Обстоятельства гибели

— Что ты имеешь в виду? Что сделано? — неуверенно спрашивает Марино.

Я улавливаю в его голосе беспокойство, но протягивать руку помощи не собираюсь. Пусть сам подумает о том, что сделано, потому что сделал это он.

— Ладно, теперь расскажи мне о плохих новостях. — Я поворачиваюсь к Люси.

— Посмотри. Здесь три последние записи, включая примерно минуту, когда камера записывала санитаров, копов и меня в лаборатории.

Цветной дисплей айпада ярко светится в темноте. Я касаюсь иконки первого выбранного Люси видеоклипа и вижу то же, что видел умерший вчера в пятнадцать часов четыре минуты: черная с белым борзая свернулась на голубом диване в гостиной с сосновым полом и сине-красным ковриком.

Камера движется вместе с человеком, потому что он надел наушники, и устройство начало запись: кофейный столик с аккуратными стопками книг и бумаг и чем-то похожим на архитектурный или инженерный чертежный лист с карандашом на нем; окно с закрытыми деревянными ставнями; стол с двумя плоскоэкранными мониторами и двумя серебристыми «макбуками», подключенным к зарядке телефоном, возможно айфоном, и янтарного цвета стеклянной курительной трубкой в пепельнице; напольная лампа под зеленым абажуром; флисовая постель для собаки и разбросанные игрушки. Мельком вижу дверь с засовом и замком-задвижкой и стену с фотографиями в рамке и постерами, разглядеть которые не успеваю. Ладно, это подождет — рассмотрю позднее.

Пока что я не вижу ничего такого, что подсказало бы, кто он или где живет, но создается впечатление, что это небольшая квартирка или дом человека, любящего животных, финансово обеспеченного, оберегающего свою личную жизнь и внимательного к вопросам безопасности. Человек этот — если допустить, что дом и собака его, — занимается высокоинтеллектуальной работой с техническим уклоном, он креативен и организован, возможно, курит марихуану. Пес для него не трофей, а спутник, существо, пострадавшее от чьей-то жестокости в прошлой жизни и не способное себя защитить. Мне жаль животное. И кстати, что с ним случилось?

Конечно, ни санитары, ни полицейские не могли бросить беспомощное, оставшееся без хозяина животное в Нортон’с-Вудс, тем более при вчерашней погоде в Новой Англии. Бентон говорил, что сегодня утром в Кембридже термометр показывал одиннадцать градусов, а к вечеру ожидается снег. Может быть, собака сейчас в пожарном отделении, накормлена и присмотрена. Может быть, ее забрал домой следователь или какой-то другой полицейский. Но возможно, никто и не понял, что борзая принадлежит умершему. Господи, какой ужас…

— Что с собакой? — спрашиваю я.

— Понятия не имею, — отвечает Марино. — До сегодняшнего утра, когда мы с Люси посмотрели то, что ты сейчас смотришь, никто ничего не знал. Санитары не помнят, чтобы там бегала какая-то беспризорная борзая, да они и не смотрели, хотя заметили, что ворота были открыты. Ну, ты и сама, наверное, знаешь, что их почти никогда и не закрывают.

— Такого холода животное может и не пережить. Как люди могли не заметить бегающую с поводком псину? Она ведь не сразу нашла открытые ворота, а, наверное, носилась несколько минут по парку. Здравый смысл подсказывает, что, когда хозяин падает, пес не сразу убегает из леса на улицу.

— В таких парках, как Нортон’с-Вудс, люди часто спускают собак с поводка и дают им побегать на свободе, — говорит Люси. — Я сама так делаю, когда выгуливаю Джет-рейнджера.

Джет-рейнджер — ее престарелый бульдог, и бегать он уже не в состоянии.

— Так что на него могли и не обратить внимания, потому что он ничем от других собак не отличался, — добавляет Люси.

— К тому же все были немножко заняты парнем, который вдруг ни с того ни с сего свалился замертво, — констатирует очевидный факт Марино.

Я смотрю на армейские постройки вдоль плохо освещенной дороги, на самолеты, большие и яркие, как планеты в хмурой мгле. Все услышанное представляется мне полной бессмыслицей. Странно, что борзая не осталась рядом с хозяином. Может быть, собака запаниковала? Или ее не заметили по какой-то другой причине?

— Пес должен объявиться, — продолжает Марино. — Не может быть, чтобы люди не обратили внимания на бродящую без хозяина борзую. Я так думаю, что ее взял кто-то из соседей или какой-нибудь студент. Хотя, может, и убийца.

— Зачем? — недоуменно спрашиваю я.

— Как ты сама говоришь, мыслить надо шире, — отвечает он. — Откуда нам знать, что тот, кто это сделал, не остался поблизости, а потом, улучив удобный момент, не забрал собаку. Сделал вид, что хозяин он сам, и увел.

— Но зачем?

— Может, собака каким-то образом вела к убийце? Могла его раскрыть? А может, для него это что-то вроде игры. Взял, чтобы пощекотать себе нервы. Или как сувенир. Да кто ж его знает? Будешь смотреть, обрати внимание, что в какой-то момент с пса сняли поводок. И больше его уже не видно. Ни возле наушников, ни рядом с телом.

Собаку зовут Сок. Я смотрю дальше и вижу, как мужчина идет по комнате и щелкает языком, приглашая друга на улицу. «Идем, Сок, — говорит он приятным баритоном. — Идем, лентяй, пора прогуляться». Я улавливаю легкий акцент, то ли британский, то ли австралийский. А может, и южноафриканский, что было бы немного жутковато. Неприятное совпадение. Мне становится не по себе, и я стараюсь не думать о Южной Африке. Соберись, сосредоточься на том, что видишь, мысленно говорю я себе. Сок соскакивает с дивана — ошейника на нем нет. Мальчик, если судить по имени. Худой, кое-где проступают ребра, что типично для борзых, и далеко не молод, может, даже стар. Одно ухо как будто разорвано. Отбегал свое, и списали, а кто-то подобрал. Интересно, есть ли у него микрочип?

В рамке появляется пара рук — мужчина наклоняется, надевает на длинную шею красный ошейник, и я замечаю часы из серебристого металла с тахеометром на безеле и желтый блеск золота, печатки или колледжского кольца. Если кольцо осталось на пальце, если на нем есть гравировка, то оно может что-то подсказать. Руки на дисплее аккуратные, тонкие, пальцы длинные, кожа слегка смуглая. Я успеваю увидеть темно-зеленую куртку, черные мешковатые брюки и потертый мысок коричневого туристического ботинка.

Камера останавливается на стене над диваном, на каштановой обшивке и нижнем крае металлической рамы, потом сдвигается к постеру. Человек поднимается, и картина попадает в кадр целиком — это какая-то репродукция, и она кажется мне знакомой. Я узнаю набросок летающего устройства, крылатой машины, изобретения да Винчи. Память относит меня на годы назад; когда же это было? Летом, перед тем 11 сентября. Я повела Люси в лондонскую галерею Курто на выставку «Леонардо — изобретатель», и мы провели там несколько волшебных часов, слушая лекции самых известных ученых и изучая концептуальные рисунки разнообразных машин, водяных, наземных, боевых: воздушный винт, водолазный костюм, парашют, гигантский арбалет, самодвижущаяся повозка, механический рыцарь.

Великий гений эпохи Ренессанса свято верил, что искусство есть наука и наука есть искусство и что решение всех проблем можно найти в природе, если ты внимателен, наблюдателен, дотошен и посвящаешь свою жизнь поиску истины. Именно этому я всегда старалась научить племянницу. Снова и снова повторяла я ей, что если мы скромны, смиренны и отважны, то можем учиться у всего, что видим вокруг. Человек, которого я вижу на маленьком дисплее устройства, мог бы ответить на все мои вопросы. Поговори со мной. Расскажи. Кто ты и что случилось?

Он идет к закрытой на засов и замок двери, и перспектива резко сдвигается, а угол камеры меняется. Не поправил ли он наушники? Может быть, надвинул на уши, чтобы слушать музыку во время прогулки. Он проходит мимо чего-то массивного, металлического, какой-то гротескной скульптурной фигуры из железного лома. Я удерживаю картинку на паузе, но рассмотреть толком не могу и решаю, что потом, когда позволит время или вынудит необходимость, изучу запись во всех деталях или попрошу Люси увеличить изображение. Сейчас же мне нужно заняться хозяином и собакой, которые направляются в парк, расположенный неподалеку от нашего с Бентоном дома. Я должна увидеть, что случилось. Через несколько минут этот человек умрет. Покажи мне, и я все сделаю. Выясню правду. Позволь мне позаботиться о тебе.