Страница 9 из 10
— Я вроде бы не полностью ухватил суть во всех ее аспектах, если ты понимаешь, о чем я, — сказал он. — Я хочу сказать, ну, для начала, почему твоя юная жизнь исполнится счастьем, если я окажу гостеприимство этому твоему змею?
— Он не мой. Он мадам Брудовской. Ты, конечно, про нее слышал?
— Что да, то да. Наподобие эстрадной Женщины со Змеей или что-то в этом духе, а? Принадлежит к этому биологическому виду или там отряду, верно?
— Примерно, но не совсем. Она ведущая исполнительница классических трагедий на всех подмостках цивилизованного мира.
- Абсолютно! Вспомнил, вспомнил. Моя жена однажды потащила меня на ее представление. Помню до мельчайших подробностей. Она запихнула меня в первый ряд партера, прежде чем я понял, во что вляпался, а потом было уже поздно. Вроде бы я читал в какой-то газете, что у нее есть любимица, змея, которую ей подарил какой-то русский князь, а?
— Именно это впечатление, — сказал Шеррифф, — я и намеревался создать, когда послал мою заметку в газеты. Я ее пресс-агент. Собственно говоря, Питера — его имя Питер, потому что вообще-то он змей — я самолично приобрел в Ист-Сайде. Животные — вот лучшие друзья пресс-агента, как я абсолютно убежден. И почти всегда достигаю с ними отличных результатов. Но ее милость у меня как камень на шее. Скован по рукам и ногам, как говорится. Ты можешь даже сказать, что мой гений подавлен. Или, если предпочтешь, придушен.
— Как скажешь, — вежливо согласился Арчи. — Но каким образом? Почему твой, как его там, как ты его назвал?
— Она держит меня на коротком поводке. Все с перчиком мне воспрещается. Уж не знаю, сколько потрясных трюков я предлагал, и всякий раз она их отвергала на том основании, что подобное ниже достоинства артистки ее положения. Как тут развернуться? И я решил облагодетельствовать ее тайно. Я украду ее змеюку.
— Украдешь? В смысле слямзишь?
— Да. Настоящая газетная сенсация, сечешь? Она очень привязалась к Питеру. Он ее фетиш. По-моему, она внушила себе, что история с русским князем — чистейшая правда. Если я сумею его увести и спрятать на сутки-другие, все остальное она сделает сама. Поднимет такой шум, что газеты ни о чем другом писать не будут.
— Понял.
— Вообще-то любая нормальная женщина от души сотрудничала бы со мной, но только не ее милость. Заявит, что это пошло, унизительно, и не пожалеет всяких других слов. Значит, кража должна быть настоящей, а если я на ней попадусь, то потеряю работу. Вот тут-то и начинается твоя роль.
— Но куда я запрячу милую старую рептилию?
— Да куда угодно. Просверли дырочки в шляпной картонке и запихни его туда. Он составит тебе компанию.
— В этом что-то есть. Моя жена сейчас в отъезде, и по вечерам бывает тоскливо.
— С Питером рядом ты тосковать не будешь. Отличный парень. Всегда бурлит веселостью. Такой живчик!
— А он не кусается, не жалит, или как-нибудь еще в том же духе?
— Ну, в том же духе не исключено. Зависит от погоды. А вообще он безобиден, как канарейка.
— Чертовски опасные твари, то есть канарейки, — сказал Арчи с сомнением. — Они клюются.
— Не отступай! — взмолился пресс-агент.
— Ну ладно. Я его возьму. Да, кстати, в смысле пожевать и выпить. Чем мне его кормить?
— Да чем хочешь. Хлеб с молоком, или какой-нибудь фрукт, или яйцо всмятку, или собачьи галеты, или муравьиные яйца. Ну, понимаешь, что ешь сам, тем его и угости. Так я крайне тебе обязан за твое гостеприимство. Как-нибудь отплачу тебе тем же. А теперь мне пора — надо заняться практической стороной этого дела. Кстати, ее милость тоже живет в «Космополисе». Очень удачно. Ну, будь здоров. До скорого свидания.
Арчи остался один, и его вдруг начали одолевать серьезные сомнения. Он поддался магнетизму мистера Шерриффа, но теперь, когда эта гипнотическая личность удалилась, он спросил себя, разумно ли с его стороны симпатизировать такому плану и содействовать ему. В близких отношениях со змеями он никогда прежде не был, но в детстве держал шелковичных червей, доставлявших ему чертовски много хлопот и неприятностей. Заползали в салат и вообще. Что-то словно предупреждало его трубным гласом, что он напрашивается на черт знает что, однако он дал слово, и деваться было некуда.
Арчи закурил очередную сигарету и неторопливо вышел на Пятую авеню. Его обычно гладкий лоб наморщился от дурных предчувствий. Вопреки панегирикам, которые Шеррифф пропел Питеру, его сомнения возросли. Пусть Питер и отличный парень, каким его отрекомендовал пресс-агент, но будет ли благим делом вторжение даже самого дружелюбного и обаятельного из змеев в его маленький Райский Сад на пятом этаже «Космополиса»? Тем не менее…
— Моффам! Дорогой мой!
Голос, прозвучавший у него над ухом из-за спины, отвлек Арчи от размышлений. Причем отвлек настолько эффективно, что он подпрыгнул на целый дюйм и прикусил язык. Повернувшись на своей оси, он увидел перед собой джентльмена средних лет с лошадиным лицом. Джентльмен этот был одет явно в стиле Старого Света. Костюм английского покроя. Висячие усы с проседью в тон котелку, приплюснутому сверху, — но кто мы такие, чтобы судить его?
— Арчи Моффам! Я все утро вас разыскивал.
Теперь Арчи его узнал. Он не видел генерала Маннистера уже несколько лет — собственно говоря, с тех дней, когда встречался с ним в доме юного лорда Сиклифа, приходившегося генералу племянником. Арчи учился с Сиклифом в Итоне, а также в Оксфорде и часто посещал его в дни каникул.
— Приветик, генерал! Наше вам, наше вам! Что привело вас на эти берега?
— Выберемся из толпы, мой мальчик. — Генерал Маннистер увлек Арчи в переулок. — Так-то лучше. — Он прокашлялся, точно от смущения. — Я приехал сюда с Сиклифом, — сказал он наконец.
— Милый старикан Окоселый здесь? Ого-го-го! Лучше некуда!
Генерал Маннистер, казалось, не разделял его энтузиазма. Он выглядел как лощадь, лелеющая тайную печаль. И кашлянул три раза, как лошадь, которая вдобавок к тайной печали страдает еще и астмой.
— Вы найдете Сиклифа изменившимся, — сказал он. — Как давно вы с ним не виделись?
Арчи прикинул.
— Меня демобилизовали год назад. За год до этого я видел его в Париже. У старичка в ноге засел осколок шрапнели или что-то вроде, верно? Во всяком случае, его отправили домой.
— Нога у него зажила совершенно. Но к несчастью, вынужденное безделье привело к катастрофическим результатам. Вы, без сомнения, помните, что Сиклиф всегда был склонен… имел слабость к… фамильный порок…
— Наклюкивался, вы об этом? Перебирал? Лакал, что покрепче, и все такое прочее, а?
— Вот именно.
Арчи кивнул:
— Милый старина Окоселый всегда имел склонность к заздравным кубкам. Помнится, когда я встретился с ним в Париже, он сильно налакался.
— Вот именно. И с сожалением должен сказать, что слабость эта еще усилилась с тех пор, как он вернулся с войны. Моя бедная сестра крайне встревожена. Так что, короче говоря, я убедил его поехать со мной в Америку. Я сейчас атташе при британском посольстве в Вашингтоне, знаете ли.
— Неужели?
— Я хотел, чтобы Сиклиф остался со мной в Вашингтоне, но он ни о чем, кроме Нью-Йорка, и слышать не хочет. Он подчеркнул, что от одной мысли о том, чтобы жить в Вашингтоне, его… как он выразился?
— Корежит?
— Корежит. Совершенно верно.
— Но зачем вообще было везти его в Америку?
— Введение достохвального «сухого закона» превратило Америку (на мой взгляд) в идеальное место для молодого человека с его склонностями. — Генерал поглядел на часы. — Так удачно, что я повстречал вас, мой дорогой. Через час я уезжаю в Вашингтон, а мне надо еще уложить вещи. Я хочу поручить бедного Сиклифа вам на то время, пока меня тут не будет.
— Послушайте, это как же?
— Вы присмотрите за ним. Из надежных источников я узнал, что даже теперь в Нью-Йорке есть места, где целеустремленный молодой человек может найти… э… напитки, и я был бы бесконечно обязан… а моя бедная сестра была бы бесконечно благодарна, если бы вы присмотрели за ним. — Генерал махнул такси. — С сегодняшнего вечера я поселил Сиклифа в «Космополисе». Я уверен, вы сделаете все, что в ваших силах. До свидания, мой мальчик, до свидания.