Страница 13 из 25
— Возможно. Но Бог с ними, не о том речь.
— Конечно. И все-таки забавно.
— Не вижу ничего забавного.
— Нет так нет.
— Не будем отвлекаться, — решил Гасси, призывая собрание к порядку. — На чем я остановился?
— Не помню.
— А, вспомнил. Я рассказал тебе, что сэр Уоткин нипочем не желает, чтобы Мадлен вышла за меня замуж. Спод тоже против этого брака и никогда не пытался этого скрыть. Он выскакивал на меня из-за каждого угла и сквозь зубы бормотал угрозы.
— Н-да, не думаю, чтобы ты был в восторге.
— Какой уж там восторг.
— А зачем он бормотал угрозы?
— Видишь ли, хотя он отказывается жениться на Мадлен, даже если бы она сама согласилась, он все равно считает себя чем-то вроде рыцаря, который служит своей даме. Он все время талдычит, что счастье Мадлен для него превыше всего и что, если я когда-нибудь огорчу ее, он мне шею свернет. Вот какого рода угрозы он мне бормотал и вот почему я слегка занервничал, когда Мадлен стала вести себя со мной холодно после того, как застала меня со Стефани Бинг.
— Давай начистоту, Гасси, чем вы занимались со Стиффи?
— Я доставал у нее из глаза мошку.
Я кивнул. Что ж, если он решил настаивать на этой версии, он, безусловно, прав.
— Ладно, хватит о Споде. Перейдем к сэру Уоткину Бассету. Когда мы с ним только знакомились, я понял, что он не слишком высокого мнения о моей особе.
— Со мной случилось то же самое.
— Как тебе известно, мы с Мадлен обручились в Бринкли-Корте. Поэтому о помолвке папенька узнал из письма, и представляю, в каких восторженных выражениях описала меня моя дорогая невеста, старик наверняка ожидал увидеть красавца вроде Роберта Тейлора, к тому же гениального, как Эйнштейн. Во всяком случае, когда ему меня представили как жениха его дочери, у него глаза чуть не выскочили из орбит и он только пролепетал: «Как, этот?…» С таким видом, будто его разыгрывают, а настоящий жених спрятался за стулом, сейчас выскочит и крикнет: «У-у!» Наконец папаша убедился, что никакого обмана нет, и тут он забился в угол, сел и стиснул голову руками. А потом начал глядеть на меня поверх пенсне. Мне от этих взглядов жутко неуютно.
Кто-кто, а я Гасси понимаю. Я уже рассказывал вам, какое действие оказывает на меня старикашкин взгляд поверх пенсне, а если так посмотреть на Гасси, у бедняги земля уплывет из-под ног.
— И к тому же фыркал. А когда узнал от Мадлен, что я держу в спальне тритонов, то высказался по этому поводу в высшей степени оскорбительно — говорил он тихо, но я все равно расслышал.
— Ты что же, всю труппу привез с собой?
— Ну да. Я провожу очень тонкий эксперимент. Один американский профессор подметил, что полнолуние оказывает влияние на брачные игры некоторых обитателей подводного мира, к ним относятся: рыбы — один вид, два подвида морских звезд, восемь разновидностей червей, а также ленточная морская водоросль Diktyota. Через два или три дня наступает полнолуние, и я хочу установить, влияет ли оно также и на тритонов.
— Изъясняйся, ради Бога, человеческим языком и объясни, что такое брачные игры тритонов. Не ты ли мне говорил, что в период спаривания они просто машут друг на друга хвостами?
— Совершенно верно.
Я пожал плечами:
— Ну и пусть машут, если им нравится. Лично я представляю себе испепеляющую страсть иначе. Значит, старому хрычу Бассету не по нутру эти твои бессловесные создания?
— Не по нутру. Я и сам ему не по нутру. Обстановка в доме сложилась крайне напряженная и неприятная. А тут еще Спод, и ты сам понимаешь, почему я был совершенно обескуражен. И плюс ко всему гром средь ясного неба: мне напоминают, что после венчания я должен за завтраком произнести спич, а среди присутствующих, как я тебе уже говорил, будут оба этих субъекта, то бишь Родерик Спод и сэр Уоткин Бассет.
Он умолк, потом сделал судорожное глотательное движение, и мне представился китайский мопс, которого заставили принять таблетку.
— Берти, я ведь ужасно застенчив. Робость — это цена, которой я расплачиваюсь за слишком чувствительную натуру. Ты-то знаешь, какой для меня кошмар публичные выступления. У меня от одной мысли руки-ноги холодеют. Когда ты втянул меня в эту историю с раздачей наград питомцам из Маркет-Снодсбери и я появился на трибуне перед скопищем прыщавых подростков, меня охватила паника. Эта сцена потом долго снилась мне по ночам в кошмарах. А уж о свадебном завтраке и говорить нечего. Поразглагольствовать среди стаи теток и кузин у меня, наверное, хватило бы духу. Не стану уверять, что для меня это легко, но худо-бедно я все же как-нибудь бы выкрутился. Но когда по одну руку у тебя Спод, а по другую — сэр Уоткин Бассет… нет, такого мне не выдержать. И вдруг среди чернейшей ночи, что саваном закрыла мир от полюса до полюса, мелькнул мне слабый луч надежды. Я подумал о Дживсе.
Гасси поднял руку — мне показалось, он хочет почтительно обнажить голову. Однако ввиду отсутствия на голове шляпы рука так и застыла в воздухе.
— Я подумал о Дживсе, — повторил он, — поехал первым же поездом в Лондон и изложил ему мое затруднение. Мне повезло: еще немного, и я бы его не застал.
— Как это — не застал?
— Ну, он еще был в Англии.
— А где же ему еще быть, как не в Англии?
— Он мне сказал, что вы не сегодня-завтра отплываете в кругосветное путешествие.
— Нет, нет, я передумал. Мне не понравился маршрут.
— Дживс тоже передумал?
— Нет, он не передумал, зато передумал я.
— Ты это серьезно?
Он как-то странно глянул на меня, вроде бы хотел еще что-то сказать, но лишь хмыкнул и продолжал свое повествование:
— Ну вот, стало быть, пришел я к Дживсу и выложил все как есть. Стал умолять его найти выход из этой жути, в которой я по уши завяз. Клялся, что, если у меня ничего не выйдет, я ни в коем случае не стану его упрекать, потому что я уже несколько дней размышляю о предстоящем и вижу, что помочь мне — за пределами человеческих возможностей. Поверишь ли, Берти, не успел я выпить и полстакана апельсинового сока, который Дживс мне подал, как он уже нашел решение. Невероятно! Интересно бы узнать, сколько весит его мозг.
— Думаю, немало. Он ест много рыбы. Значит, его осенила удачная идея?
— Удачная? Да просто гениальная! Он подошел к проблеме с точки зрения психолога. В конечном итоге, заключил он, нежелание выступать перед публикой объясняется страхом аудитории.
— Ну, это-то тебе и я бы объяснил.
— Да, но он предложил способ победить страх. Ведь мы не боимся тех, кого презираем, сказал он. Поэтому нужно культивировать в себе высокомерное презрение к тем, кто будет вас слушать.
— Культивировать презрение… но как?
— Очень просто. Вы собираете все самое скверное, что только знаете об этих людях, и внушаете себе: «Думай о прыще на носу Смита…», «Не забывай, что у Джонса большие торчащие уши…», «Помнишь, как Робинса судили, когда он по билету третьего класса ехал в первом…», «Брауна в детстве вырвало на детском празднике, не забывай…», ну и так далее. И когда вы встаете, чтобы произнести спич перед Смитом, Робинсом и Брауном, страха как не бывало. Вы смотрите на них свысока. Они в вашей власти.
Я вдумался в его слова.
— Понятно. Что ж, Гасси, в теории все прекрасно, но выйдет ли на деле?
— Действует безотказно. Я уже испробовал этот метод. Помнишь мой спич на ужине, который ты устроил в мою честь?
Я вздрогнул.
— Неужели ты в этот миг презирал нас?
— Естественно. До глубины души.
— Как, и меня?
— И тебя, и Фредди Уиджена, и Бинго Литтла, и Китекэта Поттера-Перебрайта, и Барми Фозерингея-Фиппса — всех без исключения. «Жалкие козявки, — мысленно говорил я себе. — Взять хотя бы этого недоумка Берти — он же просто ходячий анекдот». Вы для меня были словно музыкальные инструменты, я играл на всех, и мне рукоплескали.
Признаюсь, я разозлился. Какова наглость! Эта дубина Гасси обжирался за мой счет, наливался апельсиновым соком — и в то же самое время презирал меня.