Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 84

   Дождь с яростью хлестал по лицу, студил разгоряченную плоть, но даже он не в силах был погасить колдовское пламя, завладевшее мастерской, унять жар в сердце Этери.

   -- Мы не можем оставить ее здесь! -- выкрикнул он наконец.

   Крис резко затормозил и подскочил к другу:

   -- А что нам еще остается?! Вытащим ее, и огребем по полной! И от Цецилии, и от Габора!

   -- Сотри ее воспоминания! -- запальчиво воскликнул колдун.

   Заявление друга показалось Крису абсурдным:

   -- Смею тебе напомнить, я еще ни разу этим не занимался!

   -- Ты хотя бы мог попытаться это сделать, -- укоризненно склонил голову Даниэль.

   -- Акцент на слове "попытаться", -- снисходительно заметил ведьмак. -- Вероятнее всего после моих стараний она превратится в овощ. А это, на мой взгляд, не самая лучшая альтернатива смерти.

   На Этери нахлынуло раздражение. Даже в такой ситуации Кристиан находил место для иронии. Понимая, что Эчеда не переубедить, маг развернулся и побежал к зданию, напоминающему огромный костер.

   -- Ты погубишь всех нас! -- донеслось ему вслед.

   Хорошо, что Крис больше не пытался его остановить, только кинул напоследок, что не собирается помогать совершать глупейший благородный поступок, и поспешил убраться подальше от места пожара, забрав с собой Даниэля.

   Этери ворвался в мастерскую. Огонь под его ладонями начал гаснуть, будто тростник на ветру пригибаясь к земле. Каким-то чудом пламя так и не коснулось девушки, она лежала в центре очерченного искрами круга и не подавала признаков жизни. Подхватив хрупкое тело, Этери выбежал на улицу, с тревогой вслушиваясь в неровное дыхание несчастной. Дождь прекратился. Редкие капли осыпались с деревьев на ее лицо, запачканное кровью и пеплом.

   Он оставил ее в парке на скамейке. Вызвал "скорую" и, дождавшись, когда тишину нарушит вой сирены, скрылся в ночи. Хотелось верить, что девчонка сумеет оправиться от пережитого и попытается все забыть. Хотя о таком, Этери знал по себе, забыть невозможно.

Глава пятая

РАЗБОРКИ В КЛАНЕ ЭЧЕДОВ

   Меня разбудило монотонное бормотание в трубку:

   -- Да, вернемся к концу недели... Нет, ты зря беспокоишься, с нами все отлично... Эрика в полном порядке, на этот раз интуиция тебя обманула, -- вдохновенно врала мама.

   По всей видимости, на другом конце провода находилась бабушка. Обладающая завидной проницательностью, в общении с близкими Тереза была в высшей степени доверчива и наивна, а уж дочери верила безоговорочно.

   Дальнейший разговор превратился в череду односложных ответов, преимущественно состоящих из "да" или "нет".

   Пока маман, отвернувшись к окну и нервно теребя шнурок жалюзи, подвергалась бабушкиному допросу, отец сидел в кресле, ссутулившись и спрятав лицо в ладонях. В этой позе было столько безнадежности, столько отчаяния, что мои собственные невзгоды вдруг стали восприниматься, как что-то незначительное и недостойное внимания.

   Папа горестно вздохнул и откинулся на спинку кресла. Вокруг потухших карих глаз пролегли синие тени, лицо осунулось и приобрело землистый оттенок, а в висках прибавилось седины. Сейчас отец, только-только справивший сорокапятилетие, напоминал старика.

   Я попыталась повернуться и окликнуть его, но застонала от боли. Ныла каждая клеточка истерзанного тела. Мама мельком глянула в мою сторону, быстро свернула разговор и, оставив мобильный на подоконнике, выбежала в коридор.

   Я проводила ее усталым взглядом, лишь на мгновение задержавшись на окружающей обстановке. Просторная больничная палата, наполненная светом уходящего дня, так контрастировала с обрывками воспоминаний, беспрестанно мелькающих в голове: лужи крови, сполохи пламени, вздымающегося к потолку; дым, заволакивающий все вокруг...

   Отец ласково коснулся моей щеки, смахнул покатившуюся слезинку и ободряюще сжал мою ладонь. Было видно, что он сам на грани и едва сдерживается, чтобы не разрыдаться.





   -- Эрика... Ты нас так напугала! -- Мне показалась или в голосе матери послышался упрек?

   Понять, что же все-таки это было, не успела, так как следом за ней в палату вошел долговязый мужчина в белом накрахмаленном халате, со стетоскопом на шее и черной папкой в руках.

   Бегло осмотрев меня и задав дюжину вопросов, на которые я упорно отвечала одно и то же -- не помню, не знаю, не понимаю -- медик осветил свою версию произошедшего: девушка отправилась в клуб, угостилась бодрящим коктейлем из экстази, мескалина и прочей дури и повеселилась от души. Правда, ночь для нее закончилась плачевно. Но ведь могло быть и хуже...

   Лекарь только диву давался, как меня угораздило, приняв убойную дозу психотропных веществ, остаться в живых. Я тоже хотела бы это знать...

   -- Вам повезло, что вовремя вызвали "неотложку". Иначе могли бы и не откачать, -- безжалостно припечатал "Айболит" и на всякий случай еще раз уточнил: -- Не помните, как очутились в парке?

   Далее вопросы пошли по второму кругу. Глядя в одну точку на потолке, я с завидным упрямством твердила о своей амнезии. Поняв, что вразумительных ответов добиться от меня не удастся, доктор обнадежил родителей, что с их непутевой дочерью все будет в порядке и был таков.

   Не успел он скрыться в коридоре, как роль дознавателя взяла на себя мама:

   -- Где ты была?! С кем?! Вся перемазана в крови! -- захлебывалась она словами.

   -- Мам, я правда ничего не помню, -- вяло отбивалась я от попыток родительницы докопаться до истины.

   Признаюсь, что меня хотела прикончить шайка психопатов, и непременно попаду на учет к душеведу. Нет уж, увольте! Со своими тараканами я как-нибудь сама разберусь.

   -- По крайней мере, как сбегала из гостиницы ты помнишь?! -- сорвалась на крик Анна. -- Мы из-за тебя чуть с ума не сошли!

   Виктор обхватил плачущую жену за плечи и ласково, но в то же время не терпящим возражений тоном произнес:

   -- Оставь ее, Рике нужно отдыхать. Успеем поговорить, -- и повел ее к выходу.

   Меня действительно вымотали расспросы. Сил хватило только на то, чтобы благодарно улыбнуться отцу, а через мгновение я снова оказалась в плену у своего кошмара.

* * *

   Когда открыла глаза, в окна больницы черным вороном билась ночь.

   Спрятавшись за ширмой, родители о чем-то возбужденно спорили. Не имея ни малейшего желания снова выслушивать мамины упреки, сделала вид, что продолжаю крепко спать.

   -- Нужно обо всем рассказать Терезе! -- как заведенный твердил отец.

   -- Об этом не может быть и речи! -- взвилась Анна. -- Хочешь заставить ее пережить то, что пережили здесь мы?!

   -- Ты видела, в каком состоянии ее нашли?! -- гневно прошипел глава семьи. -- Вдруг это...

   Но мама не дала ему закончить:

   -- Как только Эрика поправится, мы заберем ее домой и сделаем все возможное, чтобы она никогда не вспоминала ни о Словакии, ни об этой ночи. Кроме нас больше никто не узнает о случившемся!

   Отец безнадежно вздохнул. Временами Анна была упряма, как сто ослов. Если она что-то решила, то уже ничто не могло ее поколебать. Но в этот раз я целиком и полностью ее поддерживала. Признаться во всем бабушке, глядя в ее строгие и такие грустные глаза, было выше моих сил. Мама права, пусть все плохое останется в Словакии.

   Но на поверку все оказалось намного сложнее. Мысленно я постоянно возвращалась в ту ночь. Видела Камила: сначала нацелившего на меня нож, потом его труп, объятый пламенем. Интересно, что я должна была испытывать? Боль от того, что человек, которому по наивности доверилась, заманил меня в ловушку или тоску из-за его смерти? А может, радость, потому что справедливость восторжествовала? Как ни странно, но ни одно из этих чувств не объясняло мое состояние. Про любовь вообще вспоминать не хотелось, будто ее никогда и не было.