Страница 3 из 84
Когда настал черед второго вопроса, я запнулась. В такие моменты откровенно завидовала студентам, у которых язык, как помело, и, даже плохо ориентируясь в предмете, они ухитряются его сдать. Я же подобными талантами не обладала и сейчас, нервно теребя крестик на браслете, испуганно таращилась на профессора, а он в свою очередь выжидательно таращился на меня. И неизвестно, кто бы кого переглядел и чем бы закончилась сцена обоюдного гипноза, но культуролог неожиданно чихнул. Что-то бормоча себе под нос, потянулся за салфеткой.
-- Продолжайте, -- громко высморкался он.
Хотела честно признаться, что продолжать-то мне больше нечего и слезно молить о снисхождении, но Петр Сергеевич снова чихнул. Из глаз профессора фонтаном брызнули слезы.
И понеслось... Старик только и успевал менять салфетки, в корзине для мусора уже образовалась внушительных размеров гора. Очень скоро его лицо и шея покрылись бурыми пятнами. Такие же отметины, словно горошины, рассыпались по жилистым рукам, коими Петр Сергеевич тщетно пытался вывести в моей зачетке свои инициалы и оценку. С горем пополам ему это удалось. Всучив мне документ, культуролог на удивление резво вскочил со стула и помчался в коридор, не переставая чихать и кашлять. Немногочисленная публика провожала его гробовым молчанием.
Решив не забивать себе голову такими мелочами, как неожиданный приступ аллергии у зловредного профессора, на крыльях удачи я полетела к отцу. Меланхоличная секретарша сообщила, что Виктор Александрович сегодня еще не появлялся, а когда будет, она не в курсе. Набрав его номер, я услышала, что абонент в данный момент недоступен. Телефон мамы вещал то же самое. Вот, значит, с каким нетерпением они ждут от меня вестей!
Дома тоже не поднимали трубку, поэтому я поехала к матери на работу, дабы поделиться радостной новостью, а заодно заглянуть в расположенный неподалеку от музея сток-центр, где можно было разжиться неплохими вещами по довольно сносной цене. Завтра я должна быть на высоте!
Музей, где работала мама, уже давно стал для меня вторым домом. Здесь я знала каждый закоулок, могла с закрытыми глазами отыскать ту или иную реликвию и в подробностях живописать ее историю. На прошлой неделе здание закрыли на реставрацию, поэтому сейчас кроме сторожа, приземистого старичка с интеллигентным лицом и добрым взглядом, и нескольких особо ретивых сотрудников, в число которых входила и моя мама, в музее никого не было. Рабочие не спешили приступать к облагораживанию здания.
За последние годы музей значительно обогатился. Анна, устав от преподавательской деятельности, с головой окунулась в новую для нее сферу и постепенно заразила энтузиазмом своих коллег. Под ее чутким руководством храм истории преобразился, стал гордостью нашего города. Города, в который двадцать лет назад переехала молодая супружеская пара и с тех пор принимала активное участие в его судьбе.
Что подвигло родителей покинуть родную Венгрию, я не знала. Они неохотно говорили на эту тему. Сколько ни спрашивала, предпочитали отмалчиваться либо долдонили одно и то же:
-- Получили выгодное предложение из Виленского университета и решили перебраться в Россию.
Вот и все, что мне известно о молодости моих предков. Согласитесь, не густо. Но более подробную информацию из них и клещами не вытянешь. Уже пробовала.
-- Аня, мне не по душе эта затея, -- звучал встревоженный голос отца.
Занятая своими размышлениями, я не заметила, как оказалась возле маминого кабинета, на котором висела сверкающая фальшивым серебром табличка: "Директор Виленского исторического музея Анна Гавриловна Кальман".
-- Ехать туда -- безумие! -- восклицал родитель.
Я приникла к замочной скважине и затаила дыхание. Скверную привычку подслушивать пока никак не удавалось искоренить.
-- Прошло столько лет! О нас уже все забыли!
-- Позволь мне с тобой не согласиться, -- пробормотал отец и, обойдя стол, встал напротив жены. -- Здесь спокойная, безмятежная жизнь, так не будем же нарушать ее ход и нарываться на неприятности. Да и сомнительно, что после стольких столетий там что-нибудь могло сохраниться. Мы просто потратим время впустую.
-- Он должен быть там! -- в запальчивости выкрикнула мама и тише добавила: -- Если Эржебет действительно похоронили вместе с ним...
Родители перешли на шепот, и я перестала что-либо понимать. Нехотя оторвалась от замочной скважины. Суть разговора осталась мне неясной. Наверное, стоило спросить в лоб, чего так опасается отец, но заранее знала, что мне не ответят. Да еще и упрекнут в чрезмерном любопытстве. В нашей семье существовали тайны, истоки которых были мне неизвестны. Такой уклад устраивал всех. Всех, кроме меня. Но до чувств Эрики никому не было дела.
Желая сохранить очередной их разговор в тайне, я на цыпочках зашла за угол, а затем, громко стуча каблуками, прокричала:
-- Принимаю поздравления и подарки!
Дверь сразу распахнулась, и счастливая родительница раскрыла мне свои объятия. Подставляя отцу щеку для поцелуя, скосила взгляд на монитор, на котором высвечивались названия страны и города: Словакия, Нове Место над Вагом. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, куда намылились мои предки. Подтвердил догадку и клочок бумаги, обнаруженный возле телефона. На нем крупным каллиграфическим почерком матери было выведено название гостиницы в вышеупомянутом городе.
Наверное, в тот момент во мне взбунтовались детские обиды. Все эти годы меня воспитывала бабушка. Родители вечно пропадали на международных конференциях, рылись в гробницах фараонов, выступали на различных симпозиумах и, казалось, позабыли о существовании девочки по имени Эрика, их дочери. Всякий раз, увещевая взять меня с собой, получала в ответ дюжину нелепых отговорок.
-- Кажется, кто-то говорил о подарке, -- подмигнул мне папаша, доставая из кармана бумажник.
-- Я не то имела в виду, -- отказалась от новехонькой купюры, с сожалением наблюдая, как та возвращается в портмоне.
Родители выжидающе уставились на меня, а я без обиняков выдала:
-- Знаю, что собираетесь в Словакию. Хочу поехать с вами.
Как и следовало ожидать, мое заявление было воспринято в штыки. Мама недовольно цокнула, сообразив, что я стала свидетельницей их спора, отец нахмурился.
Не дожидаясь, пока мне популярно объяснят, почему не могу поучаствовать в экспедиции, зачастила:
-- Только не говорите, что это будет скучная поездка по работе! Обещаю, не буду вертеться у вас под ногами. Вы будете раскапывать свои древности, я -- наслаждаться отпуском в незнакомой стране. Никто никому не мешает, все довольны и безумно счастливы, -- закончила страстную тираду и молитвенно возвела руки.
Родители колебались. Но сообразив, что на этот раз им так просто не отвертеться, были вынуждены согласиться.
-- И, папочка, -- вскинула на Виктора ангельский взор, -- предложенную валюту я милостиво решила принять.
Окрыленная маленькой победой, поспешила на соседнюю улицу, где в тени зеленой аллеи процветал крохотный магазинчик, гордо именующийся сток-центр. Остановив свой выбор на шелковом платье с восточным орнаментом, жутко модным в этом сезоне, с сожалением поняла, что выданных отцом денег хватит разве что на поясок гламурного прикида. Пришлось ехать домой с твердым намерением (правда, пришла я к нему после мучительных раздумий) расстаться с большей частью своих кровных сбережений. Распотрошив Баксика, симпатичного розового хрюшу, внутри которого хранилась моя годовая заначка, снова отправилась в магазин.
До позднего вечера вертелась перед зеркалом, подбирая под наряд обувь и аксессуары, и, уже засыпая, продолжала грезить о завтрашней вечеринке.
* * *
Венгрия. Будапешт
Взбежав на третий этаж, Ясмин в нерешительности замерла возле двери. В правом верхнем углу, незаметный для постороннего взгляда, начал проступать символ -- свернувшийся кольцом дракон -- не оставляющий сомнений, к какому клану принадлежит хозяйка квартиры. Такой же узор темным ручейком заструился по запястью девушки, а спустя несколько мгновений исчез.