс-баре. Женька с рассказами, впечатлениями, турист… Тостов, как всегда, не было. А когда Женькины очки странным образом приняли рельеф лица (или мне так показалось), кто-то сказал, что надо брать его в охапку и везти домой. А Женька заплакал и сказал, что ваххабки все в Панкиси остались. В общем, вечер удался.

Вот так я и попал. Теперь утро. Я — при смерти. Причем утро — это мягко сказано. Часов 11, наверное. Это ничего, у нас с этим не строго. Эфир в пятницу. А сегодня… А-а, сегодня вообще суббота. Но все равно, волю в кулак, одеяло-раковину — в сторону, и выползаем во враждебный внешний мир.

Завтрак, кофе, первая сигарета. Мир начинает приобретать краски. Тускло еще, конечно, но все же. Сигарета дрожит.

Телефон. Люблю я эти утренние звонки. Точно какая-нибудь гадость. Причем срочная. Причем в законный выходной.

«Кирилл?» — точно гадость — голос Тани Собакиной, нашего продюсера.

— Кирилл? Ты что, дома?

— Ну, дома.

— Ты что, охренел?

— Да вроде нет, где мне еще быть прекрасным субботним утром?

— Нет, ты точно охренел. Сегодня ночью ваххабиты в Дагестан вошли! У тебя борт в 18.00 на Махачкалу.

Да, точно охренел. Ваххабиты. Где-то это уже было. Ага, вчера — Женька. Или это уже делирий?

— Тань! Ты чего несешь? Какие ваххабиты? Какой Дагестан? Какой борт? Вы чего там, с ума сошли?

— Значит, так, Крестовников, слушай внимательно, — голос Собакиной приобретает металлические нотки — так всегда у нее бывает, когда равный по званию проявляет непонимание, на подчиненных она просто орет, — сегодня ночью группа ваххабитов вошла на территорию Дагестана. Там начинаются боевые действия. С Дагестаном только у тебя отношения. Тебе и лететь. Так что дуй в «Останкино» — тебя ждут Костя Ножкин — оператор и Стасик — звуковик. Полетите со спутниковым телефоном — кто его знает, что там со связью.

Так, думаю, со «спутником» — это, конечно, круто. А при чем здесь мои отношения с Дагестаном?

— Тань, а если там военные действия, то, значит, там — военные (во излагаю с похмелья!), а если там военные, то без аккредитации — никуда! А вы мне ее сделали?

— Кирилл, ты возьми себя в руки, ладно? Объясняю — они сегодня ночью вошли. Какая аккредитация?! А есть там военные или нет — фиг его знает. Если нет — значит, будут. Единственное, что мы могли сделать, — это взять вам билеты до Махачкалы на сегодня! Ты хоть тресни, а в пятницу нам от тебя материал нужен — хоть по телефону!

— Тань, это фигня какая-то. Вот так, без подготовки, я ж там ничего не сделаю! Там уже все дороги перекрыты — это я тебе как специалист говорю. Без поддержки военных я, если и выеду из Махачкалы, все равно никуда не пробьюсь — это ж тебе не 95-й год! А по телефону в студию я могу и из Москвы позвонить. Зачем куда-то лететь? Ты ж не маленькая, знаешь, как это делается — титр: «наш корреспондент из зоны боевых действий по телефону». Звучок немного засрать — и порядок.

— Кирилл, ты журналист или кто? Придумай что-нибудь. Ну, «работай по той стороне».

— Грамотные вы там, в офисе. Понабрались словечек — борт, «работай по той стороне». Ладно, еду. Бабки готовьте. Для «той стороны».

Так, думаю, что ж делать-то? Это только им так кажется. Прилетел — и на фронт. Женька, между прочим, каждую свою командировку неделю готовит. И это при том, что на его «точках» у него знакомых — вдоль и поперек.

Ладно. Отношения у меня с Дагестаном — они думают. Года два-три назад делал я выпуск программы «С глазу на глаз». По проблемам ислама. Зазывал в студию Надира Хачилаева. Это он теперь в горах сидит, а тогда в Госдуме сидел. Серьезный дядя. Уламывал его недели две. Они меня раз десять на переговоры приглашали — что да как, да давай уточним. И все в ресторанах. С ним и с джигитами его московскими. В результате нормально получилось.

Так, где у меня их телефоны? Хоть бы Абдул был сейчас в Москве. Вот.

— Абдул?

— Кыра? Задарова, баратан! Как дила?

— Нормально, братан. Слушай, что за дела у вас там?

— А я откуда знаю!

— Слушай, Абдул-братан, тут такое дело… У меня командировка сегодня в Махачкалу, а я там, сам понимаешь, без поддержки ни туда ни сюда.

Пауза.

— Сылушай, пазвани через час, да?

Ладно, думаю, хорошо, что дозвонился, хорошо, что сразу не послали. Так, надо быстро собрать вещи. «Тревожного чемоданчика» нет — зажрался, начальник, расслабился. А тебе вот Собакина поддых.

По дороге в Останкино звоню своему джигиту. Только бы трубку снял!

— Алле! Абдул?

— Я, баратуха.