Страница 8 из 27
Было это в половине восьмого. Без пяти восемь он побрел вниз. Без трех минут восемь все изменилось. Зазвучала мягкая музыка, воздух засветился, и при этом запахло фиалками.
— Моя дочь Вероника, — произнес некий голос.
Типтон Плимсол покачнулся, а глаза за очками вылезли из орбит.
Мы ничего не знаем о местном аптекаре. Может быть, он добр к животным и все его почитают. Может быть, он плохой человек. У нас нет сведений. А вот о его мази мы скажем твердо: она исключительно хороша.
Когда Вероника Уэдж смотрела на Типтона Плимсола, словно корова — на кормовую свеклу, никто бы не догадался, что несколько часов назад носик ее походил на небольшой шар. Волшебная мазь вернула ему совершенство. Воздадим же ей должное.
— Моя племянница Пруденс, — продолжал голос из тумана под аккомпанемент арф, цитр и лютней.
Типтону было не до племянниц. Едва заметив что-то мелкое и не очень радостное, он вернулся к созерцанию Вероники. Чем больше он смотрел, тем больше понимал, что создана она по его заявкам. Его настигла любовь, и в первый раз. То, что он принимал за нее с Дорис Джимсон и еще с полдюжиной девиц, было бледным подобием, вроде тех поддельных мазей, против которых предостерегают в особой записке.
Обед в английских усадьбах бывает долгим и скучным. Если у наших правящих классов есть изъяны, то мы заметим, что эти классы склонны молча жевать пищу, ничем не способствуя пиршеству духа и цветению душ. Но в этот вечер в этом замке царило неподдельное веселье.
Полковник и его супруга заметили, как подействовали чары их дочери на богатого гостя; заметила и дочь. Пруденс узнала от Фредди о планах ее избранника. Фредди, возобновив давнюю дружбу с Вероникой, легко и блестяще беседовал с ней о собачьем корме. Лорд Эмсворт, узнав от Пруденс, что она передумала, делами заниматься не будет, наслаждался тем тихим счастьем, которого достоин такой прекрасный человек. Если он и не участвовал в разговоре, то лишь потому, что украдкой принес свою книгу и читал под скатертью.
Но веселее всех был Типтон Плимсол. Даже вынужденная трезвость и соседство хозяйки не угашали его духа. Время от времени он бросал взгляд на Веронику и черпал новое вдохновение.
Именно он подавал самые блестящие реплики. Именно он рассказывал смешные случаи. Именно он, между супом и рыбой, развлекал общество, балансируя вилкой и бокалом. Словом, он был воплощенным весельем.
Был — но не остался. Когда дело пошло к жаркому, фигуры на гобеленах заметили что-то неладное. Почетный гость отказался от очередного блюда в манере, которую мы вправе назвать байроновской. Да, что-то случилось с Типтоном Плимсолом.
Случилось то, что он взглянул на Веронику и увидел, как она хлопнула Фредди по руке, присовокупив: «Не глупи ты!»
— Нет, спасибо, — холодно сказал он лакею, пытавшемуся заинтересовать его куриной печенкой.
Он не знал, что Фредди, доверительно рассказав о корме Доналдсона, прибавил, что его могут есть и люди, а Вероника, как и следовало ожидать от девушки ее умственных способностей, игриво хлопнула его по руке.
Он этого не знал и умолк, повергнув в печаль леди Гермиону. Заметив все, она решила поговорить с Фредди, как только кончится обед. Решила она поговорить и с дочерью.
Последнее из этих решений ей удалось выполнить, когда женщины ушли в гостиную, и так хорошо, что Типтон Плимсол, встав из-за стола, увидел Веронику в какой-то мохнатой накидке на божественных плечах.
— Мам-ми говорит, не хотите ли вы посмотреть сад при лунном свете? — сказала она в своей манере.
Мягкая музыка послышалась снова, и снова запахло фиалками, мало того — розами. Что до тумана, Типтон вообще едва видел.
— Хочу ли я! — в экстазе прохрипел он.
— Хотите?
— Да!
— Холодно, — заметил Фредди. — Черта с два я пошел бы в сад. Сидите тут, я вам советую. Не перекинемся в трик трак, Ви?
Порода — это порода. Быть может, леди Гермиона Уэдж и походила на кухарку, но в жилах ее текла голубая кровь бесчисленных графов. Подавив желание ударить племянника по голове тупым, но тяжелым предметом, она сказала:
— Ничуть не холодно. Прелестный летний ветер. Вам даже шляпа не понадобится, мистер Плимсол.
— Какая шляпа! — воскликнул Плимсол. — Пошли.
Когда он через французское окно вышел в сад со своей ослепительной спутницей, леди Гермиона сказала:
— Фредди!
Вид у нее был такой, словно она засучила рукава и поплевала на руки.
Примерно в те же минуты Генри Листер, отдыхавший после обеда, сидел в саду, смотрел на луну и думал о Пруденс.
Только что ему пришло в голову, что в такой вечер нетрудно и пройти две мили, чтобы посмотреть на ее окно.
Летописец снова растерян — описать первую прогулку Типтона Плимсола с Вероникой Уэдж не легче, чем передать встречу Фредди Трипвуда с Генри Листером. Конечно, он мог бы воспроизвести все фразы, но не уверен, заинтересует ли, а главное — возвысит ли это тех, для кого он пишет. Мудрее, думает он, сделать краткий очерк.
Типтон начал неплохо, заметив, что сады при луне красивы, а Вероника ответила «да». Он прибавил, что без луны они хуже, и она это подтвердила. До сей поры обмен репликами не посрамил бы салона мадам Рекамье; но тут вдохновение иссякло, и наступила тишина.
Дело в том, что Типтон Плимсол, способный развлечь целый стол своих гостей мужского пола, молодого возраста и невысокого умственного уровня, немедленно терял прыть, оказавшись наедине с девушкой. Естественно, с этой девушкой он совсем притих. Великая любовь, ослепительная красота и ячменная вода за обедом сделали свое дело.
Немного погодя Вероника сказала, что утром ее укусил комар. Потрясенный Типтон ответил, что всегда не любил этих мошек. Вероника тоже их не любила, но полагала, что они лучше мышек, хотя и значительно хуже кошек.
И с тем и с другим Типтон пылко согласился.
После этого беседа потекла легко, и текла, пока Вероника не сказала, что пора возвращаться. Типтон ответил на это: «Ах ты!..» Вероника откликнулась: «Нет, правда», Типтон: «Ну что ж». Сердце у него плясало и прыгало. Теперь он точно знал, что они созданы друг для друга. Он поражался, что они согласны во всем, включая кошек. Да, Вероника хлопнула Фредди по руке, но, по-видимому, невольно.
Весь вечер, до самой ночи, он ощущал то, что бывало только в начале второй бутылки. Он был так счастлив и спокоен, что в десять тридцать твердо взял с подноса ячменную воду, удивляясь, почему полковник и Фредди предпочитают виски.
В одиннадцать леди Гермиона возглавила исход, в одиннадцать десять он был в своей комнате, на втором этаже, и смотрел на луну в том странном волнении, которое охватывает, когда впервые встретишь родственную душу противоположного пола.
Поистине глупо было бы спать. Он спустился вниз и вышел на террасу.
Кто-то сказал рядом: «Ой Господи», — и он увидел лорда Эмсворта.
В минуты волнения пенсне девятого графа слетало и ловко плясало на шнурочке. Было так и теперь, когда лорд Эмсворт заметил, что из стеклянной двери выходит человек. Подумав, он понял, что воры лезут в дом, а не из дома, успокоился и пенсне изловил.
Поэтому он увидел, что это никакой не вор, а просто его гость то ли Попкинс, то ли Перкинс, то ли Уилбрахам.
— А, это вы! — удачно воскликнул он.
Владелец Бландингского замка не очень любил беседовать с молодыми людьми. Он их избегал. Но сейчас он сочился, истекал, сиял благоволением, и не только из-за Пруденс. Из разговора за портвейном он вывел, что сын его Фредерик не приклеится к замку, как моллюск к скале, а будет все время ездить по этим своим делам. Шропшир и соседние графства кишат собаковладельцами, и вице-президент решил их объехать, иногда оставаясь на ночь, иногда — на несколько дней.
Какой отец не обрадуется такой вести! И лорд Эмсворт был исключительно сердечен.