Чёрный беркут

«И куда таких неповоротливых на границу? — размышлял Кайманов. — Убьют, в первой же перестрелке убьют!»

Дзюба, не подозревая о раздумьях Якова, прочно сидел на спокойном, таком же неторопливом, как и седок, коне.

Якова раздражал и этот обозный конь Дзюбы: по всему видно, лодырь, каких свет не видал. Он действительно так и норовил замедлить шаг, тянулся к пырею, поднимавшемуся у самой тропы, упирался в тропу ногами и крепко надувал живот, будто не человека на себе нес, а тянул в гору сорокаведерную бочку с водой. Якова так и подмывало стегануть Карего хворостиной.

— Степан! — окликнул он Дзюбу.

— Шо?

 — Смотри, Карий твой на ходу хмыря давит. Заснет, кувыркнется с карниза, дров не соберешь.

— Идэ, тай идэ, тай нэхай соби идэ, — невозмутимо отозвался Дзюба.

— Как же «нехай идэ», — задетый невозмутимостью напарника, проговорил Яков. — И ты ведь с ним полетишь.

— Ну так шо?

Сбитый с толку, Яков замолчал. «Ах ты, чувал шестипудовый, — подумал он. — Погоди, я тебя раскачаю».

— Слышь, Степан, ты куда собрался? Воду возить или за сеном?

— Та дэ ж воно зараз сино? — отозвался Дзюба. — Начальник казав якогось Шарапхана тремать.

— Ну и как ты его будешь тремать?

— Та як прыйдеться...

Яков не выдержал, выругался. Он представил себе, как старший наряда будет вести себя в бою. Шарапхан — барс, хищник, натренированный в ночных схватках, страшный своей решимостью и беспощадностью. Дзюба не успеет и повернуться, получит пулю в лоб. Вот уж дал Карачун старшего. В Якове все больше поднималась обида на Федора. Такое дело, а он послал этого увальня. Придется одному справляться, да еще и Дзюбу страховать. Лишь бы на след напасть, а там Дзюба пусть только поспевает. Он тяжело вздохнул и, чтобы отогнать тягостные раздумья, снова стал приставать к Дзюбе:

— А ты не боишься Шарапхана?

— Та ну!..

«Вот чертов хохол!» — все больше удивляясь, подумал Яков. Неожиданно развеселился и даже почувствовал симпатию к своему старшому: пусть неуклюж, зато страха не знает. Оглянувшись кругом, подумал, что скоро будет Робергофская тропа, которая идет вдоль линии границы. Там уж не побеседуешь. Название за этой тропой сохранилось еще со времен генерала Куропаткина. Пограничники редко пользовались ею, потому что на всем протяжении она просматривалась с сопредельной территории. Нужны были новые, скрытые подходы к границе. Яков присматривался к окружающим ущельям и распадкам, размышлял, нельзя ли найти путь ближе и безопаснее...

Выехали в долину, откуда видна была уходившая в гору едва заметная тропа. По каменистым карнизам и осыпям шла она все выше п выше, пока не упиралась в, казалось бы, отвесную скалу. Долго, с трудом поднимались по ней то верхом, то ведя лошадей в поводу, держа направление на одинокую сухую арчу. Не доезжая арчи, спешились. Дзюба трижды просвистал сычом. От арчи донесся ответный свист. Оставили лошадей, скрытно подошли к месту расположения секрета, вполголоса обменялись паролями.

— Як у вас тут?

— Ждем...

— Мы вам водычки и продукту привезлы, — сказал Дзюба и передал Шаповалу вещевой мешок, четыре фляги воды.

С прежней осторожностью спустились к лошадям, снова двинулись к тропе. Если за ними наблюдали с той стороны, могли убедиться: наряд ушел!

Пофыркивают кони. Всадники слышат их шумное дыхание. Громко, слишком громко в сторожкой тишине раздается цокот копыт. За каждым камнем чудится притаившийся Шарапхан. Нестерпимо долго тянется время. Обошли сопку, выехали на центральную тропу, осторожно спустились в логовинку, черным клином врезавшуюся в склон горы. Там могли быть нарушители. Яков, придержав коня, настороженно прислушался. Тихо. Значит, можно ехать дальше.

Становилось все темнее. В логовинке чернеет бесформенным пятном группа деревьев. Арчи. К ним привязали лошадей. В тени деревьев ничего не видно, хоть глаз выколи. Поодаль выгодная позиция для наблюдения на выходе котловины, клином поднимающейся по склону.

— Ховайсь тут, — приказал Дзюба, — а я на тропу пийду. Як що стрелять почнуть, бежи до мэнэ.

Все увереннее потягивает пронизывающий, забирающийся под гимнастерку ветерок. Дзюба надел шинель. Яков тоже отвязал притороченную к седлу фуфайку, надел ее, туго подпоясался. Осторожно прошел низинкой, облюбовал впадину, прикрытую с трех сторон природным бруствером, залег, стал ждать, прислушиваясь к каждому шороху.

Так прошла долгая, томительная ночь. Наконец на востоке звездное небо стало постепенно как бы отделяться от горизонта, точно кто-то сдвигал опрокинутую чашу, одну за другой гасил звезды, закрывал миллионы светящихся дырочек, крупных и совсем мелких, сливающихся в белесые, едва различимые полосы. Еще немного, и черный купол неба все быстрее и быстрее начнет бесшумно уходить за горизонт, уступая место сиянию дня.

Самое прекрасное время — раннее утро, вместе с тем самое опасное и тревожное.

Настороженный слух автоматически улавливал предутренние звуки. Запел жаворонок, над головой пронеслись стрижи. Яков достал кисет и клочок газеты, свернул самокрутку и только с наслаждением затянулся, как неожиданно где-то неподалеку застрекотала сорока. Донесся удаляющийся топот. Козлы покинули пастбище. Уходили, по всем признакам, от человека. Яков насторожился, затушил цигарку, сунул окурок в карман и даже помахал рукой перед лицом, чтобы разогнать запах дыма. Снял с предохранителя затвор, стал ждать. Пока все тихо.

Дождавшись, когда станут видны следы на каменистом грунте, Дзюба и Яков осторожно прошли в ту сторону, откуда слышался топот козьего стада.

Спустя несколько минут без труда обнаружили следы коз, определили, в какую сторону они убежали, прошли шагов двести в противоположном направлении и наконец увидели то, что искали: кое-где на плитняке, а местами на щебенке остались следы прошедших здесь людей. Пробежали вперед, к небольшой низинке, куда дождевой водой натянуло полосами размытую почву и песок, увидели ясные отпечатки чарыков и сапог. Группа бандитов, по всем признакам, направлялась к городу.

Дзюба и Яков вернулись к затянутой песком впадинке, оттуда выскочили на ближайшую тропу.

Никаких признаков того, что здесь прошли нарушители, на тропе не было. Успех преследования решали считанные минуты. Кайманов мучительно думал, что предпринял бы сейчас Шарапхан? Очевидно, пойдет по тем местам, где невозможно догнать его верхом. Дзюба и Яков поднялись на гребень, за которым вдоль склона вился, повторяя изгибы горы, узкий карниз. Справа — пропасть, слева — стена. Пробежав по карнизу, снова обнаружили следы нескольких человек. Один след размером значительно больше остальных. Судя по глубине следа и ширине шага, человек, оставивший его, немалого роста и веса. Может быть, сам Шарапхан? Зеркало следа почти не припорошено. Нарушители прошли совсем недавно, каких-нибудь минут тридцать-сорок назад, не больше.

Написав записку, что идут в преследование, Дзюба положил ее в карман фуфайки Якова, фуфайку повесил на арчу. На земле, вдоль карниза, начертил стрелу — направление. Для большей наглядности поставил вешку из пучка полыни.

Бандиты могли выйти или в щель Кара-Тыкен или к ущелью Баррозоу. К Кара-Тыкен можно проскочить верхом.

— По коням! — скомандовал Дзюба.

Через полчаса они въехали в щель Кара-Тыкен, но следов здесь не было. Значит, ущелье Баррозоу!

Ехать туда не меньше сорока минут, а всего разрыв будет около полутора часов. Судя по следам, группа Шарапхана шла пешком. Дзюба с Яковом на конях. Надо спешить. Догнать бандитов можно, если не идти шаг за шагом по следу, а делать броски вперед и прорезать направление. От ущелья Баррозоу открываются сразу три дороги. Там искать Шарапхана труднее. Надо опередить.

Приседая на задние ноги, кони скользят по осыпям. Тропа круто спадает вниз. Осеннее солнце стоит низко, в упор освещает горы.

Впереди показался знакомый выход в широкую котловину. На участке с мягким грунтом Яков снова увидел отпечатки чарыков. Соскочил с коня, внимательно осмотрел следы. По всем признакам, прошли шесть человек. Двое повернули влево, четверо, в том числе человек с непомерно большими ногами, по предположению Якова сам Шарапхан, направились прямо к дороге.