Страница 17 из 20
- Поясните, пожалуйста, товарищ Тамбовцев? - тихо сказал Сталин. - что именно вы бы посоветовали сделать в первую очередь?
Я кивнул, - Например, нам известно, что сейчас в Быховской тюрьме за участие в мятеже находятся под стражей генералы Корнилов, Деникин, Алексеев. В нашей истории сразу же после октябрьских событий главковерх генерал Духонин своим приказом освободил их из тюрьмы, после чего генералы бежали на Дон, где и стали лидерами Белого движения. Позднее солдаты линчевали генерала Духонина. Потом даже такое циничное выражение появилось - "отправить в штаб Духонина", что означало - расстрелять.
- Николай Михайлович, - Сталин внимательно меня слушавший, посмотрел на генерала Потапова, - вы не могли бы распорядиться, чтобы указанных генералов срочно этапировали в Петроград. Самосудов в любом виде мы не можем допускать.
- Товарищ Сталин, - сказал я, - с генералом Деникиным мне очень хотелось бы поговорить по душам. Неоднозначный человек. А с Корниловым неплохо было бы побеседовать коллегам Николая Михайловича. Уж очень из его дел торчат британские уши. Да и Духонина бы неплохо заранее заменить кем-нибудь, кому можно было бы доверять. Например, Генерального штаба генерал-майором Новицким Федором Федоровичем, командующим 82-й пехотной дивизии. А Духонин - хороший штабник, я думаю, что в Петрограде для него найдется работа.
- Хорошо, товарищ Тамбовцев, - сказал Сталин, - у вас есть еще что-нибудь?
Немного подумав, я сказал, - Сейчас, товарищ Сталин, надо срочно вызвать из Шуи в Петроград товарища Фрунзе. Поверьте мне, этот человек - настоящий полководец-самородок. После того, как большевики возьмут власть, главковерхом должен стать не генерал, а человек из народа, большевик. Фрунзе с этой ролью наверняка справится. А генерал Новицкий поможет товарищу Фрунзе побыстрее войти в курс дела. Я думаю, что они сработаются. Во всяком случае, в нашей истории они прекрасно ладили, и довольно успешно руководили боевыми действиями на Восточном и Туркестанском фронтах.
А вам, товарищ Сталин, желательно кроме премьерских обязанностей, принять на себя и обязанности военного министра. Или, лучше, комиссара. Мы знаем, вы справитесь.
- Сталин в ответ только крякнул, а я продолжил, - В день "Д" из стотысячного гарнизона Петрограда за Керенского вступятся лишь считанные единицы. По нашим данным, в той истории за неделю до начала вооруженного восстания в поддержку большевиков выступили Егерский, Гренадерский, Московский, Волынский, Павловский, Кексгольмский, Семеновский, Финляндский, Измайловский, Преображенский полки.
К тому же, насколько я помню, из Кронштадта и Гельсингфорса прибудет большой отряд моряков, которых, как огня боятся тыловые крысы из запасных полков.Сюда же плюсуем Красную гвардию. Противостоят же большевикам лишь юнкерские училища, да, и то не все.
Проблем с нехваткой сил у большевиков нет, не было и не будет. Нашим людям в Петрограде останется быть лишь статистами, и наблюдать со стороны за свержением власти Керенского. А вот как пройдет передача власти по всей России?
Вы знаете, что по всей Руси великой уже расплодилось неимоверное количество сепаратистов, которые, пользуясь тем, что "Главноуговаривающий" Керенский, как правитель, абсолютно импотентен, поспешили провозгласить на местах свои "республики", "княжества" и "ханства". Придется им прочищать мозги. И порой, весьма болезненным способом.
- Да, товарищ Тамбовацев, - сказал Сталин, - задача перед нашей партией стоит весьма сложная. Тем более что, для вас - это не секрет,- сама партия - довольно рыхлый конгломерат революционеров самых разных взглядов и течений. Пока единства мы добивались тем, что против нас был общий враг. А что произойдет, если он исчезнет?
- Иосиф Виссарионович, - сказал я, - в условиях революции и формирования новых органов власти партия на первых порах станет чем-то вроде самостоятельного органа власти. Зачастую многие вопросы будет куда проще решить внутри партийной организации. Как у нас говорили: партия стала "Коллективным руководителем". Естественно, к ней примажутся не только те, кто имеет свои взгляды на строительство социализма в России, но и откровенные карьеристы и рвачи. Вот они-то и являются самой большой опасностью для правящей партии...
В этот момент Вадим, сидевший на приеме в наушниках, поднял голову, - Сообщение "Деду" от "Третьего". "Птица" вылетела, груз с ней.
- Так, - сказал я, посмотрев на часы, - Без пятнадцати двенадцать. Товарищи, давайте пока закончим этот разговор. Вертолет уже в пути, так что Николай Михайлович, мы ждем грузовичок, потому что скоро нам надо отправляться на встречу "посылки" от адмирала Ларионова. А ведь перед этим нужно еще заехать за генералом Бонч-Бруевичем.
- Кстати, товарищ Сталин, - спросил я, - Дзержинский уже вышел из Смольного?
- Да, товарищ Тамбовцев, - ответил Сталин, - по телефону мне сообщили, что он вышел минут десять назад, так что он должен быть уже на подходе.
Генерал Потапов вышел к телефону и, вернувшись через несколько минут, сообщил, что минут через десять грузовик выедет из гаража. Время, что называется, пошло.
12.10. (29.09.) 1917 года. 07:55 Балтика. Северо-восточный берег острова Эзель. Борт русского гидросамолета М-15. Летчик 2-го авиаотряда Балтийского флота подпоручик Телепнев.
Доживу до ста лет, но никогда не забуду этот день. Хотя начинался он вроде бы как обычно. С утра, эти черти полосатые, наши командиры, опять не дали мне поспать! Прибежал дневальный, растолкал, сказав, что меня срочно требует к себе командир авиаотряда, штабс-капитан Вавилов.
А все это из-за того, что наша станция гидросамолетов на Кильконде находится на самом опасном направлении, и случись германский десант - авиаотряд со всей нашей дюжиной аппаратов окажется на пути их главных сил.
Мы все это прекрасно понимаем, и на судьбу не сетуем, да и от противника не прячемся. Летчики у нас еще те. Ведь не секрет, что когда закончились добровольцы, желавшие стать авиаторами, в летные части Российской армии и флота стали отправлять самых отчаянных офицеров, у кого были серьезные проблемы с начальством.
В общем, я быстро оделся, разбудил своего летнаба, прапорщика Сергеева, и мы быстро пошли к своему аппарату. Наша летающая лодка М-15, с надписью "Глагол" на борту, была уже спущена на воду. Механик доложил, что аппарат заправлен горючим, а диски к пулемету "Льюис" набиты патронами. Мы с летнабом заняли свои места, прижавшись друг к другу плечами, словно молодожены на свадьбе. Механик раскрутил винт, я включил зажигание, мотор "Испано-Сюиза" сначала чихнул, потом взревел, выплевывая дым из патрубков, и мы, рассекая свинцовые воды Балтики, пошли на взлет.
Лететь пришлось в низкой дымке, прямо над самой водой. Еще на подходе к бухте Тагалахт, потянуло гарью. В самом горле залива мы увидели жуткое зрелище. Весь залив был забит обломками, полузатопленными транспортами. Кое-где из воды торчали мачты, а кое-где, наоборот, ржавые днища перевернутых судов. Несколько кораблей, в том числе и один крейсер горели, выбрасывая в воздух черные клубы дыма. Особо впечатлял накренившийся и наполовину притопленный корпус дредноута, выбросившегося на мель недалеко от берега. Стволы огромных орудий уткнулись в воду.
И самое главное, трупы, трупы, трупы, они покрывали поверхность воды, словно стайка мальков салаки, всплывших после разрыва в воде бомбы. На берегу мы увидели пленных германцев, стоявших под охраной наших матросов и солдат.
Выжившие немцы на немногих уцелевших баржах и баркасах, увидев у себя над головой самолет с эмблемами русской военной авиации, в ужасе начинали метаться по палубам, потом падали ничком, закрывая голову руками. Никто и не думал о том, чтобы открыть огонь по нашему самолету, летящему на небольшой высоте. Не спеша мы сделали круг над бухтой Тагалахт, и, покачав крыльями над батареей на мысе Хунденсорт, повернули вдоль берега в сторону острова Даго. Надо было проверить береговую линию вплоть до пролива Солоэзунд.