Страница 4 из 13
– Он, конечно, извиняется, – прогудел Мзареулов, по голосу его было понятно, что он внутренне улыбнулся.
– Почему дорожек именно три? Вы же снимаете по меньшей мере тысячу показателей, или я не прав? – спросил густым басом Желобов.
– Общее количество измеряемых величин ближе к четырем тысячам пятидесяти с хвостиком, генерал, но мы сводим их всего к восьмидесяти одному показателю, которые в некоторых случаях, вот как сейчас, удобнее свести к трем диаграммам, чтобы отметить особенности трех основных машинных блоков, работающих по схемам наших курсантов, – конфузора, анимала и диффузора. Если вы не против, конечно.
– Не все понимают тут вашу терминологию, – прогудел генерал Желобов, – поясните.
– Согласно необходимости воздействовать на пси-глюонные резонаторы, для полного эффекта антигравитации необходимо действие трех пси-сигналов. Конфузор – это пси-сигнал, или человек, если угодно, который контролирует общие усилия и приводит в действие, так сказать, системы управления. Это командир, для нашего экипажа – Геннадий Костомаров. Суггестором, или, по-другому, анималом – главным источником энергии и общего действия – в экипаже служит Гюльнара Сабирова, про нее могу добавить, что предела ее возможностям мы пока не нашли, она очень… в своем роде – талантлива.
Гюльнара, хоть и была предельно усталой, залилась румянцем.
– Диффузором является Тойво Хотимаяс, в его обязанности входит работа с резонаторами по воздействию на среду и, собственно, удерживание эффекта антигравитации. Мы подозреваем, что вся эта вполне слаженная в работе троица, ввиду личностых особенностей одаренности каждого, и создала… Они создали… – Мира запнулась, такой ее еще никто не видел, – ситуацию, которую мы наблюдали в рассматриваемом случае.
– Значит, считать виновником казуса следует диффузора? – спросил Никита Павлович Масляков. Мзареулов поморщился.
– Считать следует всех, потому что все трое представляют собой весьма сработанный экипаж, и каждый из них не может обойтись без других членов команды.
– Ничего не понял, – оповестил всех генерал.
– Продолжайте, Мира, – высказался Мзареулов.
– Машина исчезла, перестала физически присутствовать в нашем… пространстве. Но сигналы от нее поступали так, словно она находилась там, где ей и положено находиться. Сигналы, как вы можете видеть на кривых, самые что ни на есть стандартные, и антиграв, вернее, его полный имитатор – тоже самый стандартный. Это же был учебный забег, не самый сложный, должна заметить.
– Все стандартно, а машина с экипажем исчезла? – кажется, Венциславский попробовал добавить в свой тон сарказма.
– Именно. Если бы мне показали эти кривые без объяснения того, что произошло в действительности, я бы не нашла в них ровным счетом ничего экстраординарного. – В этом Мира была не вполне права, но она выбрала такую тактику на случай, если их группу инженеров и техников обвинят в какой-либо ошибке.
Начальство слегка заволновалось. Собственно, они тоже ничего не понимали, они даже не знали, как на это реагировать. Вот это, кажется, и сделалось у них главным вопросом, проблемой, которая выкристаллизовалась едва ли не более наглядно, чем вырастает кусок соли в стакане перенасыщенного раствора. Наконец, Венциславский спросил:
– Почему у других не было ничего подобного? А здесь – произошло?..
– Причиной может оказаться странный, уникальный в своих свойствах состав экипажа. – Мира помедлила. – То есть чуть иные, чем принято, сочетания пси-энергий. И может быть, но совсем необязательно, чуть усиленные возможности силовых установок, собственно, мы сняли с них ограничения, ведь для этого экипажа это был последний, едва ли не контрольный тест. Если бы они справились с ним, их бы, скорее всего, на следующей неделе уже отправили служить в действующий космофлот.
– Так что же это такое было? – снова спросил Мзареулов, кажется, досыта пресытившись этим необязательным трепом. Его, в отличие от многих прочих, действительно интересовало само событие, а не мнения о нем мало что понимающих начальничков.
– Может, другие пространства?
– Кто сказал? Ага, это вы, Вересаев. Что вы еще думаете?
– Встаньте, Вересаев, – на весь зал прошипел Масляков, хотя все прочие до сих пор высказывались, не поднимаясь с места, кроме Миры, да и той нужен был пульт для экрана.
Ромка нехотя поднялся. Внешне он выглядел довольно непрезентабельно – высокий, тощий, какой-то неуверенный, с чрезмерно длинным носом, но с быстрым и ясным взглядом. Поговаривали, что его уже раза два собирались уволить из школы за то, что он всегда старался остаться в тени. И являясь начальником группы техподдержки, легко и без борьбы, едва ли не с удовольствием, отдавал свои обязанности по официальным представительствам всякому другому, как переложил и этот доклад на Колбри, хотя говорить должен был как раз он, а не она.
– У нас было слишком мало времени, чтобы серьезно обдумать ситуацию, – промямлил он. – Мне представляется, что нужно не рассматривать случившееся как некую ошибку, некий казус, а с самого начала отнестись к произошедшему очень серьезно. Нужно изучать все данные, которые мы получили по прибористике, и конечно же, выдвигать и отрабатывать версии случившегося.
– А точнее, – потребовал Мзареулов.
– Вы хотите услышать мою гипотезу? Извольте, мы случайно открыли нечто такое, чего еще никогда не было. А если совсем честно, то… Подобное бывает только в сказках. – И Роман сел.
– Очень информативно, – брякнул генерал. – И что же мы открыли, молодой человек?
– Многомерность нашего мира, генерал. По иным математическим исчислениям возникают предположения, что у нас имеются еще одиннадцать или двенадцать дополнительных измерений, а мы, в силу нашей ограниченности, улавливаем только данную в ощущениях трехмерность плюс время. Есть подозрения, также в сугубо математическом выражении, что мерностей этих еще больше, но и так, если сложить, получается по меньшей мере – «шашнадцать», – он так и назвал эту последнюю цифру на детско-издевательский манер. – Что касается данных о той среде, о том измерении, куда попали наши ребята… Можно предположить, допустим, что они открыли Чистилище.
– Какое-такое допустим-чистилище?.. – начал было Венциславский.
– Чистилище? – удивился вслух генерал. – А где же тогда ад, рай? Или что там еще есть?
– Круги ада, – нехотя выговорил Вересаев с таким видом, будто ему наскучило разговаривать с начальством, вернее, с таким начальством. – И, по-видимому, этажи рая. – В наступившей мертвой тишине было слышно, как громко он вздохнул. Вздох этот потребовал от него подходящего завершения разговора. И он закончил: – Вот чтобы попасть туда снова, и следует теперь хорошенько подумать.
4
Роман больше недели провозился с изучением кривых с самописцев того памятного «полета», как это по-прежнему называлось в школе, хотя должно было уже называться как-то иначе, например изчезновение или проваливание. И в результате, как ему показалось, что-то придумал и предложил переоборудовать трехместный антиграв под четыре разные пси-функции. После этого новую машину стали переделывать под его смутную идею, на что начальство согласилось со скрипом, но все же… В общем – согласилось.
Миру от них убрали, или она сама ушла, создала, так сказать, собственную группу. Конечно, никто бы такого своевольничанья от нее не потерпел, но за нее вступилась, и самым сильным образом, Анита Келлерман, как-никак, а были они амершами, соотечественницами, да еще и на чужой для них, Русской земле. Так или иначе, Миру забрали. Вначале Мира и Анита потребовали себе еще и Шустермана, но тот определенно выражал желание оставаться в группе Вересаева и некоторое время разрывался между двумя очень разнобойными, несвязанными схемами работы обеих групп.
Потом произошел маленький скандальчик, так как Шустерман аккуратно докладывал Ромке, что и как делает иная группа, естественно, в самых точных подробностях. Анита и за ней Мира поругались у начальства, но Вересаева особенно строго за это терзать не стали. Может, Мзареулов защитил, а может, даже генерал Желобов, все же он был военным человеком, а у тех с амерами всегда возникала подсознательная соревновательность. И Мире, чтобы ее успокоить, позволили вызывать какого-то отчаянного японца, известного в своей области спеца, за огромные, по меркам школы, деньги, который, как выяснилось, неплохо владел русским языком.