Страница 24 из 27
— Уо уы ууу уеуеуе?
Голос принадлежал немолодому и невысокому человеку в вельветовых штанах. Ему было лет сто, а может, восемьдесят, но беды и заботы рано его состарили. Для Генри он был незнакомцем, а вот леди Гермиона сразу бы узнала в нем свинаря. Да, это у него не было нёба. Не всем же их иметь, в конце концов.
Однако, если вы слезаете по трубе, лучше, чтобы у стоящих внизу оно было. Легче понять друг друга. Генри Листер не понял Эдвина Потта.
Тем самым он не ответил, а свинарь, приняв на себя всю тяжесть диалога, сказал: «Уауа уа, уа?», имея в виду: «Поймал вас, а?» Генри, не ответив снова, попытался его обойти, словно корабль, обходящий буек.
Однако Эдвин Потт, сказавши «Поймал вас, а?», поступил соответственно, то есть схватил беглеца за пиджак. Тот попытался вырваться — и не смог.
Когда-то мы сказали, что Генри был храбр и силен. Это правда. Повстречайся он с бешеным быком, он бы знал, что делать. Но перед ним, одной ногой в могиле, стояло жалкое существо, с которым возможны только рыцарство и милость. Порекомендовать ему хорошую микстуру — да, пожалуйста. Дать ему в зубы — вот это нет.
Рыцарственно, милостиво, но тщетно Генри потянул пиджак. Ситуация, как говорится, была тупиковой. Листер хотел вырваться — и не мог. Потт хотел позвать на помощь, но издавал тонкий звук, похожий на посвист газа. (Голосовые связки он сорвал, пытаясь воззвать к толпе в «Гербе Эмсвортов», защищая консерваторов.)
Именно в этот натюрморт вписался полковник Уэдж со своим револьвером.
Предполагая, что он его провел, Генри прискорбно ошибся. Капитана — да, майора — не исключено, но не полковника. Мысль о трубе посетила Эгберта Уэджа, когда Чарльз начал со вкусом взламывать дверь (какой лакей не рад поломать что-нибудь хозяйское?).
— Руки вверх! — крикнул полковник. Он хотел прибавить «негодяй», но забыл это слово.
— Уауо уа! — заметил Эдвин Потт, и полковник, неплохой лингвист, понял, что слова эти означают «Это я!».
— Молодец! — сказал он. — Так держать. Сейчас загоню его в дом.
Генри это предвидел, но все же закричал.
— Молчать! — пролаял полковник. — На-ле-во кругом! Шагом марш! Револьвер заряжен.
Шествие обогнуло замок, направляясь к террасе. Галахад, находившийся там, ощутил специфический запах и очнулся от забытья. Увидев Генри, полковника и Потта, он удивился.
— Господи, это Генри! — воскликнул он, укрепляя в глазу монокль. — В чем дело?
Удивился и полковник. Он не знал, что взломщики вращаются в таких кругах.
— Генри? — спросил он. — Ты что, знаком с ним?
— Знаком? Да я его носил на руках!
— Не может быть, — сказал полковник, окинув взломщика взглядом. — Он куда сильнее.
— Он был еще маленький, — объяснил Галли.
— Маленький? Ты что, знал его в детстве?
— И очень близко.
— Какой он был?
— Просто прелесть.
— Значит, изменился, — печально признал полковник.
— Уо уо уа, — заметил Потт.
— Потт его поймал, — перевел полковник. — Он слезал по трубе.
Генри счел нужным вмешаться:
— Я лазил к Пру. Она стояла на балконе, и я притащил лестницу.
— Правильно, — одобрил Галли. — Хорошо поговорили?
— Ее не было. Она мне оставила письмо. Все в порядке, она меня любит.
— Господи! — воскликнул теперь полковник. — Это про него говорила Гермиона?
— Да, — отвечал Галли. — Это демонический друг нашей племянницы.
— А, черт! А я думал, взломщик. Простите.
— Не за что, не за что.
— Вы, наверное, перепугались.
— Ничего, ничего.
Полковник Уэдж питал склонность к романтике. Кому приятно, думал он, когда у тебя утащат из-под носа невесту и запрут в замке? Любил он и храбрость. Доверие к лестницам и трубам ему понравилось.
С другой стороны, он был хорошим мужем, а жена этого субъекта не любила, это он точно знал.
— Вот что, Галли, — сказал он, — лучше я пойду. Ты меня понял?
Галахад его понял и даже одобрил:
— Да, Эгберт, не вмешивайся. Беги и забери своего спутника. Мне надо кое-что сказать Генри.
Полковник ушел, уводя Потта, и Галли стал серьезен.
— Генри, — начал он, — случилась неприятная вещь. А, черт!
Это он прибавил, потому что на террасе появился Типтон Плимсол. Генри оглянулся и тоже увидел тощего типа, нарушившего простейшие законы гостеприимства. Лицо его омрачилось. Как правило, он был добродушен и терпим, но есть же пределы!
Взгляд у того осветился; он понял: люди здоровые просто проходят через этих призраков. Он сам читал. Результаты блестящие. Призраки теряются — и в переносном, и в прямом смысле слова.
Препоручив душу Богу, он наклонил голову и пошел на Генри.
— Ой! — сказал тот.
— О-ох! — сказал Типтон.
Трудно сказать, кто удивился больше, кто больше рассердился. Поскольку Генри переводил дух, первым заговорил его противник.
— Да он настоящий! — обратился он к Галахаду. — Отвязаться от него не могу! Куда он только не совался — и в бар, и в эти кусты… Только что смотрел в мое окно, висел, заметьте, в воздухе. Если он думает, что я это буду терпеть, — сколько можно!
Галахаду снова пришлось лить масло на взбаламученное море.
— Это Генри вы все время видите? — сказал он. — Поразительно! Он мой крестник. Генри Листер. Генри, перед то бой Типтон Плимсол, племянник моего старого друга. Когда вы встретились впервые? В отеле «Баррибо»?
— Он смотрел в бар.
— Я выпить хотел, — сообщил Генри. — Я шел жениться.
— Жениться? Вот почему вы мотались у регистратуры?
— Да.
— Черт знает что!
— Все это легко объяснить, — вмешался Галли. — Его невесту, мою племянницу, схватили и заточили. Он последовал за ней.
Типтон совершенно смягчился, он даже улыбнулся, но нелегкое воспоминание снова насторожило его.
— А зачем эта мерзкая борода? — поинтересовался он.
— Маска, — объяснил Галли. — Камуфляж. А в окно он смотрел, потому что лез от Пруденс. Она ваша соседка.
— Да, — подтвердил Генри. — Он меня не впустил.
— О чем сожалеет, — предположил Галли. — Помню, мой любимый друг, по прозванию Хобот, часто видел лица в окне и убегал, как ошпаренная кошка. К несчастью, он умер. Цирроз печени. Так что бывает. Честно говоря, мы не виним Плимсола.
— Не виним, — сварливо согласился Генри.
— Надо ставить себя на чужое место, — продолжал Галли. — Что он еще мог сделать?
— Вроде бы ничего, — согласился Генри немного приветливей.
Что до Типтона, он забыл и простил. Улыбка вернулась и так сияла, что заменила бы вечернее солнце, если бы ему надоело освещать террасу.
— Нет, какое бремя свалилось! — вступил он в беседу. — Вы не представляете, как я мучился! Чуть что, глянь — эта пако… в общем, физиономия. Я бы больше не выдержал. Теперь, когда я женюсь…
— Вы женитесь?
— А что?
— Поздравляю!
— Спасибо, старик!
— Желаю счастья, старик.
— Это уж точно. Так вот, теперь, когда я женюсь, я буду пить только под Новый год…
— Конечно, — вставил Генри.
— …и по большим праздникам.
— Естественно.
— Но приятно знать, что опасности нет. Как-то глупо дуть эту воду, если другие пьют коктейль. Хорошо, что я на вас наскочил.
— Именно, наскочили, — заметил Генри.
— Ха-ха, — откликнулся Типтон.
— Ха-ха, — поддержал его новый друг.
Типтон хлопнул его по спине; он хлопнул Типтона. Галахад умилялся, глядя на эту сцену. Потом он спросил, не обессудит ли Типтон, если он отведет в сторону своего крестника. Типтон ответил: «Что вы, что вы!» Галли обещал, что они обернутся в минуту. Типтон сказал на это: «Сколько угодно, сколько угодно».
— Генри, — сказал Галли, когда они отошли, — хорошо, что вы подружились с Плимсолом. Теперь все зависит от него.
— В каком смысле?
Монокль затуманился:
— Когда он пришел, я говорил, что случилась неприятность. Пру хотела взять деньги на гостиницу у моего брата Кларенса. С этим ожерельем мы могли диктовать. Она про него написала?