Страница 6 из 27
Поглядев на табунок, подплывший к берегу, он вернулся, отыскал нужный переулок, а там и контору, и вошел в приемную, где сидел один человек, напряженный, как все в день свадьбы. Сидел он к Типтону спиной, и тому захотелось тронуть его за плечо, еще погибнет.
Когда он приблизился к нему, человек обернулся.
Пришел в себя он на улице. Его окликнул знакомый голос. Туман рассеялся, он увидел Фредди, сурово глядевшего на него.
— Это ты — здоров? — спрашивал Фредди. — Да я тебя таким не видел! Когда ты швырял яйца в люстру, и то было получше. С ума ты сошел, Типпи? Едем в Бландинг.
Типтон погладил его рукав дрожащими пальцами.
— Хорошо, — выговорил он, — едем. И вот что, старик, ты там следи, чтобы мне не попадались… напитки. Нет, я не вру. Я прозрел. — Ту т он вздрогнул, припомнив, что же именно он видел. — А теперь, ты уж прости, пойду погляжу на уток.
— Зачем тебе утки?
— Бывает, старик, — серьезно сказал Типтон. — Утки, кто ж еще… А поем я у себя в отеле, молока выпью. Заезжай за мной по дороге. — И Типтон удалился, глядя в землю.
Фредди удивленно посмотрел ему вслед и отправился в контору, где поджидал Генри Листер, глядя в пустоту.
Летописец не станет вдаваться в самое начало встречи Фредерика Трипвуда и Генри Листера. Достаточно сказать, что они обрели друг друга и стали связывать оборванные концы. Разговоры после разлуки всем хороши, но в них слишком много всяких «Как там этот?» и «Ну, знаешь, вон тот…».
Поэтому мы прямо перейдем к мгновению, когда Листер, менее обеспокоенный уделом былых друзей, взглянул на часы и удивился, что никого еще нет.
Посмотрев на часы снова, Фредди увидел, что уже половина первого, и признал, что все это странно. Невеста, как тяжеловес, защищающий свой титул, естественно, хочет, чтобы жених явился на ринг первым, но не настолько же!
Генри, чьи нервы просто торчали сквозь кожу, заворачиваясь и даже завязываясь узелками, раз-другой глотнул воздуху и выразил свои чувства так:
— О черт, неужели передумала?
— Ну, Глист, ну что ты!
— Очень может быть.
— Не может. Я ее утром видел, она собиралась прийти.
— Когда это?
— Так в полдесятого.
— Три часа назад. Могла сто раз передумать. Я никогда не понимал, что она во мне нашла.
— Ну, Глист! Ты такой… чистый. Я тебя очень уважаю.
— Ладно, чистый. А морда? Ты посмотри.
— Я смотрю. Хорошая, открытая морда. Предположим, красоты в ней нет — но что такое красота? Рифма к суете, ты уж мне поверь. Какая-то белесая пигалица отхватила такого парня!
— Пигалица?!
— По меньшей мере.
— Ну уж, прости!
Фредди подумал, что он неудачно выбрал слова утешения, и стал сосать набалдашник зонтика, тогда как Листер, вскочив со стула, словно с раскаленной плиты, принялся бегать по комнате.
— Вот что, Глист, — сказал наконец Фредди, — а не мог ей кто-нибудь настучать?
— Ты что имеешь в виду?
— Знаешь, девушки часто говорят про женихов. Какой-то осел насплетничал Агги, что я был помолвлен с Ви. Агги ангел, но все-таки, все-таки… Даже с этим кулоном и то страшновато. Вот и Пру могли рассказать про твою частную жизнь.
— Частную?
— Ну, сам знаешь. Художник, он вообще… Попойки в мастерской и все такое прочее.
— Чушь какая! Моя жизнь… это…
— Чиста?
— Вот именно.
Фредди пососал набалдашник.
— Что ж, — сказал он, — гипотеза не оправдалась. Готовься к худшему, Глист. Видимо, она не придет.
— О Господи!
— Давай подумаем, — предложил Фредди и снова принялся за зонтик. — Ясно, — сказал он через несколько секунд. — Иду к ним, смотрю. А ты меня ждешь в ресторане.
Генри побледнел:
— В том?
— Да. Я там встречаюсь с одним типом. Везу его в Бландинг. Надо посмотреть, в какой он форме. Что-то он мне не понравился. Молока, говорит, выпью. Не исключено, что это маска. Ты подождешь в вестибюле.
— Только не в вестибюле, — сказал Генри, именно там встретивший мальчика в пуговицах (возможно — из королевского рода), который окинул его тем самым взглядом. — Лучше на улице.
Конечно, на улице будет смотреть бывший король Руритании, но что поделаешь…
Нервное напряжение действует по-разному. Генри, всегда ходившего пешком, оно побудило взять такси, тогда как Типтон, вечно ездивший на машине, решил пройтись. Поэтому они встретились.
Генри был в беспамятстве и Типтона не заметил. Типтон заметил его и кинулся в отель. Бывший владетель Руритании, почтительно притрагиваясь к фуражке, подумал, что он напоминает не совсем готовое бланманже.
Когда два человека отделены от прочих в замкнутом пространстве, обычно случается так, что социальные перегородки рушатся и люди эти начинают сближаться. Бывший король Руритании жил в блеске и величии, но иногда ему бывало одиноко, и предрассудки его смягчались.
Поэтому довольно скоро он забыл о мешковатости Листеровых брюк и снисходительно заметил, что погода — хорошая. Листер, чья потребность в симпатии неуклонно росла, ответил на это, что погода погодой, а вообще-то день мог быть и лучше.
Он спросил короля, женат ли тот, и король кивнул. Тогда он сообщил, что и сам был бы женат, если б невеста не исчезла, и король заметил, что такая удача выпадает раз в сто лет. Тут Листер спросил, что бы могло задержать его суженую, и король предположил, что ее переехала машина, когда остановилось такси, а из него вышел Фредди.
Глядя печально и серьезно, Фредди взял Листера под руку и отвел в сторону. Король же, удивившись, что его новый друг водится с такими элегантными лицами, крутанул ус и застыл.
— Ты ее видел? — спросил тем временем Листер.
— Нет, — отвечал Фредди. — И вот почему: ее не было дома.
— Где же она была?
— Ехала к Паддингтонскому вокзалу.
— Что ей там нужно?
— Ничего. Ее увезли в наручниках под стражей (это дворецкий) и посадили на поезд двенадцать сорок две в Маркет-Бландинг. В общем, Глист, наделал ты дел. Умный человек не звонил бы ей домой и не называл ее кроликом, а если называл, сперва бы проверил, она это или ее мамаша.
— Ой!
— Естественно, тетя Дора всполошилась. На допросе Пруденс была уклончива, и тетя обратилась к другой тете, Гермионе, которая еще страшней. Гермиона сейчас в Бландинге. Утром она позвонила и велела подождать, пока юная Пру выйдет с собаками. Кстати, у этих собак скоро будет рахит…
Генри стал похож на гориллу пылкого и нетерпеливого нрава, у которой смотритель отнимает банан.
— Да-да, — миролюбиво сказал Фредди. — Я тебя понимаю. Тебе нужны факты. Ну вот, тетя Гермиона велела тете Доре подождать, пока Пру выйдет, и поискать у нее в комнате, нет ли компрометирующих документов. Они были, целая куча — пятьдесят твоих писем, одно другого лучше, перевязанные розовой ленточкой. По возвращении под пыткой Пру во всем призналась, среди прочего в том, что ты не богат и не знатен. Через десять минут паковали вещи. Тетя надзирала. Пру плакала.
Генри взлохматил волосы. Для художника они были не очень длинны, но человек с отчаяния взлохматит что угодно.
— Плакала? Это палач какой-то!
— У тети Доры трудный характер, — согласился Фредди, — но ты бы видел тетю Констанс или тетю Гермиону! В общем, Пру едет в Бландинг. Надо заметить, младшее поколение моей семьи высылают в Бландинг, как только оно влюбится. Наш чертов остров. Ну прямо вчера я утешал мою кузину Гертруду! Она влюбилась в священника. Да и меня бы сослали тогда с Агги, но я уже был там. В общем, юная Пруденс в неволе. Конечно, ты думаешь, что делать.
— Думаю, — ответил Генри, с надеждой глядя на друга; но тот покачал головой.
— Не смотри ты на меня, Глист, как мой тесть на заседании, — попросил он. — Он стучит по столу и кричит: «Быстро, быстро, жду предложений!» А у меня их нет. Я тебе лучше скажу, что я сделал. Я вспомнил, что ты крестный сын дяди Галли, и позвонил ему, он сейчас приедет. Если кто-нибудь и может что-нибудь придумать, то это он. Очень умный и хитрый. Да вот он! — воскликнул Фредди, когда, скрипнув тормозами, рядом остановилось такси. — Ватсон, это наш клиент.