Страница 50 из 52
— Куда ехать?
— Как куда, разве вы с мсье Ролланом не в Страсбург направлялись?
— С ним — да, а с вами?
— И с нами — туда же! — довольно усмехнулся Григорий. — Часа три быстрой езды, и я приведу вас к одному уютному трактирчику, где делают славную печеночную колбасу. Просто пальчики оближешь! Вы, Софья Николаевна, любите печеночную колбасу?
— Вы опять притворяетесь, будто ничего не случилось.
— Имеете в виду небольшую стычку с неким Бернаром?
— Я имею в виду ваше намерение и впредь держать меня при себе в качестве марионетки! — яростно произнесла Соня, не трогаясь с места.
— Для начала исполните хотя бы роль хозяйки, — добродушно заметил Тредиаковский.
— Что мне для этого нужно делать?
— Убрать, например, в дорожную суму остатки нашего с вами пропитания.
— Мне убрать это? — удивилась Соня, показывая рукой на остатки пищи.
— Ну не мне же! Обычно такими делами занимаются женщины.
— Или слуги, — язвительно проговорила она.
— Или слуги, — согласился он, — но поскольку у вас служанки нет, а мой Жак не знает, что у вас за вещи и где что лежит, придется сделать все вам. Или, если хотите, оставим все здесь. Мало ли кому пригодится: не людям, так зверушкам каким…
«Еще не хватало, отдавать еду зверушкам! — думала Соня, укладывая все в дорожную сумку. — Даже жалко, что Бернар — заговорщик. Уж он-то понимал разницу между мной и собой».
«Может, ты хочешь вернуться к такому хорошему Бернару? — ехидно спросил ее внутренний голос. — И оставить этого вредного Тредиаковского?»
Впрочем, собранную сумку принял у нее из рук Жак и молча стал приторачивать к своему седлу. Григорий подошел к своему коню.
— Собирайтесь, а я пока посмотрю, в каком состоянии мой конь. Последние верст пятьдесят ему приходилось не сладко — бездушный хозяин едва его не загнал!
— Как вы думаете, Григорий Васильевич, не стоит ли мне опять переодеться в женское платье? — сказала Соня ему в спину.
— Думаю, не стоит. Вы ведь уже приноровились ездить в мужском седле, а так вам нужно будет доставать женское. И потом… к чему нам эти нескромные взгляды, лицезрение ваших парижских туалетов?
Интересно, откуда он знает про туалеты?
— Думаю, надо отдать должное мсье Роллану, он хорошо придумал с вашим переодеванием.
— Так что же это получается? — Соня даже остановилась от осенившей ее догадки. — Все эти дни мы с Бернаром скрывались от вас? Или кто-то еще меня преследовал?
Тредиаковский остановился и насмешливо посмотрел на нее: мол, наконец-то додумалась!
— Зачем же заговорщикам было вас преследовать, если тот, кому поручено было изъять у вас письмо, ехал с вами и едва свою задачу не осуществил? Стало быть, матушка, от меня вы и бежали.
25
Тредиаковский опускал перо в чернильницу, и всякий раз со стуком. Чернил было мало, и эти-то хозяин не хотел давать, держа про запас, трудно сказать, на какой случай.
Соня лежала на кровати поверх одеяла одетая и смотрела на склоненную голову Григория — он снимал копию с письма королевы Марии-Антуанетты.
А до того княжна имела счастье наблюдать, как можно вскрывать запечатанный сургучом конверт, не повреждая его, — аккуратненько, острым ножичком… С каким наслаждением она воткнула бы этот самый ножичек прямо между лопаток этому «писарю»!
Такие кровожадные мысли роились у нее в голове потому, что письмо у Сони Григорий попросту отобрал. А ежели точнее, она отдала ему сама, когда он протянул к ней руку ладонью вверх и сказал:
— Давайте-ка мне это письмо! Ну же, я жду!
Он смотрел на нее, не мигая, и Соня, сама не зная почему, беспрекословно ему подчинилась. А теперь вот лежала и злилась. На себя саму, на Тредиаковского и вообще на всех на свете. Наверное, от злости она плюнула на все правила приличия и на то, что Григорий о ней подумает, — лежала себе, и все!
Конечно, будь вместе с ними Жак, Соня не позволила бы себе так расслабиться, но Жака Тредиаковский отправил вперед — догонять карету.
Он не без основания подозревал, что ее у них могут умыкнуть, а с этой каретой у Григория были связаны свои планы. Для этих планов она была как подарок небес, тем более что его начальство во Франции оказалось не слишком щедрым, оплачивая его будущие дорожные расходы.
А Соня между тем мысленно жаловалась на судьбу — жизнь складывалась у нее вовсе не так, как она ее себе представляла. Она думала, что будет богатой, благополучной дамой, со своей каретой, слугами, а приключения будут происходить, когда она захочет и к ним как следует приготовится. И уж конечно, она не думала, что ей придется кому-нибудь подчиняться. Неизвестно кому и неизвестно зачем.
Отдала письмо королевы, которое та поручила отвезти брату… Может, в нем Мария-Антуанетта просила о помощи? Соня и сама не знала, что в нем, а Григорий не только прочел то, что ему читать было не положено, но еще и сидит, спокойно его переписывает!
Отдавая ему письмо, Соня пыталась сказать что-то. Вроде того, что читать чужие письма нехорошо.
— Нехорошо? — переспросил ее этот тайный агент. — Читать чужие письма недопустимо! Дурной тон. Воспитанный человек на такое не пойдет… По большому счету, это ведь и не письмо, а королевское послание. Иными словами, политика. Так что и незачем вам переживать!
Соня не сразу поняла, что ее начальник над нею просто издевается. Так и дала бы ему по голове!
А тот наконец переписывание закончил, аккуратно вложил письмо в конверт, подержал его над свечой, что-то подправил кончиком ножа и отдал его Софье.
— Возьмите ваше письмо, Софья Николаевна, ничего с ним не сделалось. Не понимаю, что вы так нервничали? В конце концов, вы не француженка. Радовались бы, что благодаря вам… и мне наша императрица узнает кое-какие французские секреты, и, возможно, они послужат на пользу нашей великой державе… Или вы не хотите способствовать ее процветанию?
— Мне… способствовать процветанию родины? — от удивления Соня даже приподнялась и села на кровати. — Перечитывая чужие письма?
— Господи, как же мне с вами трудно! — Григорий откинулся на стуле и посмотрел на нее. — Хорошо, попробую объяснить. Когда вы предлагали мне ваши услуги, что вы собирались делать?
— Ну… я не знаю. Наверное, собирать сведения, наблюдать и обобщать свои наблюдения.
— А как вы хотели свои сведения собирать? Смелее, вы же не могли не думать об этом.
Соня наморщила лоб, но никакие дельные мысли на ум не шли. Может, работать курьером? Но что это за курьер, который не может защитить от других заинтересованных лиц доверенное ему послание? Да и какой это тайный агент? Курьер — он и есть курьер.
— Может, общаться с нужными людьми, вызывать их на разговор или слушать, что говорят другие…
— Та-ак! Значит, читать чужие письма плохо, а подслушивать чужие разговоры — хорошо? Какая у вас, Софья Николаевна, странная мораль! Решили бы уж наконец, чего вы хотите и какому богу молитесь.
— Разве мы молимся не одному богу?
— Вот. Это мне уже нравится. Служим одной державе. А то, что мы окажем небольшую услугу французской королеве, так это же между делом.
— А какое у нас с вами дело?
— Для начала — добраться до Вены и посмотреть, что к чему. Каково настроение у эрцгерцога, какие планы.
Она изумленно посмотрела на Григория.
— Вы говорите об этом так, будто получить аудиенцию у эрцгерцога для вас ничего не стоит.
— Понятное дело. Ведь у нас есть своего рода пропуск — письмо его сестры.
Ах да, Соня совсем об этом забыла! Григорий поднялся, повел плечами и, широко зевнув, перекрестился.
— Ну вот, все дела сделаны, пора и на боковую! Он взялся было за пуговицы, но посмотрел на сидящую Соню и делано удивился:
— А вы, ваше сиятельство, спать не намерены?
— Намерена! — огрызнулась Соня. — Но что-то я не вижу, чтобы вы себе постель готовили. Не собираетесь же вы спать рядом со мной на одной постели?